Софья Радзиевская - Тысячелетняя ночь
Раздался свист стрелы — и олень, высоко подпрыгнув, тяжело упал на землю. Лёгкий топот убегавших ланей заглушил дикий рёв искреннего восторга.
— Кошелёк — мой приз! — вскричал Роберт, нагибаясь.
— Твои глаза — мой приз! — со смехом крикнул старший. — Ты убил оленя в королевском лесу. Вы все видели, братцы? Что за это полагается?
— Смерть! — закричали лесники так же единодушно, как только что после выстрела. — Глаза и пальцы!
Роберт тяжело перевёл дыхание.
— А заклад? — сказал он неуверенным голосом.
— Какой заклад? — закричал лесник. — Да ты с ума сошёл, птенец. Заклад на королевского оленя?! Вы слышали, братцы?
Но Роберт, проворно отскочив в сторону, вторично натянул лук.
— Не подходите! — крикнул он, дрожа от возмущения. — Первого, кто подойдёт, я…
Но тут ловко пущенная сзади палка сшибла его с ног, падая, он ударился головой о корень и потерял сознание.
Глава XVIII
Кашляя и захлёбываясь. Роберт с отчаянным усилием выплюнул наполнявшую его рот воду и открыл глаза. Знакомый грубый смех приветствовал его.
— Очнулся, сосунок! — кричали лесники. — Ну, живо, надевайте люльку на палку, понесём младенчика!
Связанного по рукам и ногам пленника вытащили из ручья, засунули в наспех ободранную с убитого оленя шкуру и понесли на палке. Лесникам было мало этого мученья: раскачивая палку, они ударяли мешком о деревья, стараясь заставить Роберта вскрикнуть или заплакать. «Покачаем ребёночка», — говорили они.
Но Роберт лежал молча, стиснув зубы, и отчаянно смотрел вверх, на небо. «Глаза и пальцы», — вспоминалось ему. Он хотел насмотреться на ясное небо, на зелень, прежде чем всё это навеки скроется от него.
— Ну, довольно, — сказал один из тащивших его лесников и сбросил палку с плеча. — Пускай теперь другие понянчат сосунка, у меня заболели плечи.
— Ты бы потише бросал, — заметил коренастый, небольшого роста лесник, поднимая палку. — Велено же донести его живым. Его милость шериф Ноттингемский давно на нас сердится, что мы перестали доставлять ему браконьеров. Пускай полюбуется — вот совсем свеженький. Стив, берись за другой конец.
Роберт почувствовал, что, несмотря на грубые слова, эта пара лесников несла его гораздо осторожнее, они не били его о деревья, а на лице одного из них он уловил даже что-то похожее на жалость.
— Получим от шерифа на добрую выпивку… — начал было дорогой Стив, но тут же, понизив голос, добавил: — А мальчишка-то совсем молоденький. И храбрый — как соколок. Может, и врёт, что граф, однако, клянусь пятницей, он не больше виноват, чем тот олень, в шкуре которого мы его тащим.
— Честно сказать, мне его жалко, — тихо отозвался напарник. — Видишь ли: в Ноттингем шёл. И взял бы приз, клянусь святым Дунстаном, взял бы. Мастерски стреляет. Свинья наш старший. Да и все мы — свиньи…
Роберт слушал, затаив дыханье. Он не смел вмешаться в разговор, но в душе зародилась смутная надежда на спасение.
— Эй, вы, поворачивайтесь! — крикнул старший лесник, шедший впереди. — До ночлега ещё осталось порядочно, а в глотке уже пересохло. — В «Голубом борове» водится славное винцо, стоит только тряхнуть его хозяина.
Между тем, пока компания, горланя песни и переругиваваясь, двигалась к «Голубому борову», в общей комнате этой харчевни на берегу речки Дув за кружками пива сидели два человека в скромной крестьянской одежде.
— Да, Джиль, — говорил один из них, одетый в рубашку и штаны явно с чужого плеча, — не думал я, что ты обо мне вспомнишь в такую минуту. Кто другой пожалел бы ещё бедного свинопаса и позвал его в Ноттингем на празднества, да ещё дал ему одежду. Только вот это горло давит, — и он дотронулся до железного кольца, свободно обвивавшего его шею.
— Не горюй, Гунт, — утешал его румяный весёлый приятель, щедро подливая эль в его глиняную кружку. — Остальные свинопасы согласились ведь присмотреть за твоим стадом сегодня и завтра. Сэр Гью об этом не узнает, чёрт побери его душу. А мне без тебя — половина радости смотреть на нашего мальчика. Подумать только — в Ноттингеме перед самим королём натянет он лук. И три раза выстрелит. И все три раза попадёт в самую цель. Попадёт ведь, Гунт, а?
— Попадёт! — Гунт стукнул кулаком по столу. — Попадёт, клянусь святым Дунстаном! И преклонит колено перед королём и попросит защиты против злого обидчика. Пусть адовы псы грызут на том свете пятки чёртову барону.
