Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах
Она увидела его возле метро. Пока мама разглядывала витрину газетного киоска, Клавдия осторожно двинулась к «будущему папе». Главное было не тушеваться. В парке она уже получила урок и на этот раз решила не сплоховать, иначе папу ей никогда не найти. Девочка вскинула голову и, заглядывая мужчине в глаза, спросила:
— Ты мой папа?
— Нет, ты что-то напутала, малышка, — улыбнулся мужчина.
— А давай ты будешь моим папой. Пойдём.
Она доверчиво протянула ему руку.
— Куда? — спросил мужчина, беря маленькую ладошку.
— К маме.
— Я не могу. Мне надо домой.
— У нас тебе понравится. Я буду очень послушная. А ты будешь катать меня на санках и поворачивать быстро-быстро. Я, даже если вывалюсь из санок, не заплачу.
Клавдии казалось, что она уже почти уговорила его, но в этот миг она услышала голос мамы:
— Куда вы ведёте мою дочь?
— Никуда я её не веду, — сказал мужчина.
— Будто я не вижу. Схватил девочку и тащит её куда-то.
— Успокойтесь. Девочка сама ко мне подошла.
— Извращенец! — выкрикнула мама.
— Не позорилась бы, дура, — сплюнул мужчина и пошёл прочь.
Антонина Павловна схватила дочь и прижала к себе:
— Скажи, куда он тебя звал? Он тебе что-то пообещал? Конфетку? Или игрушку?
Клавдия молча покачала головой.
— Миленькая моя. Обещай мне, что ты никогда, никогда, никогда не станешь разговаривать с незнакомыми дядями. Это очень плохо. Поняла?
Клавдия кивнула. Её несостоявшийся папа скрылся из виду. Больше она его никогда не видела и не останавливала мужчин на улице.
Этот случай почти стёрся из памяти. Отчего же он вспомнился теперь? Клавдия уже давно не думала об отце. С тех пор как выросла, тема отца как-то сама собой отошла на второй план. Но сейчас ей вдруг захотелось с ним познакомиться.
В тот вечер Клавдия решилась начать непростой разговор:
— Мам, ты очень любила отца?
— Любила? — Антонина Павловна задумалась. — Скорее, я болела им. Была глухой и слепой. Мне он казался идеалом, а на деле...
— Какой он? — спросила Клюшка, видя, что мама не собирается продолжать.
Антонина Павловна пожала плечами.
— Красивый самец. И больше ничего.
— Я хочу его увидеть.
Слова дочери больно резанули Антонину Павловну. Подспудно она ожидала, что наступит день, когда этот вопрос всплывёт.
— У тебя нет отца. Во всяком случае, этот человек не стоит того, чтобы о нём вспоминать, — сказала она.
— Почему?
— Ты ему не нужна. Он даже не знает о твоём существовании.
— Ты не сказала ему?
— «Не сказала»! — горько усмехнулась Антонина Павловна. — Да я ринулась к нему со счастливой новостью. Вот после этого он и решил, что с романом пора завязывать.
Клавдия задумалась. Почему так случилось? Если родители любили друг друга, отец не мог сбежать. Может быть, мама чего-то недоговаривает. Во всяком случае, она хотела поговорить с отцом, даже если когда-то он от неё отрёкся.
— Может быть, он жалеет о том, что произошло?
— Не думаю. Он просто подонок. Погулял, получил своё и до свидания. Все они такие.
— Почему ты так не любишь мужчин?
— А за что их любить? У них одно на уме, а от ответственности бегут.
— Не все же такие.
— Все. Подрастёшь — узнаешь.
— Зачем тогда люди женятся?
— Чтобы потом тянуть лямку совместной жизни. Обрыднут друг другу, а на людях корчат из себя счастливую пару. Нет уж, спасибо.
— А как же Ромео и Джульетта?
— В книжках можно написать всё, что угодно. А жизнь — это далеко не любовный роман. Забудь об отце. Он вообще не хотел тебя. Как только узнал, что я беременна — сразу в кусты. Уговаривал меня сделать аборт. А когда я отказалась, хлопнул дверью. Даже не удосужился узнать, кто у него родился, мальчик или девочка. Его не было в нашей жизни и, надеюсь, не будет.
— Мам, не сердись, но я хочу его увидеть. Прошло столько лет. Многое могло измениться, — сказала Клавдия.
— Конечно, сейчас не нужно недосыпать ночами, менять памперсы, сидеть с тобой, когда ты болеешь. Подарочный вариант. Просто фокус цирковой. Ничего не делал, не заботился и сразу готовая, взрослая дочь, — с горечью сказала Антонина Павловна.
— Я всё понимаю. Ты ведь знаешь, я тебя люблю. Просто я должна разобраться.
— Тут не в чем разбираться.
— Не обижайся. Пожалуйста.
Клавдия прижалась к матери. Антонина Павловна погладила её по спине.
