Софья Радзиевская - Тысячелетняя ночь
— Слушайте, вы, — сказал он, — в вольный лес нам дорога. Там нет ни виселиц, ни дыбы. И бароны опасаются засовывать в него нос поглубже. Переплывём реку и пусть черти заберут королевских лесников и самого шерифа. Согласны? Говорите скорее!
Филь нерешительно взглянул на Стива.
— Я что же, я не прочь, — неожиданно легко согласился он. — А ты, Стив?
— И я согласен! — Стив топнул ногой. — И без того у меня еле душа терпела, а с мальчишкой этим — ну, сил никаких не стало. Режьте его верёвки да идём.
— Тише вы, горячие головы, — остановил их Джиль. — Как кинутся за нами по пятам — не уйдём. Мальчик ещё слаб на ногах. Один должен остаться, замкнуть калитку на ключ, замкнуть и дверь в харчевню, чтобы они не сразу выскочили. В окно не пролезут.
— Я, я сделаю это! — вскричал пылкий Гунт.
Роберта развязали и растёрли ему руки, и ноги. Он стоял ещё с трудом, но с жадностью схватил любимый лук, поданный ему Стивом, и ласково погладил отцовский колчан со стрелами. Гунт собрал крепкие сыромятные ремни, которыми был связан Роберт.
— Счастливого пути вам всем, — сказал он просто. — Я догоню — не ждите меня. Зелёный лес вас ждёт.
Роберт напрасно спорил и доказывал, что остаться должен он. Джиль почти силой потащил его за руку. Прячась за бочками и грудами дров на дворе, беглецы пробрались к калитке, и Гунт, повернув за ними тяжёлый железный ключ, вынул его из замка и перебросил через стену. Оставалось незаметно закрыть наружную дверь харчевни и прочно привязать ремнями засов.
— Пейте, голубчики, на здоровье, — пробормотал храбрый свинопас и, закрыв дверь, принялся обматывать засов крепкими ремнями. — Пейте, а вешать вам придётся… — но в эту минуту дверь задрожала от сильного удара изнутри.
— Отвори! — закричал грубый голос. — Эй, хозяин, что за дьявол там шутит шутки? Отвори, не то расшибу тебе голову!
Гунт молча лихорадочно завязал последний узел и кинулся к лестнице. Весь дом, казалось, дрожал от ужасного шума и проклятий.
— Измена! — кричали пьяные голоса. — Нас заперли! На помощь!
Оконная рама со стуком вылетела и упала на землю. Разъярённые лица показались в отверстии и две стрелы просвистели над головой Гунта, пока он, сидя на заборе, втаскивал на него тяжёлую лестницу.
— «На помощь», — проворчал он. — Помочь бы вам, негодяи, красным петухом, да некогда.
Толпа лесников вдруг с шумом высыпала из дома и кинулась к воротам: у харчевни был, очевидно, второй выход. Но Гунт уже перекинул лестницу на ту сторону забора и сломя голову пустился бежать вниз по тропинке к реке.
Всё произошло так быстро, что только сделав громадный прыжок с берега чуть не на середину реки, Гунт опомнился и сообразил, что он… не умеет плавать.
— Тону! — крикнул он и его кудрявая голова скрылась под водой.
— Иду, старина, — откликнулся с противоположного берега Джиль, — не робей!
Почти таким же скачком он кинулся в воду и быстро поравнялся с утопающим.
— Держись за плечо, — сказал он и повернул обратно, но тут дикие крики известили его, что лесники каким-то образом перебрались через забор и оказались на берегу реки. Стрелы, направленные пьяными разъярёнными людьми, запели над их головами. Он плыл, сильно взмахивая руками, но подвигался медленно: Гунт был тяжёл и бороться с течением за двоих было трудно.
— Эти негодяи убьют их! — вскричал Роберт. Схватив лук, он быстро натянул тетиву. Стоявший ближе всего к берегу лесник вскричал и отскочил: стрела пробила его зелёную шапку. Вторая стрела сбила другую шапку, и испуганные лесники с проклятиями кинулись прочь от берега.
— Ей богу, малый взял бы приз в Ноттенгеме! — в восторге вскричал Стив. — Они спасены. Они у самого берега!
Но в эту минуту, размахивая луком в одной руке и потрясая колчаном в другой, на берегу появился старший лесник.
— Трусы! — кричал он. — Негодяи! Вы упустили мальчишку и с ним четырёх висельников. Скажет вам спасибо его милость шериф!
И лесник, быстро прицелившись, спустил тетиву. Джиль громко вскрикнул. Он уже было поднял руку, чтобы схватиться за свисающий над водой ствол ивы, и вдруг со стоном опустился. Роберт, Стив и Филь, не обращая внимания на свистящие стрелы, кинулись к берегу и, подхватив пловцов на руки, вытащили их из воды под защиту кустов. Длинная чёрная стрела, пробив горло Гунта, глубоко засела в плече Джиля и кровь верных товарищей смешалась. Тело свинопаса безжизненно повисло в руках Стива.
