Виктор Аланов - Петька Дёров
— Черт с ним, с домом, — говорил он. — Я бы со своей силенкой и новый отгрохал, еще и лучше прежнего. Но зачем мою старуху убили? Он, он всему вина, Он виноват, что убили четырех партизан. Он виноват, что дома пожгли. Все он, змей, сделал! Ему и ответ держать перед народом, — твердил дед собравшимся вокруг мужикам.
Вечером, забравшись в свой погребок, дед Игнашка вычистил шомполку, достал из-за пазухи пороховницу, насыпал пороху на ладонь, на глаз отмерив заряд, всыпал в ствол, забил пыж из пакли, долго и молча приколачивая его шомполом. Потом всыпал двойной заряд картечи на волка, тоже забил. Поставил на капсюль пистон и отложил ружье в сторону.
Стал обуваться. Надел сухие шерстяные чулки, навернул поверх портянки, надел на ноги поршни, замотал веревочками. Набросив полушубок, подпоясался ремнем, а на голову надвинул заячий треух.
Взяв в руки свое ружье, заряженное на волка, дед Игнашка вышел из погребка.
Поднявшись на косогор, дед долго смотрел на остатки своего сгоревшего дома. Потом снял шапку, перекрестился в сторону кладбища, на котором похоронил Матрену, и, постояв еще минуту, вскинул ружье на плечо и решительно зашагал в сторону развилки дороги, расходившейся на Наумовщину и на Полну.
* * *Рано утром, на третий день после боя, староста возвращался домой. Дойдя до распутья, он остановился, посмотрел на видневшуюся уже вдали деревню. Из труб домов кое-где шел дым.
Еще раз оглянувшись, он собирался уже было зашагать к деревне, как вдруг на дороге перед ним, загораживая путь, вырос дед Игнат, вышедший из кустов.
Руки деда крепко сжимали старую шомполку. Ее дуло было направлено в упор на старосту.
— Ну, Фадей Николаич, — спокойно и сурово сказал дед, — помогли тебе твои фрицы?
Староста стоял перед дедом, не в силах вымолвить ни слова. Губы его дрожали, пухлые обрюзгшие щеки будто осунулись, и весь он словно сразу стал ниже ростом. В глазах деда Игната мелькнула презрительная усмешка.
— Что, змей, видно, слов не найдешь? Что теперь народу скажешь?
Староста хотел было что-то вымолвить, но утреннюю тишину нарушил громкий выстрел. Не успев даже охнуть, предатель свалился мертвым в дорожную пыль. Часы — подарок гитлеровского коменданта — вывалились из жилетного кармана и повисли, покачиваясь на удерживавшей их цепочке.
На мгновение птички, щебетавшие в кустах, прекратили свое пение. Но вот густой черный дым, поднявшийся над дедовской шомполкой, рассеялся в утреннем воздухе, солнце светило по-прежнему, и птицы снова зачирикали, приветствуя встававший над землей день.
Дед Игнат подошел к уткнувшемуся лицом в землю старосте, посмотрел, сплюнул и, проговорив только: «Падло!»— исчез в кустах.
* * *По просьбе жителей одной деревни Сергей Андреевич со взводом партизан пошел провести политбеседу, рассказать крестьянам, каково положение на фронтах. Когда возвращались обратно в лагерь, один из дозорных доложил, что какой-то вооруженный человек, вошел в гумно и до сего времени не выходил.
Сергей Андреевич приказал окружить гумно, думая, что туда забрался или полицай, или какой-нибудь заблудившийся партизан, опасавшийся войти в деревню. Не прошло и десяти минут, как партизаны нашли в соломе какого-то деда со старинным длинным шомпольным ружьем.
— Да я свой, ребятки, не бойтесь, — говорил дед партизанам, когда его вели к Сергею Андреевичу.
— А мы, дед, и не боимся тебя, — ответил один из партизан.
— Не боитесь, не боитесь… А зачем ружье отняли? — ворчал дед Игнат.
— Да так, дедуля, на всякий случай. Чтоб не бахнул от храбрости в кого-нибудь, — шутил партизан.
— Куда вы меня ведете? — строго спросил дед.
— К начальнику нашему, дедуля. Вот, погляди, стоит… С черными усами, — и партизан указал на Чернова.
Дед Игнат, взглянув на Сергея Андреевича, снял шапку, поклонился.
— Здравствуй, начальник.
Чернов глянул и изумился:
— Ба, старый знакомый, Игнат Никодимыч! Ты как сюда попал?
Дед Игнат рассказал все, что случилось после боя в Замогилье.
— Ну, что ж, дед, — предложил Сергей Андреевич. — Куда тебе на старости лет деваться. Коли хочешь, — пойдем с нами в лагерь. Силенки-то у тебя как, для походов хватит? Сможешь?
