Станислав Хабаров - Остров надежды
Софи с умением, свойственным учительнице, вновь вернулась к теме и показала загоны – «пустынный змей» рядом с Дамаском.
– Кстати, – пояснила она, – висячие сады были в Сирии, а не в Вавилоне. И ещё вопрос, где была пресловутая вавилонская башня?
– Здесь гнали джейранов одиннадцать тысяч лет тому назад. Нет, там, где видите вроде бы голова?
– Мне, например, это место напоминает воздушный змей или воздушный шар.
– В этих местах пустыни растительность появляется весной, потом она отступает к северу, и джейраны движутся следом. Нет, это вовсе не я открыла. Авиатор Риз, что совершал первые полёты Каир-Багдад. Он и назвал загоны «пустынным змеем».
– Я читал, что джейраны едят и сухие листья, смоченные росой, – заметил Жан.
– Так и есть, но для молока кормящим самкам нужны зеленые листья и стебли, и вот весной они – беременные движутся к северу, к краю пустынь, и, здесь, достигнув влажных районов, приносят потомство. Смотрите, у озера Ассад загоны – каменные стены и ямы.
– А когда их сделали?
– Ещё до того, как стали разводить овец и коз, где-то в седьмом тысячелетии до новой эры.
– Неужели всё так сохранилось?
– Пустыня. По пустынным дорогам перемещались когда-то потоки людей, и пустыня сохранила вытоптанное.
Не остался в долгу и Сергей. Махнув рукой, он продемонстрировал управление комплексом, вызывая всеобщий восторг и тем, как послушно ему поворачивалась станция и работали микродвигатели.
– На Земле всё иначе: ты можешь повернуться и так стоять. А здесь, поддерживая ориентацию, постоянно расходуешь энергию. Вот смотрите, я включаю попеременно реактивные двигатели с одной и противоположной стороны, и, как на катке, комплекс качается, поворачивается туда-сюда. Взгляните в визир. А теперь демонстрирую вам экзотическую ориентацию по солнечным пятнам. Кстати, знаете, сам Ньютон считал Солнце обитаемым, а астроном Гершель веком позже принимал пятна за просветы в облаках и считал, что через них солнечные жители любуются звёздами.
На визир надеваем: «защитные очки», экран-маску и загоняем пятна в прорези. Можно ориентироваться и по Луне, по её рогам. Посмотрите в «Пуму». Она увеличивает в пятнадцать раз. Хорошо видны солнечные пятна.
Душ и траты воды привели Сергея в отчаяние.
– Да, поймите, у нас немного воды.
– Нет, Сергей. «Говори нам о вещах приятных, и мы послушаем тебя», – так говорили иудеи Моисею, и об этом же просим мы.
– Выходит, так ставите вопрос?
Софи и Жан принялись доказывать, что душ всего-то по паре минут, а потом купание с сохранением воды. Ведь всё, закаченное в бак, не пропадает. Уговорили в конце концов. Потом, делились впечатлениями и пришли к выводу, что душ – название условное, вода иначе здесь ведёт себя: не хочет струиться и плавает вокруг крупными каплями.
– Вода тебя не обволакивает, и капли в разных направлениях летят, но всё-таки приятно. Почувствовал вдруг, как побежала по тебе вода, такая теплая. Выходить не хочется. А мыло жжёт.
– Вода шуршит, идёт себе по гибким шлангам, но сначала воздух пошёл через отверстия вверху и стоишь, как в аэродинамической трубе, а зачем этот воздух?
– Он увлекает капельки воды и засасывается внизу, у днища. Там внизу, в водосборнике воздух отделяется от воды и поступает в станцию.
– А бассейн, правда, чудо. Молодец. Придумал Жан.
В заключение Жан включил музыку и выпустил на свободу шар. Водяной шар был огромный, около метра в диаметре. Замечательное зрелище: шар танцевал под музыку. На поверхности его переливалась мыльная плёнка, а сам он грациозно колебался, убирая и выпячивая зализанные бугры. А они хохотали и подбадривали:
– Ну, шар. Ну, ты даёшь. Шар ещё…
Не только Стокс и Релей, и Томсон, и Жуковский, и Левич и многие другие учёные, занимавшиеся водой, могли им позавидовать. Происходило всё это в «Кванте – 2», где окон не было, но по дороге в рабочий отсек Софи взглянула в иллюминатор ПхО и ахнула:
– Светопреставление.
Они летели над тёмной стороной Земли, перед близким восходом. Под ними сверкали сполохи молний, и от самой Земли тянулись дрожащими колоннами лучи: синие, голубые, зеленые, красные. В стороне белесой короной светилось полярное сияние горели иллюминаторы. Фонтаны света били рядом со станцией, и проходя сквозь неё, протягивались к звёздам. Подобно лазерам обороны они били с Земли, и по вершинам их чиркала станция. Зеленоватые и малиновые световые нити то сплетались, то расходились и танцевали рядом по-современному, не касаясь. Каждый из них предложил бы свой музыкальный аккомпанемент этому цветопредставлению. Для Сергея он звучал фантазией-экспромтом до-диез-минор Шопена, для Софи скорее Вагнером, Жану «Прелюдами» Листа. Все сошлись в одном потрясающему явлению созвучна классика прошлого.
