Владислав Крапивин - Я больше не буду, или Пистолет капитана Сундуккера
– Хы-ы… Какой хороший мальчик. Сам к нам в гости пришел! – Это Круглый. И в руках у него была пластинка! Нашли, подобрали, гады!
– Отдайте! Это моя!
– Ха-ха! Докажи! – Это Гоха. Или Миха, черт их разберет в этих одинаковых свитерах, от которых почему-то воняет гнилой рыбой.
– Это моя! Мы тут были… недавно. И забыли…
– Были-забыли… Шкурик, посмотри, как мальчик нервничает… – Буся поднес клетку к лицу Генчика. Шкурик сунулся носом сквозь решетку. Генчик шарахнулся.
– Мальчик боится Шкурика, – с удовольствием заметил Буся. – Мальчик не хочет, чтобы Шкурик забрался к нему под маечку. А Шкурик хочет…
Генчику сразу стало не до пластинки.
– Не надо… – обморочно выдохнул он.
– А если «не надо», веди себя хорошо.
– Что я вам сделал? – со слезинкой в голосе сказал Генчик.
– Гы! Он еще спрашивает! Гоха, погляди на него!
– Ага… – возмущенно пропыхтел тот. И Генчик мельком отметил, что теперь уж не спутает Гоху с Михой. У Гохи одно ухо толще другого и с бородавкой.
– Где твоя пушка-то? Из которой ты нас дырявил… – сумрачно спросил Круглый.
– Да-да! – весело подхватил Буся. – Где твое секретное оружие, которым ты нанес нам такой материальный и моральный ущерб?! Чуть нас не искалечил!
– Я никого не калечил! Я никогда не стреляю по людям!
– А кто с меня очки сбил?
– Но я же тебя не задел! А очки были мои! Я их на трамвайной остановке потерял!
– Тебя как послушаешь, дак все на свете твое, – грозно проговорил Круглый. – Очки твои, пластинка твоя…
– Она правда моя! То есть одной моей знакомой…
– Меняем на твой пистолет, – улыбаясь, предложил Буся.
– У меня же его нету…
– Видим, что нету, – хмыкнул Круглый. – Сходишь, принесешь…
– Это будет материальная ком-пен-сация, – объяснил Буся. – За причиненные убытки. Ты продырявил две наши бутылки. И лишил Круглого недокуренной сигареты. А курево нынче дорого…
– Вы чё, совсем психи? – жалобно возмутился Миха. – Когда он с этой стрелялкой, к нему не подойдешь!
– А мы и не будем! Если он начнет выступать, мы пластиночку – о кирпичи!
– Да не его она! – усомнился Гоха.
– Его, его! Или той старухи… Он сегодня под эту музыку с сумасшедшей бабкой корабль пускал. Агентура доложила. Они оба чокнутые…
«Все знают!» – ахнул про себя Генчик. Но это была не главная мысль. Главная – чтобы не вздумали в самом деле Шкурика под майку…
Услышав про сумасшедшую бабку, все гоготнули. Кроме Бычка. Он стоял в стороне и, как раньше, поглядывал исподлобья коричневыми глазами. И то ли улыбался чуть-чуть, то ли просто шевелил губами…
– Ну, пустите вы меня, – сказал Генчик жалобно и устало. – Ну, что вам от меня надо? Какая радость впятером издеваться над одним?
Буся снова засветился тонкой своей улыбочкой.
– Мальчик! Впятером на одного – это самый кайф. Чтобы пойманный пищал и дрыгался. И боялся. А ты как хотел? Одни на один, как в рыцарские времена? Сейчас не та эпоха…
Генчик не выдержал, выдал им с плаксивой яростью:
– Гады! Бандюги!
– Ругается! – обрадовался Круглый.
Буся покачал головой:
– Нехороший мальчик. Такие слова… Извиняйся сейчас же.
– Фиг… – Генчик мертво стиснул зубы.
– Не «фиг», а говори: «Простите меня, пожалуйста, я больше не буду»…
Генчик зажмурился. И в наступившей темноте словно увидел бригантину. Как она, освещенная солнцем, скользит на фоне облака.
– Не «фиг», а «не буду». Ну? – повторил Буся.
– Не…
– Ну-ну! Давай! Тогда отпустим.
– Не… скажу.
Лупить его или даже пытать Шкуриком так сразу было им не интересно. Да и не решались, наверно. Хотя и безлюдное место, но кто знает, вдруг появятся случайные прохожие?
Генчика отвели в развалины заводского корпуса.
Пока вели, Генчик слабо сопротивлялся. Без надежды на избавление, а так, из остатков гордости. Звать на помощь было бесполезно. Да и стыдно, несмотря на отчаянность положения…
Внутри было похоже на развалины крепости, многоэтажные стены с дырами оконных проемов подымались со всех сторон. И теперь – никто не услышит, хоть надорвись от крика.
Юго-восточная стена была ниже остальных – обрушенная до половины.