— Вот спасибо, товарищ начальник, — бормотал дед Игнат, пристраивая на плечо возвращенное ему ружье. — А насчет силенки — можешь не сумлеваться. У меня — хоть отбавляй. Еще молодого за пояс заткну.
— Ну вот и хорошо, будешь у нас ездовым, — проговорил комиссар.
Так с тех пор и остался дед Игнат в отряде. Быстро полюбился бойцам, крепко подружился со старшиной Синицыным. Часто он подшучивал над Петькой, приговаривая:
— Да я в твои годы, милок, почитай что еще мамкину грудь сосал, а ты — вон, погляди, какой. И не подступиться к тебе, кругом оружием обвешан. Со стороны посмотреть, вроде начальник — весь в ремнях.
А Петька не обижался, смеялся вместе с дедом Игнатом.
В РАЗВЕДКЕ
Однажды Петьке дали задание — побывать в трех деревнях и узнать, появились ли там немцы и какое у них вооружение. Переодевшись в лохмотья, мальчик отправился в поход. Благополучно миновав первую деревню, Заболотье, где он ничего подозрительного не обнаружил, Петька направился в другую деревню, Старину. Было известно, что там стоят немцы. Переходя из избы в избу под видом нищего-побирушки, выпрашивая кусочки хлеба, Петька выяснил, что в Старине находятся всего лишь пять немцев из комендантского взвода, прибывших для заготовки продуктов. Зато в деревне Захворово, по словам старинских мальчишек, «немцев чума».
Значит, там можно узнать что-то интересное. Выйдя за околицу, паренек бодро зашагал по направлению к Захворову.
Уже издали, подходя к деревне, Петька увидел ходивших по улицам гитлеровцев.
— «Эсэсовцы! — приблизившись, узнал Петька по эмблеме на фуражке — череп и скрещенные кости. — Ну, Петя, здесь держи ухо востро, не то пропадешь ни за нюх табаку!» — прошептал мальчик про себя. И, поплевав на руки, Петька размазал по лицу пыль и грязь. «Беднее выглядеть буду.»
Поправил на плече нищенскую сумку, взяв в руки рваные ботинки, и уныло поплелся к крайнему домику. Мимо него прошли солдаты, о чем-то переговариваясь и громко хохоча.
«Вроде как будто навеселе», — заметил про себя Петька.
Обождав, пока удалятся солдаты, мальчик подошел к избе и постучал в низкую оконную раму. В окне показалось недовольное, обросшее бородой лицо крестьянина. Увидев Петьку, он отворил форточку.
— Чего в окно-то тарабанишь? Дверей не нашел, что ли? Если что надо, заходи в избу и спроси.
Петька подошел к двери, нажал на щеколду и вошел в сени, где уже стоял бородатый хозяин.
— Заходи, заходи, — гудел он своим густым басом, открывая дверь в избу.
Петька вошел и, сняв шапку, остановился в углу у печки, подле ухватов.
— Ты что ж стал, как святой? Присаживайся, не бойся.
Петька присел на уголок лавки. Хозяин сел на другой ее конец у стола. Посмотрел на мальчика, помолчал и спросил:
— Издалека идешь, парень?
— Издалека, дядя, — тяжело вздохнув, ответил Петька.
— Голодный, наверно? Вижу. Не от хорошей жизни по миру ходишь, куски собираешь, — говорил крестьянин, сворачивая из самосада козью ножку.
Он поднялся, отворил дверь во вторую половину избы и громко позвал:
— Доча, а доча! Иди сюда. Покорми вот паренька.
И, вернувшись обратно, снова сел у стола, попыхивая самокруткой и пуская к потолку клубы сизого дыма.
В комнату легко вбежала белокурая девочка лет тринадцати на вид. Она с любопытством посмотрела на оборванного незнакомого мальчика. А крестьянин добродушно, по-отцовски сказал ей:
— Ну-ну, не задерживай человека. Собери-ка лучше ему покушать что бог послал.
Девочка побежала в чулан и вернулась оттуда, держа в одной руке крынку молока, в другой — маленькую миску студня. Потом достала два куска хлеба и положила всё около Петьки.
— Кушайте, — тихонько, почти шепотом, произнесла она и села у печки на маленькую скамеечку, смотря на мальчика.
Что-то знакомое почудилось Петьке в лице девочки. Красивые голубые глаза открыто смотрели на него.
Крестьянин, видя, что Петька не ест, а смотрит на девочку, заметил:
— Ты бы, Маша, не смущала паренька-то. Что уставилась?
У Петьки даже в горле что-то застряло: «Маша? — подумал он. — Неужели она?»
Он повернулся к крестьянину. Бородатый! Тот. Тот самый, которому Петька отдал тогда, на дороге, больную девочку Машу. Почти год прошел. Теперь ее и не узнать. Только те же глаза и белокурая голова.
И Петька, еще раз взглянув на девочку, окончательно убедился, что перед ним та самая Маша, которую он в свое время отдал на дороге вот этому крестьянину.
