Кирилл Кащеев - Долг ведьмы
– На лавки глянь, – одними губами шепнула Ирка.
Лавки были закрыты. Не все, примерно каждая пятая. Закрылись они недавно: разоренные окошки-витрины заколочены еще свежими досками, на порогах валяются брошенные вещи – резные игрушки, рассыпанные травы, клубки ниток. Неподалеку от каждой такой закрытой лавки ошивался муравей-воин – толпа обтекала их так же молча и недобро.
Лавка босоркань была видна издалека. Даже не лавка, а здоровенный, размером с нормальный брендовый бутик… кружевной шатер. Наброшенные друг на друга слои паутины создавали ажурные светлые стены, за которыми двигались смутные тени, но ничего конкретного разглядеть не удавалось. На занавешивающем вход пологе золотом была вышита кокетливая паучиха. Журавль клювом ухватился за край полога и попытался пройти внутрь вперед девчонок.
– Куда собрался? – поинтересовалась Ирка.
– Объявить: ее высокопревосходительство… ее яркосиятельство… – журавль опять начал отвешивать поклоны.
– Не надо! Мы так высоко превосходим и так ярко сияем, что это каждому видно, – отрезала Ирка. – И вообще, у нас не принято, чтоб мужчины вместе с девушками в один магазин ходили!
Танька сделала индифферентное лицо и уставилась поверх хохлатой журавлиной макушки. Хорошо, что Богдана нет, а то бы точно, простая душа, начал орать, как мы его своими магазинами достали! Или еще хуже – молча бы запомнил на будущее.
– Но… я же не могу тут торчать! – прощелкал журавль, опасливо косясь на снующий вокруг народ.
– Что, вас не научили дожидаться девушек у торгового центра? Ди-ка-ри! – презрительно отчеканила Ирка. – Сходи… заправься пока, я не знаю… Не бензином, так червячками.
– Господин управляющий запретил оставлять вас одних.
– Твои проблемы. Увижу, что ты сунул свой клюв внутрь, – перья по одному выщиплю, даже там, где их нет! – Ирка пропустила Таньку внутрь и сама нырнула за шитый полог.
Если снаружи шатер босоркань-паучих был бело-кружевной, то внутри его словно весь заткали темным кружевом – пробивающиеся сквозь ажур паутины солнечные лучи украшали шатер замысловатым теневым узором, меняющимся с движением солнца по небосводу. В художественном беспорядке стояли деревянные портновские манекены, судя по количеству конечностей, гребням на спине и съемным хвостам на шарнирах, рассчитанные не только, и не столько на людей. Танька прямо от входа метнулась к вешалке с сумочками и шитыми торбочками – на удивление, самый большой ее интерес вызвали простенькие тканые мешки с лямками.
– Ненавижу богатырей! – изучая деревянные бирки с ценами, прошипела Танька. – Знаешь, сколько они с меня за вот такую безразмерную суму взяли?
– Это у тебя безразмерная сума? – Ирка с любопытством уставилась на болтающийся у Таньке на плече невзрачный мешок.
– Цена у нее тоже безразмерная. Мы неправильно зашли, сперва нужно выяснить, где тут местный обменный пункт! – скомандовала Танька. – Даже если наши деньги не годятся, у меня есть зелья…
– Деньги есть у меня, – не отрывая глаз от Танькиной сумки, шепнула Ирка. – Только мне их Дина дала, я бы хотела все, что осталось, вернуть.
– Глупости – вернуть надо все, что она тебе дала, до копейки! – решительно отрезала Танька. – Так что давай их сюда! – и властно протянула руку.
– Девушки, мы закрыты! – раздался шамкающий голос. У ведущего во внутренние помещения прохода стояла старуха – фигурой она походила на грушу, таким широким был ее зад и такой маленькой голова. Отвисшей нижней губой старуха придерживала длинную нитку, которая почему-то совершенно не мешала ей разговаривать.
– Так что – это помешает вам продать мне партию сумок по оптовой цене? – воинственно спросила Танька. – Вы ж производитель? С перекупщиками я дело иметь не буду! А это у вас что? – Танька перешла к столу-витрине.
– Дорожные наборы, – невольно ответила старуха, указывая на уложенные в футлярчик зеркальце, гребень и вышитый носовой платок. – Сами понимаете для чего… – Танька с Иркой энергично кивнули: чего тут понимать – зеркальце, гребень… – Бросите гребень через левое плечо – вырастет лес, зеркальце – речка появится, туда-сюда платком поведете – горы.
– А есть со щипчиками для бровей?
– Нелегальщиной не занимаемся, – строго отрезала старуха и покосилась на маячащего за кружевным пологом журавля. – Сказано вам – закрыто, вот и идите отсюда!
– Нас прислал Великий Водный, – вмешалась Ирка. – Просил босоркань-паучих выбрать ему что-нибудь готовое. Собственно, ему нужно все готовое – от носков начиная.
