Олег Раин - Человек дейтерия
— А может, просто горку? — подал голос Гриша. — Для мелкоты. Снега как раз хватит.
— Во! — Дон оглядел присутствующих. — Парню крышу попортили, а он только соображать стал лучше.
— Верно. Главное, чтобы не гора обломков, а что-нибудь красивое. Не башня, так горка… — Алла нахмурилась. — Ну-ка, держите его крепче. Сейчас рану продезинфицирую.
Соседи послушно взяли Гришу за руки, но он и не собирался вырываться. Только снова изо всех сил зажмурился…
Без врачей дело все-таки не обошлось, и приехавшие по вызову милиции эскулапы умело наложили Грише парочку швов. Попутно перемазали зеленкой всех прочих. Позднее, когда все закончилось, домой его вызвался провожать Костя. Голову еще продолжало кружить, но в целом Гриша чувствовал себя намного лучше. Они и болтали, словно нарочно, о разных пустяках. И неудивительно, — Гриша ничего не знал о Косте, а Костя о Грише. Точно жили до сих пор в разных мирах-измерениях. Хотя, верно, так оно и было. Миры ведь как орбиты — какое уж там пересечение!
Когда прощались у подъезда, Костя пожал протянутую руку, на секунду отвел глаза в сторону.
— Ты это… Извини меня.
— Тебя?
— Ага. За те фофаны… Дураками мы были. Дебилы.
— Ничего, за битого двух небитых дают. Может, умнее от тех щелбанов стал.
— Это мы стали умнее. Сегодня — от тумаков Саймона. — Костя глянул Грише прямо в глаза. — Ты не сердись на нас.
— Да я вроде как уже… — Гриша улыбнулся. — Да нет, правда, не сержусь. Честное-пречестное…
ЭПИЛОГВ подъезде Гриша не спешил — поднимался на родной этаж, точно старый дед. Через каждую пару ступенек отдыхал, даже время от времени прислонялся к стене. В голове царил сумбур, и думалось почему-то разом обо всем: о Степе, о разрушенной башне, о геройском поведении Алки, об извинении Костика и одноклассниках, в одночасье ставших такими близкими и родными. А еще он думал о том, что дома надо будет сразу сочинить письмо Степе. Алла ведь тоже хотела ему написать. Вот будет здорово, если в один день придет сразу два письма! А можно еще и Ульяне что-нибудь написать. Уточнить адрес и прямо сегодня послать письмишко. Ну а школу денек-другой пропустить. Завтра Уля, конечно, узнает обо всем — о башне, о сражении, о ранах, — наверное, даже испугается за него. То есть хорошо бы, если б немного испугалась. А тут как раз письмо причапает…
Гриша замер. Этажом выше кто-то сопел. Или всхлипывал? Грише стало на мгновение страшно. А если это сбежавший от милиционеров Саймон? Стоит и сжимает в руках ломик, ждет кровного обидчика…
Ступая на цыпочках, Гриша миновал пролет, вытянул шею и чуть было не рассмеялся. Худенькая фигурка, жалобное личико и нос кнопкой. Ну, конечно, соседский Кирюшка! Вздохнув с облегчением, Гриша собрался с силами и, стараясь не хромать, поднялся к соседу.
— Привет, красавец. Что у тебя стряслось?
Кирилл, верно, промолчал бы, но, разглядев боевые Гришкины ссадины, изумленно распахнул рот. То есть видел он Гришку и раньше битым да помятым, но сегодня картина была особенно впечатляющей.
— Ключ потерял, — шепотом признался он. — А родители на даче. Сижу вот, жду.
— И сколько ждать?
— Не знаю. Наверное, допоздна.
— Нормально! — Гриша покачал головой, и правый висок тут же откликнулся тупой болью. — А искать не пробовал? Ключ-то свой?
— Там мальчишки все истоптали, не найдешь, — Кирилл опустил взор. Чего-то он явно не договаривал. Гриша по старой привычке ущипнул себя за подбородок и немедленно ойкнул, зацепив ссадину. Зато пришла и догадка.
— Вы что, тоже подрались?
Кирилл промолчал, но Гриша без того понял, что попал в яблочко. То есть не подрались, конечно, — кого мог такой цыпленок обидеть? Скорее уж, самого обидели. Покатали в снегу и тем же снегом накормили. Вот и потерял ключ, бедолага.
— Ничего хоть не забрали?
Кирилл качнул острыми плечиками, — понимай, мол, как хочешь. Гриша вздохнул и вдруг понял, что заплывшими своими глазами, точно в художественном прищуре, видит не Кирюшу, а самого себя. Его даже дрожью пробрало. Ну да! Таким же забитым он и был когда-то. Еще совсем недавно. А в начальных классах и вовсе ничем от Кирилла не отличался. Пугливый худенький невидимка. Всегда в углу и у стен, всегда озирающийся и где-нибудь в стороне. Существо, мимо которого положено проходить молча.
Гриша протянул руку.
— Пошли-ка, друган, со мной. А что? Чаю попьем, в солдатиков поиграем.
На лице маленького Кирюши отразилась смесь изумления с испугом.
— Да ты не бойся, я здесь живу — всего-то этажом выше.
— Я знаю, — тем же шепотом отозвался сосед.
— Вот и пойдем. Можем книжки почитать. У меня одна интересная есть — со стихами. Друг недавно подарил.
— Я люблю стихи, — признался Кирилл. — Особенно веселые.
— Во! — обрадовался Гриша. — Там как раз веселые. Тебе понравятся! А то родители твои — когда еще придут. Просидишь здесь до вечера, с голоду помрешь.
Кирилл послушно вложил ладонь в руку подростка. Гриша осторожно сжал тонкие пальцы и молча удивился своей неожиданной взрослости. А ведь совсем недавно у него были такие же крохотные ручонки и точно так же, по-воробьиному, колотилось сердце.
— Обидчиков-то своих знаешь?
Разумеется, Кирилл промолчал, но Гриша и не ждал ответа.
— Ничего, научу паре приемов, — пообещал он. — В следующий раз будут, как мячики, отскакивать.
Ботинки Кирюши застучали увереннее. Или Грише это показалось?
Он осторожно скосил глаза в сторону соседа. Да нет, не показалось. Мальчишечка улыбался. Доверчиво и неумело…
Гришка со вздохом потер ноющую грудь. Ничего! Искусству улыбаться люди тоже учатся постепенно. Это он знал уже доподлинно.