— Потише, — остановил пылкого свинопаса осторожный Джиль и оглянулся: не подслушивает ли его собрат по ремеслу — хозяин здешней харчевни. — Потише, смотри, нас не очень-то погладят по голове за такие разговоры о знатных, даже если души у них не белее сапога. Э, да что с тобой сделалось, приятель?
Последние слова относились как раз к хозяину харчевни, который вдруг припал к низкому маленькому оконцу, а затем имел алея по комнате, выд ирая передником столы и передвигая скамейки.
— Королевские лесники идут, — отвечал тот, запыхавшись. — Вон с горы спускаются. И несут что-то на палке — видно, убитого оленя. Набезобразят — беда. Гляди, если половина кружек не будет побита. А платы, как заупрямятся, лучше не спрашивай. Хорошо, если оленину не всю съедят: хоть что-нибудь да останется.
Говоря это, он быстро нырнул в подвал и так же быстро вынырнул из него, держа в руках небольшой бочонок с вином.
— Помоги, братец Джиль, поставить, — сказал он, отдуваясь. — А вы бы лучше уходили подальше: народ они неуживчивый, сами знаете, какая вам охота набиваться на драку?
— И то правда, — согласился Джиль. — Пойдём, Гунт, мы и в сарае переночуем.
Но в дверях им пришлось остановиться и попятиться, чтобы пропустить лесников. Хмель лесной пирушки ещё не выветрился из их голов, и они, громко стуча кулаками по столам и швыряя скамейки, требовали вина и эля, угрожая за промедление пересчитать хозяину все рёбра.
— А младенчика суньте в конюшню, — крикнул старший лесник, повернувшись в дверях к Стиву и Филю. — Ног не развязывать — больно скор. Киньте ему овсяную лепёшку да воды. Его милости шерифу больше нравятся живые браконьеры, их веселее вешать!
Громко расхохотавшись над собственной остротой, лесник обернулся к хозяину харчевни и добавил:
— А ты, бездельник, тащи вина да побольше, вся глотка пересохла.
Между тем Джиль и Гунт незаметно вышли в низкую дверь харчевни и осмотрелись: где бы им без помехи устроиться на ночь.
Лесник, стоявший у конюшни, махнул рукой Гунту:
— Эй, приятель, — сказал он. — Вернись-ка да напомни старшему, что и наши глотки пересохли, а отходить нам не велено.
— А что вы там караулите? Оленину? — полюбопытствовал Джиль и подошёл поближе: он любил поболтать.
Филь махнул рукой:
— Какая оленина! Мальчишку вот принесли, браконьера. Милостивому лорду шерифу на забаву. Мальчишка-то чистый сокол и шёл в Ноттингем на состязание стрелков. Эй, друг, что у тебя там неладно — с ногами или головой?
Последнее относилось уже к самому Джилю, который вдруг покачнулся и опёрся о косяк плечом.
— Ничего, это у меня бывает, — дрожащим голосом отвечал тот. — А что, приятель, у меня вот тут, в мешке, бутылочка винца. Не стоит и беспокоить твоего старшего, бери, не стесняйся. Так в Ноттингем шёл, мальчишка-то? Любопытно бы поглядеть на такого.
— Смотри, пожалуйста, — великодушно ответил Филь. — Эй, Стив, открой-ка дверь да иди сюда, тут и на двоих хватит.
Через минуту Джиль и Гунт с волнением нагнулись над свёртком из оленьей шкуры. Глаза их ещё не освоились с полумраком, но уши сразу уловили знакомый голос.
— Джиль! Гунт! — тихо и радостно сказал Роберт. — Друзья мои, как вы сюда попали?
— Молодой господин, — так же тихо ответил Джиль. — Мальчик мой, — добавил он ещё тише. И оба они, опустившись на колени, низко наклонились над фигуркой на полу.
Прошло несколько минут горячего разговора тихим шёпотом. Наконец Гунт выпрямился:
— Режь верёвки, Джиль, — сказал он. — Тех двоих за дверью я беру на себя. А ты хватай Роберта на руки и беги к реке. Я догоню.
— Подожди, — сказал осторожный Джиль. — Будет шум и крик, погони не миновать. Дай я сначала поговорю с ними. И подойдя к двери, он приложил к ней ухо, прислушиваясь.
— Подумать только, — тихо говорил Филь, — завтра он задёргает ногами на виселице. А что, Стив, тебя не воротит от этой компании?
— Давно надоело, Филь, да не придумаешь, что сделать.
— Добрые люди, — заговорил Джиль, отворяя дверь, — отпустите вы мальчика, не берите грех на душу.
Стив вздрогнул.
— Ты что подслушиваешь? — вскричал он, но тут же, смягчившись, добавил: — Ну да, жалко и рад бы отпустить, да ведь за такое дело и головой поплатишься.
Но в эту минуту Гунт, выпрямившись во весь свой громадный рост, отстранил Джиля.
