Владислав Крапивин - Портфель капитана Румба
Не было Кукунды!
Может быть, пуговица не действует потому, что мокрая? Гвоздик жарко и отчаянно подышал на нее. Стал тереть опять.
Нет…
Наверно, сигнал вызова был слышен Кукунде лишь на небольшом расстоянии, в пределах парохода. И сейчас Джон Кукунда, эсквайр, профессор Башкампудри небось развлекает фокусами ахающих дам, а о Гвоздике думать забыл!
А может быть… нет, не может… но все-таки… Вдруг это нарочно! Не стало Гвоздика – и джинн свободен от неволи! Я, мол, ничего не слышал, виноватых нет…
Гвоздик отпустил пуговицу, всхлипнул. Посмотрел сквозь мокрые ресницы вверх. Небо стало звездным. Скоро взойдет луна, а пока бесконечные созвездия выстраивали над Гвоздиком сверкающие этажи Вселенной. Их искрящийся свет лучисто вспыхивал и рассыпался среди слезинок…
Сейчас звезды не радовали, не манили Гвоздика. Они были равнодушные и чудовищно далекие…
И впервые мальчик Гвоздик ощутил, что такое безнадежное, последнее одиночество… Он отчаянно, протестующе вскрикнул. Но горло горело от морской соли, и раздался только хрип… Да и какой смысл кричать, если ты в мире совершенно один? Кому кричать? Себе? Богу? "Может, это потому случилось, что я не любил молиться и ленился ходить в церковь?.. Господи, прости и помилуй… Нет, теперь уже поздно…"
Почему-то вдруг представилось, как два его башмака медленно опускаются в толще беспросветной воды. Наверно, они уже далеко от поверхности… И сам он скоро будет вот так же… "А может, их уже с налета ухватила в зубастую пасть акула? Как башмак Боба Кривой Пятки… Нехорошо, что я ему так и не признался… Акула сцапала этот ботинок и перекусила линь…"
Сколько здесь этих чудовищ, в бесконечном океане, где до ближайшего берега, до мыса Доброй Надежды, больше тысячи миль! И в любую минуту чудовище может с маху разорвать его, Гвоздика, пополам!.. Нет, лучше уж потонуть. Но и тонуть не хочется… Боже мой, так все было хорошо! И плавания, и приключения, и клад, и друзья… И Маа… И вдруг – единым махом!.. То, что говорил Кукунда о бессмертии человеческого "я", теперь ничуть не утешало Гвоздика. Тем более что оказался Кукунда изменником и болтуном.
Гвоздик вновь протестующе забарахтался, вода забурлила вокруг… А когда он обессиленно затих, поняв, что надо привыкать к смерти, бурление воды не исчезло совсем. Отдаленное воркование струи слышалось в загустевшем воздухе… А может, в ушах шумит? Или… это режет воду акулий плавник? Акулы охотятся ночью? Гвоздик дернулся, глянул в сторону шума…
Совсем недалеко – смутно белея в свете звезд, переливаясь разноцветными каплями бортовых огоньков – двигалась на Гвоздика парусная громада. Гвоздик опять хрипло закричал, закашлял, вскидывая руки, погружаясь с головой и выскакивая снова… Но кто его услышит, кто увидит в темноте?.. Однако спасительная мысль встряхнула Гвоздика радостной надеждой: свисток-то с ним! Не потерялся!
Барахтаясь, Гвоздик выковырял ракушку из кармана. Толчком выдул из нее воду. Опять надул щеки. И резкий, печальный, очень громкий свист понесся в ночи. Еще… Еще…
Парусник, шелестя и бурля, прошел совсем рядом. И стал уходить… Что же это? Куда вы?
И вдруг часто, с резкой силой, загремел корабельный колокол, засвистела боцманская дудка. Громкий голос закричал команды. Вспыхнул белый луч, заметался по воде, ударил в Гвоздика слепящей звездой. Громада корабля с креном разворачивалась, обезветривая паруса. Но Гвоздик, полуослепший от прожектора, уже не видел этого. Он только дул, дул в маленькую раковину. И сколько времени это длилось – непонятно… Плеск весел раздался совсем рядом. Крепкие и такие надежные – до обморочного счастья надежные! – пальцы ухватили Гвоздика за матроску, за локти, за бока, вытянули из воды…
– Ваше благородие, побачьте, то ж хлопчик!..
И по-английски молодой радостный голос:
– Мальчик, ты откуда? Ты можешь говорить?
– Могу… – и закашлялся опять. – С "Новой Голландии"… Я упал…
– Навались, ребята! – И вельбот дернулся так, что Гвоздика качнуло на грудь офицеру – тот прямо поверх мокрой одежды закутывал мальчишку в свой белый китель…
На борт Гвоздика подняли на руках. Но там, на палубе, он попросил:
– Пустите, пожалуйста, я сам…
С мостика спускался офицер с окладистой русой бородой. Ярко светил фонарь.