Солнце стояло уже высоко и высвечивало дальний угол развалин. Там была изгородь из тонких деревянных брусьев. Наверно, кто-то в прежние годы устраивал там огород. Или держал скотину. Генчик подумал об этом уже после, когда вспоминал все по порядку. А сейчас было не до того…
Его привязали к изгороди. Крепко-накрепко. Растянули руки по одному из брусьев (он как раз тянулся на уровне плеч), обмотали кусками бельевого шнура. Шнур нашелся в торбе, которую носил на плече молчаливый Бычок. Может, заранее готовились к охоте на Генчика? Ноги притянули к изгороди за щиколотки и выше колен. Крученая тонкая веревка впилась в кожу.
– Дураки. Больно же… – сквозь зубы сказал Генчик.
Буся покивал:
– Конечно. Пленникам всегда бывает больно. И страшно. Такая их доля… Давайте еще за живот примотаем, чтобы не дергался.
И примотали. Так, что дыхнуть стало трудно. И не шевельнешься!..
– Побудешь тут, подумаешь о своем поведении, – ласково объяснил Буся. – Через часик придем, и ты попросишь прощения. А потом принесешь свою стрелялку.
Генчик закрыл глаза.
– А кто караулить-то будет? – насупленно сказал Круглый.
– Шкурик покараулит. Он же у нас дрессированный, – сладким голосом объяснил Буся. – Иди ко мне, мой хороший…
Шкурика вынули из клетки. На нем была кожаная шлейка – вроде тех, что надевают на крошечных собачонок, когда выводят на прогулку.
В трех шагах от сандалий Генчика вколотили колышек. И посадили Шкурика на привязь из остатка шнура. А остаток этот был метров пять! И Шкурик при желании запросто мог добраться до Генчика.
Вот она, самая главная пытка! Самый небывалый ужас!
«Не надо! Ну, пожалуйста!!» – закричало все внутри Генчика. Но именно внутри. А кричать вслух – какой прок? Только сильнее обрадуются, когда поймут, как он боится.
Генчик лишь облизал сухие губы. А жмуриться уже не мог. От страха глаза раскрылись до отказа.
Буся понимающе посмотрел на Генчика.
– Веди себя хорошо. Шкурик не любит шума. Будешь орать и звать на помощь – он до тебя враз доберется. И – под маечку или в штанишки. Пикнуть не успеешь, как что-нибудь отгрызет. Хи-хи…
Захихикали и остальные. И ушли, оглядываясь (только Бычок не оглянулся).
И остался Генчик наедине со страхом.
Шкурик пока вел себя спокойно. Посидел рядом с колышком. Почесал себя за ухом – в точности как кошка. Обнюхал колышек острой мордочкой с черным носом. Отошел, волоча за собой шнур. Стал что-то выцарапывать из травы.
«Только не смотри на меня! Не обращай на меня внимания!..»
Шкурик тут же обратил внимание. Сел столбиком, передние лапы-ручки прижал к груди. Поднял мордочку. И красные глазки – прямо на Генчика.
«Не надо! Не подходи! Меня нет! Я… не живой…»
Кажется, Шкурик поверил. Опять начал что-то вынюхивать в траве.
«Правильно… И не вспоминай про меня!..»
Веревка резала руки, ноги и живот. Очень хотелось пить, пересохло в горле. И солнце жарило безжалостно. Однако все это было не главное. Главным был страх перед Шкуриком. Ужас и отвращение.
Сколько же это будет тянуться? Уж скорей бы они возвращались! Пускай что угодно делают, лишь бы не эта беззащитность перед гадостным зверенышем…
Они сказали – через час. Генчик глянул на тень от колышка. Представил, что она – стрелка солнечных часов (такие часы есть в городском парке). Сколько она должна проползти, чтобы миновал час? Наверно, от стебля подорожника до старой коробки из-под сигарет.
…Если здесь валяется такая коробка, значит, иногда сюда забредают люди! Может, и сейчас кто-нибудь появится? А может, Зоя Ипполитовна забеспокоится и пойдет на поиски? И догадается заглянуть сюда? Ведь наверняка она волнуется: Генчик должен был вернуться самое большее через полчаса…
От жары и боли гудело в голове. А тень колышка вовсе не двигалась. А Шкурик… он опять сидел, поджав передние лапки, и смотрел на Генчика.
«Не надо. Не смотри!..»
Ох, зачем он надел майку с Микки-Маусом! Шкурик, чего доброго, усмотрит в мышонке родственника и захочет познакомиться…
Нет, не усмотрел. Чем-то опять заинтересовался в подорожниках. «Правильно! Ищи там червяков и личинок! А про меня не вспоминай…»
Генчик слизывал с губ сухую корочку. Тень колышка сдвинулась, но еле-еле…
Все равно это когда-нибудь кончится. Не замучают же его до смерти. Все равно он вырвется. И вернется домой. И отыщет Петю Кубрикова. А вдвоем они вновь повстречаются с этими… с инквизиторами… Петя одной рукой возьмет за шиворот Бусю, другой Круглого, ногой отшвырнет клетку с гаденышем… А Гоха, Миха и Бычок будут жаться к забору и подвывать от страха…