Они неслись сквозь пространство на этот раз не пустое, а полное сменяющихся световых волн, чистых красок, развлекающее и грозное. И о чём-то предупреждающее. Вспышка на Солнце породила свечение атмосферы и нужно было прятаться. Обычно защитой служила обмазка спускаемого аппарата, но в этот раз впервые в космической практике у причала станции отсутствовал корабль и самой экранированной частью комплекса была переходная камера жилого блока ПрК.
Усмирить, заставить спрятаться веселившийся экипаж было непросто. Сергей понимал, что даже здесь, за толстой оболочкой комплекса разлетаются частицы – «осколки» из стен.
Они проносятся сквозь тебя словно пули через каркас здания, и это опасно особенно для несложившегося организма подростка и для женщины, у которой теперь своя и ещё другая, будущая жизнь.
Внимательный глаз Софи различил массу деталей. По земле, казалось, ползли змеи, множество зелёных змей, и из них били тысячи прожекторов; а сама станция летела сквозь разноцветный, светящийся лес. Если в самом низу «деревья» выглядели естественно – зелёными, то выше красными с переходом в интенсивный бордовый цвет.
Зелёный свет излучает атомарный кислород под ударами слабых частиц, а выше неослабленный их поток заставлял светиться кислород в красной и фиолетовой областях. Эффекты свечения подтверждали состав верхней атмосферы: до 200 километров молекулярный азот, над ним – атомарный кислород, а на высоте около тысячи километров кислород заменяют ионы гелия, а дальше с тысячи-двух тысяч километров – царство водорода.
Потоки заряженных электронов и протонов рождали в атмосфере дуги, волокнистые полосы, диффузионные облака. Если «залпы» мощны – дуга распадается на лучи, и на Земле нарушается радиосвязь, в телефоно-телеграфных сетях возникают шумы, они искрят из-за наведённых токов.
Жана радовало положение очевидца «пожара небес». Так называли сияния античные авторы. Джеймс Кук описал картину интенсивного сияния в южной части Индийского океана. Но в отличие от всех им теперь предоставлялась возможность изучать явление изнутри. Под воздействием солнечного ветра у Земли появился вытянутый магнитный шлейф, и теперь они будто оказались внутри него, в неоновой трубке.
Вначале Жана поразило свечение солнечных батарей. Пристально вглядываясь, он отметил мерцание отдельных сгущений – клочков сияния. Он стал смотреть на горизонт, надеясь увидеть высотный разрез. На горизонте бушевало багровое пламя, световые столбы, словно жадные пальцы, шевелились и переливались всеми цветами радуги. Самый низкий слой был желтовато-бурым с переходом в малиновый: жесткие электроны возбуждали молекулярный азот, а на нижних высотах (ниже 80 километров) его красноватая линия преобладала над зеленой, кислородной.
Затем резкий переход к желтому, потом к зеленому и багрово-красному. Столбы-выбросы сияния меняли цвет. На глазах удивленных наблюдателей творилась трансформация – являлись гирлянды, брызги, волны в цветовой пене. Окраска верхушек свидетельствовала о разогреве плазмы, о вторжении интенсивных потоков электронов, возбуждающих красную кислородную линию.
– Чудесно быть очевидцем и всё разглядеть, – радовался Жан, – наука требует жертв.
Сергея поразили прежде всего рубиновые иллюминаторы. Наверное, на Земле сказали бы – «кошмарная магнитная буря», где для судов, самолётов и, сухопутных экспедиций в такие дни теряется связь. А здесь – фантастическая художественная выставка. ПхО – всё красное, в дрожащем свечении; а в иллюминаторах – словно летишь над полями спелой ржи. Сияние с зарей не исчезало и вытеснялось только полным приходом Солнца. Жан всё рвался взглянуть «под разным углом», хотя бы одним глазочком, и не мог усидеть в ПрК. Потом он подумал: «Зачем копья ломать? Он встанет завтра пораньше, насмотрится и зарисует». Но на следующий день сияние исчезло. Лишь на горизонте в северном и южном полушарии наблюдалась размытая туманность желтовато-зелёных тонов.
Наблюдения ещё и потому нельзя было откладывать, что портились иллюминаторы. На шестом и двенадцатом появились пятна, как напыление. На семнадцатом – полоса шириной в пять и длиной в тридцать миллиметров. Прямо на глазах возникли новые кратеры. Ухудшение прозрачности выглядело предупреждением: нужно спешить.