— Насмерть, — сказал он и опустил Гунта на траву. — Наш лесничий сам точит свои стрелы.
Из плеча Джиля, разорванного стрелой, сочилась кровь.
— Убит! — горестно воскликнул он. — Гунт, для того ли я плыл за тобой?!
С быстротой молнии Роберт схватил лук и натянул его.
— И ты не вернёшься домой! — воскликнул он.
Стрела свистнула и вонзилась в горло всё ещё стоявшего на берегу лесника. Он взмахнул руками, подпрыгнул и упал как подкошенный. Остальные лесники издали вопили как бесноватые, размахивая луками и кинжалами. Но ни один из них не посмел приблизиться к распростёртому телу.
Роберт опустился на землю около Гунта и не отрываясь глядел на него. Всегда румяные щёки мальчика были бледны, глаза смотрели сурово, но не растерянно. Казалось, он сразу стал старше на много лет.
Джиль тронул его за плечо.
— Надо уходить, — сказал он, — и быстрее. На нас уже кровь не оленя, а королевского слуги. Завтра по нашим следам поспешит отряд королевских лучников.
Роберт ещё раз взглянул на мёртвого товарища, отвернувшись, вынул кинжал.
— Хорошо, — сказал он отрывисто, — похороним его и в путь.
Ночь приближалась. Ветер выл и качал ветви деревьев, срывал свежие листья и засыпал песком и землёй копавших могилу людей. Один лист запутался в волосах Гунта, которого продали в рабство за любовь к Роберту и убили за то, что он защищал его жизнь.
На том берегу тёмные тени ползком подобрались к телу лесника и потащили его по земле.
— Встаньте, несите как люди! — крикнул Роберт и выпрямился во весь рост.
Проклятия прозвучали в ответ, стрела пропела и вонзилась в дерево неподалёку.
Тело Гунта завернули в плащ и опустили в могилу. Тяжёлые камни легли поверх. Четверо людей молча, с опущенными головами стояли вокруг. Роберт, наклонившись, воткнул в холмик зелёную ветку.
— Гунт, — хрипло сказал он. — Гунт…
Стив положил руку ему на плечо.
— Пойдём, — сказал он. — Зелёный лес нас зовёт…
Крепко сжав в руке лук и опустив голову, Роберт шёл с верными товарищами. То, что он хотел сказать громко на могиле Гунта, он договорил в своей душе: «Я ухожу в лес к вольным братьям. Назад дороги нет. Но эту дорогу я пройду честно, я помогу тем, кому помощи ждать неоткуда».
Глава XIX
Первые солнечные лучи уже осветили вершины холмов, покрытые старым дубовым лесом, но в долинах между ними ещё лежали голубоватые утренние тени. В одной долине тень была гуще и голубее, она странным образом колыхалась и свивалась клубами, а весёлый утренний ветерок отрывал от неё пушистые завитки и гнал их, зацепляя за ветки деревьев. Порыв ветра посильнее распахнул голубую мглу, и тогда стало видно, что это не предрассветный туман, а плотная пелена густого едкого дыма. За ним — ряд больших, обложенных дёрном куч — точно гигантские муравейники, возле которых угадывалась человеческая фигура. Как мог человек дышать да ещё работать в таком аду?! Вот он подложил свежий пласт дёрна на верхушку кучи, разгоревшейся сильнее дозволенного, и, поднявшись по склону холма, оказался выше ядовитой пелены. Он кашлял и хватался за грудь руками, будто одетыми в блестящие чёрные перчатки…
Самое лучшее мыло вряд ли могло отъесть густой чёрный «лак», который годы работы наложили на лицо и руки угольщика. Да и одежда его была насквозь пропитана угольной копотью. Откашлявшись, он перевёл дух, выпрямился, приложив руку к воспалённым слезящимся глазам, и напряжённо всмотрелся: вдали, на холме, что-то блеснуло.
— Клянусь святым причастием, — пробормотал угольщик, сорвав свежий зелёный лист и проводя им по глазам. — Зря такие молодцы по лесам не шатаются — здесь нет ни сладкого вина, ни приятных песен. Пусть я жив не буду, если они не ищут тех четверых, что спят у меня в хижине. Больно уж те торопились и оглядывались.
От королевских людей, кроме пинка ногой, бедному угольщику ожидать нечего. А те четверо были к нему, старому Тиму, ласковы, дали сала. Большой кусок. Тим давно не ел сала.
— Пойти предупредить их, что ли…
Привычка к многолетнему одиночеству в лесу приучила угольщика к разговору с самим собой. Продолжая бормотать и прихрамывать, он снова нырнул в колышащееся сизое облако и скоро появился с другой его стороны, на противоположном склоне долины.
