Марина Дяченко - Слово Оберона
— Вы бы согласились жениться на принцессе? На прекрасной, умной, красивой, доброй… — мой голос дрогнул. Я кривила душой.
— Ну, конечно, согласился бы, — прервал меня принц. — Только какая разница? Я обречён навечно…
— Ничего вы не обречены.
— Я состарюсь в этой клетке…
— Ничего вы не состаритесь! — я заговорила громче, мой голос запрыгал от стены к стене. — И почему вы сдаётесь, я не понимаю? Я сейчас уйду…
— Ты уйдёшь?!
— Уйду, — я вся подобралась, не давая жалости опутать меня и погасить волю. — И вернусь! Я освобожу вас, мы пойдём за Печать…
Принц смотрел на меня грустными глазами, как зверь в зоопарке:
— Тебе не выбраться из замка.
— Выбраться!
— Ты заблудишься и умрёшь от голода и жажды.
— Не умру!
— Или тебя схватят, и тогда будет ещё хуже.
— Не схва… — голос у меня осип, и коленки задрожали. — Пусть лучше схватят, чем вот просто так сидеть! И ещё… я должна исполнить королевское Обещание.
— Разве ты его давала? Разве тебе его исполнять?
Стало тихо-тихо, только шуршали смужелицы.
— Спасибо за угощение, — сказала я наконец. — Теперь мне надо идти. До свидания.
* * *Сначала по стенам прыгали бледные отсветы огня — горела свеча Принца-пленника. Потом он задул свечу, и стало темно.
Я спустилась до самого низа. Оглянулась, пытаясь припомнить, откуда пришла. Безуспешно: все коридоры казались одинаковыми.
Куда теперь?
Ещё можно было вернуться. Без оружия, без ключа, без друзей — на что мне рассчитывать?
Я всхлипнула и зашагала по коридору — наугад. Я шла, и шла, и шла, и нарочно громко топала — если здесь ходит патруль, пусть он меня услышит. А если под замком затаился Максимилиан — ещё лучше, мне давно хочется взглянуть в его чёрные бессовестные глаза. А если…
Мне зажали рот, подхватили и понесли. Задыхаясь и сопя, я начала последнюю битву за свою жизнь — локтями, когтями, зубами и пятками.
Противник был несоизмеримо сильнее. Вот меня скрутили и куда-то волокут, я видела только каменный пол и быстро ступающие сапоги. Очень знакомые сапоги с голенищами, пришитыми к штанам. Уйма!
Я вступила в бой с новой силой. Бесполезно — он мог одной рукой прихлопнуть десяток Лен. Но я всё равно выворачивалась, теряя силы, уже зная приблизительно, что меня ждёт впереди. Если бы враг — было бы не так обидно! Но предатель…
Уйма замедлил шаг. Остановился. Я чувствовала, как ходят его бока, но не слышала дыхания.
— Зачем ты удрала?
Я попыталась укусить его за ладонь. Проще цапнуть яблоко, висящее на верёвке.
— Теперь я знаю, как выйти из замка. И ключ от Печати у меня.
От неожиданности я перестала вырываться.
— Твой посох в надёжном месте. Сейчас сменится вечерняя стража — и заберём.
Я неподвижно, как тряпочка, висела в его руках.
— Принц-пленник в замке. В подземелье. Спрятан. Чтобы его освободить, нужно взять замок приступом. Принц-деспот покорится победителю.
Я перевела дыхание.
— Я знаю, как найти Принца-саламандру, — он наконец-то отнял руку от моего лица. Осторожно поставил на ноги. Я пошатнулась и схватилась за стенку.
Уйма ещё больше оброс щетиной. Исхудал. Но жёлтые глазищи горели как ни в чём не бывало.
— Как я могу тебе доверять? — спросила я, пытаясь выпрямить спину.
— Как себе, — Уйма посмотрел удивлённа. — Ты что, не поняла ничего?
— Не поняла, — я отвернулась. Накатило такое облегчение, что я боялась зареветь или грохнуться в обморок.
— Ну так пошли, — он осторожно выглянул за ближайший угол.
— Тут где-то Максимилиан…
— Я знаю, — беспечно отмахнулся людоед. — Я его встретил.
Глава 17
Достоинства Уймы
Человеку легко сказать: «Это было самое счастливое утро в моей жизни». А потом наступает ещё одно счастливое утро, и опять хочется так сказать. Но вот, честное слово, сколько я живу — счастливее утра не припомню. Даже в день рождения.
Я проснулась на подстилке из травы и сразу увидела, как солнце пробивается сквозь ветки. И вокруг было светло, птицы чирикали, зелёные стебли пригибались от росы, и крупные капли блестели на моём белом посохе. А чуть дальше, в ложбинке, сидел спиной ко мне Уйма и жарил что-то на вертеле. Пахло дымком и шашлыками.
При виде Уймы моё счастье немножко вздрогнуло. Как дрожжевое тесто, если его тряхнуть. Людоед где-то потерял кольчугу и панцирь — зато теперь на нём была прекрасная кожаная куртка со множеством карманов, шнурков и заклёпок. С кого он только снял такую?