– Нашли? Слава Создателю… Ты откуда, мальчик? Давно в воде? Как ты себя чувствуешь?..
– Господин капитан… – через силу сказал Гвоздик. – Господин Аполлон… Филип-по-вич… Вы меня не помните?.. "Долбленая тыква", в Гульстауне…
Капитан стремительно присел на корточки:
– Гвоздик!.. Чудеса твои, Господи! Тесен океан…
Над капитаном, на парусиновом обвесе мостика, чернели буквы: "KRECHET". "КРЕЧЕТЪ" – было написано на спасательном круге…
Гвоздик быстро качнулся к капитану Гущину-Безбородько, прижался к нему и заплакал…
2. На корабле спасителей. – Как Нус-Прошус выбрался с острова. – Тревога на пароходе. – Радость и праздник. – Разоблачение негодяя. – Сон…
Сначала Гвоздик попал в решительные руки веселого толстяка Петра Петровича – корабельного доктора. Тот окунул "пойманную рыбку" в горячую ванну, растер, напоил чем-то горьким и сказал наконец, что "ничего страшного, дыхание вечности еще не успело коснуться этого сорванца…" Вообще-то оно успело коснуться Гвоздика. Но сейчас он ожил и уже не чуял ни страха, ни слабости, только счастливое возбуждение.
Через полчаса он, одетый в костюм российского матроса – в подвернутых штанах и в рубахе почти до пят – сидел в командирской каюте, глотал из кружки горячее какао и, перескакивая от события к событию, рассказывал о своих приключениях.
– Каков негодяй! – воскликнул капитан Гущин-Безбородько, услыхав, как Нус-Прошус выбросил Гвоздика с парохода. – А мы-то еще помогали этому разбойнику! Ах, кабы знать!..
Оказалось, что именно "Кречет" доставил господина Шпицназе в Австралию. Российский военный клипер зашел на Нукануку через неделю после отплытия плота. А Нус, оказывается, никуда с острова не уплывал, прятался в джунглях. Он явился на клипер, поведал грустную историю, как был смыт с яхты и попал на Нукануку, как туземцы преследовали его и подвергали пыткам. И умолял забрать его с этого ужасного острова. Моряки отнеслись к рассказу "несчастного" без доверия. Туземцы были добрые люди, а этот хнычущий тип смахивал на проходимца. Однако помогать попавшим в беду – долг моряков и всех христиан. Одели, покормили, взяли беднягу на корабль. Даже денег для него собрали среди офицеров… Достигнув Австралии, "Кречет" бросил якорь сперва не в Сиднее, а в небольшом порту Грэфтоне, где были ремонтные доки. Коварный Нус от Грэфтона до Сиднея добрался, скорее всего, по суше, на почтовом дилижансе, и под чужим именем проник на "Новую Голландию"…
– Ах, кабы знать! – повторил Гущин-Безбородько. – Ну ничего, никуда он от правосудия не денется!
В дверь заглянул молодой лейтенант, который выудил Гвоздика из Индийского океана.
– Аполлон Филиппович! Мы тоже послушать хотим. Позвольте гостя в кают-компанию, а?
– Да вы его замучаете вопросами!
– Что вы! Мы деликатно, в меру… Там уже все собрались.
– Тогда и меня приглашайте.
– Милости просим!..
Тут надо заметить, что командир корабля не считал возможным появляться в кают-компании без приглашения офицеров – таков был обычай…
Гвоздика усадили в кресло, и он, тающий от безопасности, от счастья неожиданного спасения, снова и снова говорил о портфеле Ботончито, о Нукануке, о мерзком Нус-Прошусе…
"Кречет" пришел в Сидней через день после отплытия "Новой Голландии", и офицеры, конечно, читали в газетах о приключениях Гвоздика. И Аполлон Филиппович рассказывал, что знает мальчишку и что даже в свое время наградил его нынешним именем, значит, Гвоздик – все равно что его крестник. Но кто мог подумать, что события получат такое продолжение!..
Кстати, никто особенно не удивился рассказу Гвоздика о корабельных гномах. Аполлон Филиппович даже сказал, что в трюме "Кречета" тоже обитает представитель этого племени, только он очень стеснительный и редко показывается наверху…
А пока шла беседа, "Кречет", разведя в помощь парусам пары, мчался в том направлении, куда ушла "Новая Голландия". Курс-то был известен – мыс Доброй Надежды. Каждые пять минут бухала на палубе сигнальная пушка.
И наконец близко к полуночи, когда у Гвоздика совсем уже слипались глаза, в кают-компанию просунул голову матрос.
– Ваше высокоблагородие! Кажись, ихний пароход!
– Догоняем? – вскочил Аполлон Филиппович.
– Никак нет! Навстречу прут и сигналят по-всякому!
Гвоздик бросился к выходу.
– Стоп, юнга, – засмеялся капитан. – Куда ты в таком наряде? Распугаешь всех пассажиров!