– Ах, ему ну-ужно! – буква «у» была такая же длинная, как свисающая изо рта нитка. Выражение лица босоркани стало злобно-саркастическим… а из старческих глаз смотрела горькая обида. – Что ж он, когда давеча налетал, к нам и кончиком хвоста не показался? Старого управляющего скинул, нового поставил, через что сколько народу дела своего лишились, а им все мало, мало – плати больше, плати чаще! Ну вот пусть теперь змей по Торжищу полетает, «все готовое» себе поищет. А у босоркань-паучих все закончилось. Закрылись мы! – отрезала старуха. – Как плащик девичий из своей шкуры шить – так к нам, абы кому такой заказ не доверишь, а теперь платим мало? – босорканя вдруг осеклась и пристально уставилась сперва на Таньку, потом на Ирку, сощурила глаза, точно мерки снимала. – А впрочем, заходите! Заходите, заходите, девоньки… – и поманила обеих за собой.
Ирка с Танькой переглянулись… такая резкая перемена настораживала.
– Да пошли же! – вдруг прошипела старуха, и свисающая с губы нить выстрелила вперед, захлестывая разом Ирку и Таньку…
– Аа-а-ай! – только вихрь пронесся, всколыхнув подол у платьев на манекенах. Испуганный журавль сунул внутрь клюв… но увидел лишь пустой зал.
– Аа-а-а! – Ирка почувствовала, как ее зашвыривает куда-то – вместе с Танькой они стояли на невысоком подиуме, а вокруг на лавках сидели старухи – широкозадые, с отвислыми губами… с нижней губы у каждой, все удлиняясь, тянулась нитка, а руки с фантастической стремительностью скручивали, сворачивали, сматывали клубки и узлы, что-то плели, что-то сшивали, и начинало казаться, что рук этих не пара, а две пары… три… четыре…
– Глядите, сестры! Не иначе как та самая! – хищно тыча в Ирку пальцем провозгласила первая старуха.
– Та самая… глядите, та самая… – комнатка наполнилась шелестом, старухи, соскользнув с лавок, паучьими семенящими шажками двинулись к девчонкам. В руках их плясали нити, скручиваясь шнурами удавок. Старухи подползали все быстрее, удавки в их руках множились, как и множились сами эти руки…
– Эй, вы чего?! – Ирка попятилась. – Какого… Танька-а! – Она рванула Таньку за руку, сдергивая ее с подиума, кинулась к выходу…
Нити взлетели, стягивая руки и ноги. Захлестнувшаяся на груди петля стиснула грудь, выдавливая последние капли воздуха… Марионеткой на ниточках Ирка взлетела в воздух и приземлилась снова на подиум.
– Объем груди – семьдесят один см! – прокричала первая старуха. Перекрывавшая воздух петля на груди соскользнула, веревка змеей поползла вдоль позвоночника. – Рост – сто пятьдесят семь! Подросла, да, подросла!
– Не так уж подросла – всего на сантиметр! Вырез делать будем? Да, нет? На спине, на груди? А разрез?
Танька пронзительно взвизгнула – тощие сухие пальцы вцепились ей в волосы, дернули, волосы рассыпались по плечам, один локон тут же намотали на палочку…
– А ты подружка, да? Блондинка! Только в голубом! И белое кружево! – Нить ожила, сама собой сплетаясь на плечах в кружевной узор, тут же рассыпаясь и переплетаясь в другой.
Ошеломленная Ирка поняла, что ее футболка и джинсы валяются на краю подиума и на ней ничего, кроме белья… Ой, мамочки, уже и белья нет! А прямо на ней выплетается похожий на морозный узор кружевной комплект. Со звоном оборвалась нить… полотнище тончайшего, невесомого зеленого шелка скользнуло ей под мышки, оборачиваясь вокруг тела…
– И в талию, да! Талия – шестьдесят два!
– А… вы тут тоже в сантиметрах меряете? – пролепетала Танька, чьи плечи окутывало уже целое кружевное облако.
– Тебе в муравьиных крылышках посчитать? Талию ужать и вот здесь серебряный завиток! А тебе – зелень и золото! Нет-нет, слишком броско, слишком вульгарно – совсем чуть-чуть, самую капельку золота, стежочек тут, стежочек там…
– Мама-а! – завопила Ирка, когда пчелиный рой с гулом ринулся к ней, облепил шею и грудь. Тык-тык! – крохотные пчелиные жала вонзались в материю, оставляя вокруг неглубокого выреза микроскопические золотые отметинки. Ирка вывернула голову, пытаясь разглядеть тончайший, почти невидимый узор. Ей с силой повернули голову обратно:
– Потом посмотришь! Руки так! – Руки задрали, как крылья, и прямо вокруг них начали выплетаться узкие рукава, тут же расплелись и сменились на широкие, потом снова на узкие. Щекочась лапками, пчелы ползали по запястьям. Подол Танькиного платья был пушистым от облепивших его пчел.
