Милош Кратохвил - Удивительные приключения Яна Корнела
Наш народ, истекающий кровью и ослабевший в самом начале этой многолетней бойни, уже не имеет достаточно сильного голоса, чтобы кто-нибудь услыхал его.
Мы были нужны немецким протестантским князьям, когда вместе с ними боролись против императора, были нужны шведам, когда наши сыновья сражались и проливали кровь в их рядах; теперь же война закончилась и все они хотят смахнуть нас, как репейник, прицепившийся к их камзолам. С чудовищной алчностью они разделили государство, изгнали из него императорскую власть и стремятся утвердить там свое владычество, — князь рядом с князем, герцог подле герцога. Шведы на Балтике и французы на Рейне широко разевают рты, чтобы проглотить как можно больший кусочек.
Разве кто-нибудь вспомнит теперь о нашей бедной стране, которая вынесла всю тяжесть великого нашествия? Пока мы были нужны им, они давали нам обещания. Сегодня они не слышат наших напоминаний и глухи к нашим жалобам. Им нет никакого дела до того, что наш народ попал в рабство, лишь бы они сами приобрели и увеличили свое могущество. Безумцы! Они не думают о том, что наступит такое время, когда наше порабощение окажется опасным для их свободы! Ведь солнце, которое светит днем для всех, ярче той свечи, которая светит одному господину. Они же радуются у своих светильников и не обращают никакого внимания на тьму, которая всегда обрушивается на жалкий свет, разбросанный по отдельным уголкам. Необходимо одно: бороться за свободу общины, если мы желаем сохранить личную свободу.
О, людская слепота! Каждый, словно безумец, печется только о том, чтобы ценой борьбы и крови как можно больше прибрать к своим рукам земли и потолще набить свои карманы.
Они забывают при этом об изменчивости судьбы — народы мира то процветают, то хиреют, то благоденствуют, то нищают. Людям следовало бы получше узнать, почему справедливость всегда облагораживает как отдельного человека, так и целые народы, а бесчестие их губит, почему торжествуют трудолюбие над леностью, а мудрость над тупостью.
Теперь, когда оружие выбито из рук моего народа и он не допущен к столу, за которым сидят владыки и их советники, я дал обет еще упорнее, чем прежде, ковать для нашего народа и для всего страждущего человечества оружие более действенное, чем железо и злато. Я хочу служить ему и вести его по пути мудрости и добродетели.
Его слова звучали, как проповедь, только действовали они на меня здесь, в этой мрачной комнате трактира, гораздо сильнее, чем в костеле. Ведь тут говорил человек, борец, который излагал свой символ веры, не задумываясь над тем, сколько людей слушают его. Я хорошо сознавал, что он, собственно, разговаривал сам с собой и в этот момент давал великий обет.
Он надолго замолк. Придя в себя, он не сразу сообразил, кто сидит за столом напротив него. Казалось, он только что вернулся из мира грез в обычный мир.
Его лицо, еще минуту тому назад строгое и очень серьезное, снова приобрело мягкое и приветливое выражение. Он улыбнулся.
— Прости. Я что-то размечтался. Но вернемся к началу. Поскольку мне вряд ли удастся еще когда-нибудь беседовать с тобой, то я хотел бы сказать тебе несколько слов. Это горькие слова, но они будут высказаны от чистого сердца. Может быть, кое-что останется у тебя в памяти и в будущем принесет тебе пользу.
Он заговорил медленно, словно желая, чтобы я навсегда запомнил каждое его слово.
— Ты солдат, и твою молодость омрачили годы ужасной кровавой бойни. Я в сравнении с тобой — старик. Мне удалось не только пережить войну, но и проникнуть умом в человеческие души. В них я нашел себялюбие, животные страсти, вероломство и равнодушие. Но я говорю тебе: живи и сверши нечто достойное дарованной тебе жизни, шагай по ней с открытыми глазами, как путник по дороге. Пусть сам мир всегда будет служить тебе школой. За что бы ты ни взялся, за труд или за ученье, знай цену времени и не теряй ни одной минуты попусту, ибо только деятельная жизнь является истинной. Праздность есть погребение заживо. Сколько бы ты ни жил, всегда опирайся на два посоха: разум и сердце. Разум покажет тебе мир таким, каким он предстает перед твоими глазами, раскроет его, объяснит, почему он таков, приведет тебя к самой его сущности. Многое же ты поймешь только сердцем, ибо то, что ты уже познал разумом, еще более углубит чувство.