— Как твоя бабушка уговаривала меня с ним не связываться. Но всем нам кажется, что мы своим умом сильны. А теперь ты не слушаешь. Поезжай, если хочешь. Насколько я знаю, он живёт на прежнем месте. Любопытно, каким он стал.
Клавдия уловила в голосе матери нотки ностальгии. Впрочем, это могла быть просто игра воображения.
Клавдия тряслась в рейсовом автобусе. Зимой дачников не было. В основном народ ехал местный. Разве что двое рыболовов в ватных штанах и телогрейках, с удочками и коловоротами ехали, чтобы целый день неподвижно просидеть на обледеневшей реке и поймать несколько плотвичек для кошки. У каждого своё представление об отдыхе.
Многие пассажиры знали друг друга. Они звучно переговаривались и делились новостями. Клавдия ловила обрывки фраз. Кто-то развёлся, кто-то сошёлся, дрова опять подорожали, по телевизору показывали тайфун.
Среди этих людей жил её отец. Клавдия нервничала. Она не знала, как он отнесётся к её приезду. «Красивый самец» — всё, что она смогла вытянуть из мамы. Перед глазами проходила череда кинозвёзд, с проседью в висках, но от этого ничуть не менее притягательных. Мама была слишком разборчивой. Чтобы покорить её, отец в самом деле должен быть особенным. Вопреки маминым словам, Клавдия испытывала к нему тёплые чувства и в глубине души пыталась оправдать его поступок. Может быть, родители не сошлись характерами? А может, он испугался ответственности, а потом жалел об этом?
Она вышла на остановке возле мини-маркета с названием «Скатерть-самобранка», здешнего очага культуры. Тройка мужиков возле входа пересчитывала сбережения, которых явно не хватало на запланированное проведение досуга. На пороге лежала дворняга. Собака гавкнула на отъезжающий автобус и снова улеглась на картон, подстеленный чьей-то заботливой рукой.
За городом было холоднее. По обочинам сугробы не убирались и выросли в пояс. Снег скрипел под ногами. В основном дома были деревянные, с резными крылечками. Лишь изредка встречались огороженные высокими заборами покинутые на зиму особняки горожан.
Клавдия без труда нашла нужный дом. За забором стоял добротный, деревянный сруб. Клавдия в нерешительности остановилась. Звонка на калитке не было. Из-за дома выбежала собака и залилась лаем, оповещая хозяев о гостье.
На крыльцо вышла толстая тётка неопределённого возраста, в душегрейке, сшитой из пледа, и тренировочных штанах с начёсом, заправленных в шерстяные носки.
Прежде Клавдия запросто могла ходить в таком виде, а теперь видела, как ужасно это смотрится со стороны.
— Вам кого? — не слишком дружелюбно спросила хозяйка.
— Илья Николаевич здесь живёт?
Женщина подозрительно оглядела гостью с головы до ног:
— Ну здесь. А зачем он понадобился?
— Я его... дочь, — с некоторой запинкой сказала Клавдия.
Слова, произнесённые вслух, обретают особый вес.
— Нету у него никакой дочери, — заявила женщина и повернулась уходить.
Вежливостью она не отличалась.
— Пожалуйста, позовите его, — крикнула Клавдия, пока женщина не скрылась за закрытой дверью.
— Люсь, кто там? — донеслось из избы.
— Говорит, дочка твоя, кобель блудливый.
— Откуда у меня дочка?
Оттерев женщину плечом, на порог вышел мужик. Клавдия от изумления потеряла дар речи. Обрюзгший, с отвислым животом, туго обтянутым свитером, он походил на старого выпивоху, а не на «красивого самца». Молодые глаза в обрамлении тёмных ресниц казались чужими на одутловатом лице. И светлая шевелюра осталась почти такой же густой, как в молодости.
Илья прищурился от света. Возле калитки стояла красотка в ладном белом пальтеце и в городских сапожках. Хороша, как кукла. В его глазах зажёгся интерес.
— Дочка, говоришь? Ну, проходи, — пригласил он и прикрикнул на собаку: — А ну пошла вон. Разгавкалась тут.
Он сунул ноги в галоши, протопал по садовой дорожке и услужливо отворил калитку. Клавдию ошарашило первое впечатление. Она пожалела, что не послушала маму, но отступать было поздно. Девушка нерешительно вошла.
В сенях возле двери валялась беспорядочная куча обуви. Рядом с сапогами и валенками были разбросаны сандалии и босоножки. Видимо, здесь было не принято убирать несезонную обувь. Обстановка в гостиной не менялась с прошлого века. На стене висел цветастый ковёр. На продавленном диване лежала груда вещей, а в старомодном серванте за стеклом как попало стояла посуда и множество безделушек. По полу были раскиданы машинки и кубики. Только телевизор был новый, с плоским экраном. Он работал на полную громкость.