По другую сторону костра сидел Максимилиан, бледный и обиженный. Его руки были связаны крепче прежнего. При виде пленного некроманта на душе у меня снова сделалось спокойно.
— Доброе утро, Лена, — сказал Уйма, не оборачиваясь.
Потягиваясь, я подошла к костру. Максимилиан зыркнул на меня чёрным взглядом и снова потупился.
— Привет, — я улыбнулась немножко натянуто.
— Завтрак готов, — Уйма в последний раз повернул вертел. — Для всех, кроме некромантов и предателей.
— Сам ты предатель, — сказал Максимилиан.
Я уселась рядом с людоедом. Мне было неловко. Я не могла к нему привыкнуть — к новому Уйме.
Мясо было не чета тем жёстким тушкам, которыми нас потчевал Принц-деспот. Всё-таки людоеды знают толк в кулинарии.
— Уйма… — мне не хотелось говорить при Максимилиане. — Можно тебя на минутку?
Людоед вытер рот волосатой лапищей и поднялся. Мы отошли шагов на сто — отсюда был виден замок вдалеке и широкая накатанная дорога у подножия холма.
— Как ты его поймал? — спросила я шёпотом. — Он ведь по-настоящему большой колдун. Я сама видела.
— Колдун, — Уйма кивнул. — Только он мальчишка. Щенок. А я мужчина.
— Но ты не волшебник…
— Лена, — жёсткий рот Уймы чуть изогнулся в улыбке. — Я сын вождя и вождь. Я водил наше племя на Шакалов и на Угробов. Что мне один сопливый некромант?
Мы помолчали. Уйма поглядывал на дорогу, сыто, расслабленно — и в то же время зорко.
— А как тебе удалось выудить ключ у Принца-деспота?
— Я ему не давал ключ.
— Что?!
— Я ему дал будто-бы-ключ. Мой палец. Жритраву, он долго будет возиться на выходе.
— У меня в кармане был отпечаток твоего пальца?!
Уйма вздохнул:
— Ключ надо беречь. Ты его уберегла?
— Ты меня обманул!
— Мы живые? Живые. С ключом? С ключом. Двух принцев нашли. Ищем третьего. Чего ещё?
Я посмотрела на Уйму. Он был спокоен, как слон. Как хладнокровный сытый людоед.
— Ты… — вопрос уже вырвался, я не могла его удержать. — Ты в самом деле ел людей?
Уйма медленно перевёл взгляд на меня. Я прикусила язык.
— Врагов, — медленно сказал Уйма. — Людей не ел. Врагов.
— Но враги тоже люди!
— Кто тебе сказал?
— Все знают!
Он хмыкнул:
— Тебя кто-то обманул. Везде, в любом мире. В Королевстве. Здесь. В твоём мире, где люди летают на железных птицах и знают обо всём, что происходит на свете. Везде враги — это враги. Их готовы есть. И танцевать на их могилах.
— Нет, Уйма! — я снова почувствовала себя слабой. — Нет! Ведь и Оберон твой враг. И Гарольд… и… — я не договорила.
Уйма поднял мохнатые брови.
— Оберон, — сказал он задумчиво. — С тех пор, как появилось Королевство, все не знают и спрашивают. Оберон отпускал наших людей из плена. Они топили его корабли. Он снова ловил и снова отпускал. Потом он посадил вождей в тюрьму. Меня. Моего отца. Пригнись.
Он положил мне ручищу на голову, и я рухнула в траву. По дороге пылил обоз — пять телег одна за другой, лошади, погонщики, жеребята.
— Торговый путь, — пробормотал Уйма, лёжа рядом со мной. — Нам нужны деньги. Надо кого-то ограбить.
— Но у нас же есть… — я замялась. — Короче, то, что ты отобрал у Максимилиана.
— Отдал в замке кое-кому. Надо было.
— Взятка, что ли?
— Я не знаю, что такое «взятка»… У Оберона есть то, чего больше ни у кого нет. Если бы он был вождём нашего племени, его давно побили бы и прогнали. Но он — Оберон. Как можно быть с такой слабостью — таким сильным? Многие спрашивают.
— С какой слабостью?
Уйма смотрел вслед обозу.
— У него нет врагов, — сказал он наконец.
— Не может быть. Пираты, кочевники… людоеды, — я понизила голос.
Уйме на нос сел комар. Людоед отмахнулся одним пальцем. Комар, контуженный, упал в траву.
— У него — нет — врагов. Нет никого, кого бы он съел. На чьём бы трупе хотел попрыгать.
— Это что, слабость?
Уйма, казалось, меня не слушал.
— Если бы я был Оберон, я бы сперва дал Обещание. Для пользы дела. А потом отправил бы этих принцесс на поле, свёклу пропалывать. И выдал замуж за рыбаков.
— Тогда бы ты не был Оберон, — сказала я тихо.
— Тогда всем было бы хорошо. И принцессам.