Выше всего на свете цени любовь. Только благодаря ей человек является человеком, без нее он — живой труп, гроб повапленный. Любовь так всемогуща, что ее одной достаточно, чтобы вести тебя, — ведь она антипод зла и стремится только к добру. Цени и страдания, которые неразлучно сопутствуют любви. Чем больше ты будешь страдать, тем больше будешь вознагражден. Страдание откроет тебе путь к таким глубинам, к которым не проникал твой дух во времена счастья.
Служи добру и ты будешь служить людям! Верь в свою цель, как верят в нее все люди.
Разумеется, каждый из нас совершит немало ошибок, несправедливостей и грехов. Пусть же они не отяготят тебя, как балласт — тонущий корабль. Пусть каждый из твоих грехов заставит тебя совершить во искупление его еще большее добро. Ибо покаяние действием никогда не поздно.
Дабы ты смог исполнить все это, я прошу тебя запомнить самое главное: прежде всего, будь искренен с самим собой и познай самого себя! Если ты обманешь одного человека, то совершишь один грех, если же ты обманешь самого себя, то предашь сразу всех и допустишь в тысячу раз больший грех.
А теперь — да будет мир с тобой, сын мой!
Глава четырнадцатая,
где повествуется о том, как Ян Корнел расстался с двумя своими друзьями и о том, как он в третий и последний раз встретился с лейтенантом Тайфлом и чем закончилась эта встреча
Я долго не мог прийти в себя после этой удивительной беседы. Однако на следующий день мне пришлось расстаться с нашим замечательным путешественником, — мы передали его отряду другого шведского полка, ожидавшему нас в деревне, до которой мы добрались только к обеду.
Коменский снова обедал в карете. Когда командир нашего отряда сообщил ему, что дальше сопровождать его будут другие и представил ему командира нового эскорта, Коменский высунулся из окна кареты и окликнул меня по имени. К общему удивлению, он подал мне руку и сказал:
— Храни тебя бог, брат мой! Поклонись за меня чешской земле!
Я не смог произнести ни одного слова, — только пристально посмотрел ему в глаза и потом долго глядел на карету, удалявшуюся по разбитой дороге.
На обратном пути я почти совсем не разговаривал.
Мне то и дело вспоминалась наша вчерашняя беседа и казалось, что я приобрел особенно редкое сокровище. Как видите, я до сих пор помню о нем.
В Оснабрюке меня снова ожидала караульная служба, легкая, но тоскливая, независимо от того, где я ее нес, — в самом ли лагере, у городских ворот, или перед ратушей, в которой велись мирные переговоры. За все это время, произошли лишь два, очень важных для меня, события, и оба они стоили мне потери тех, кто был особенно близок. С одним я расстался навсегда, а с другим — наполовину.
Килиану Картаку, превосходному кавалеристу, посланному с депешей в Вену, после доставки ее было позволено, на обратном пути остаться в Чехии. Стало быть, ему повезло, — ведь Килиан ехал почти прямо домой. Он, мой односельчанин — первая ласточка! Эх, если бы он запомнил хотя бы десятую часть моих поручений и приветов, которые я убедительно просил его передать! Главное — мне хотелось, чтобы он нашел какую-нибудь возможность прислать сюда с кем-либо весточку о моем родном доме. Я полагал, что меня задержат в Оснабрюке еще на несколько месяцев, а из Праги сюда наверняка частенько будут приезжать курьеры.
Он клятвенно пообещал мне исполнить мою просьбу, и мы по-братски обнялись. Хоть я и завидовал ему, однако был рад, что таким образом, по крайней мере, мне удастся связаться со своим домом.
Вторым, кто оставил нас, был Матоуш Пятиокий. Этот ушел недалеко, только перебрался из нашего лагеря в трактир «У розы» на оснабрюкской площади. Короче, — он тут женился.
Как известно, Матоуш Пятиокий любил повеселиться и знал толк в питье. Он быстрее всех разнюхал, что лучшим трактиром в Оснабрюке был трактир «У розы». Установив это, он сделался его постоянным гостем. У трактира же были две розы: одна из них вычеканена на железной вывеске, а другая, живая и пухлая, разливала напитки. Трактирщица была, собственно, вдовой, бабенкой, как говорится, в расцвете лет, довольно милой, привлекательной и — главное — веселой. Сам Матоуш никогда не унывал и отнюдь не походил на брюзгу. Они скоро почувствовали обоюдную симпатию друг к другу и удивительно быстро сошлись. Трактир «У розы» посещало немало господ офицеров; и вдовушке, которая, вдобавок, была, очевидно, очень ловкой, удалось, ко всеобщему удивлению, добиться у них увольнения Пятиокого из войска.
