Борис Акунин - Детская книга
— Продавать свою половину будешь сама. Останови-ка, братец.
Коляска остановилась на Мясницкой, возле магазина, построенного в виде китайского домика. Сверху затейливыми буквами, похожими на иероглифы, было написано:
«ЧАЙ, САХАРЪ. ПЕРЛОВЪ И СЫНОВЬЯ».— Ты что? Нашел время чаи распивать! — крикнула Иветта, но Дьяболини лишь отмахнулся.
Он миновал стеклянную дверь, у которой стоял и кланялся настоящий китаец, прошел чуть дальше и завернул в соседнюю лавку.
«ИНСТРУМЕНТЫ И МАТЕРIАЛЫ ДЛЯ ЮВЕЛИРНАГО ДѢЛА», прочел вывеску Ластик.
Минут через пять маэстро вышел со свертком под мышкой.
— Что это? — с любопытством спросила Иветта.
— Инструменты для распилки алмазов. Я же сказал: ты получишь свою половину и делай с ней что хочешь.
У Ластика от ужаса перехватило дыхание.
Беды не миновать
— Не делайте этого! — закричал он, не сдержавшись.
Дьяболини и его сообщница уставились на него с удивлением.
— Это еще почему?
Ластик сглотнул.
— Он… он такой красивый!
— Поворачивай вон туда, — велел маг извозчику, а Ластику сказал. — Это славно, что ты ценишь красоту, малыш. Но такой приметный камень целиком продавать рискованно — сгорим.
Коляска грохотала по булыжной мостовой мрачного, грязноватого переулка.
— Приехали! — показал Дьяболини на унылый пятиэтажный дом.
Внеся задаток, маэстро повел «жену и сына» (именно так он представил своих спутников служителю) по пыльной лестнице на самый верхний этаж.
Перед табличкой с номером «16» остановился, похлопал рукой по массивной двери, взвесил на ладони тяжелый ключ.
— Я вижу, здесь на ночь запираются всерьез. Надо думать, неспроста.
Вошли.
Иветта брезгливо осмотрела убогую обстановку: две железных кровати, дубовый платяной шкаф, облезлый стол с тремя кривыми стульями.
— Боже! Ну и дыра!
Ластик же подошел к окну, выглянул наружу. Двор был темный и узкий, со всех сторон запертый стенами сомкнувшихся домов — настоящий колодец. От подоконника тянулась веревка с развешанными простынями. Другим концом она была привязана к крыше дома, расположенного напротив. Было видно чердачное окно и разнежившуюся на солнце кошку.
Пока «жена и сын» осматривались, Дьяболини времени на пустяки не тратил. Обернувшись, Ластик увидел, что маг уже развернул сверток и прикручивает к столу маленькие тиски. На бумаге поблескивали еще какие-то мудреные инструменты.
— Ты правда можешь его распилить? — спросила Иветта.
— Да будет тебе известно, детка, что великий Дьяболо Дьяболини начинал свою карьеру учеником ювелира.
— Бедный ювелир, — прыснула Иветта.
— Зря ты так. Я был юн и прекраснодушен. Мною двигала исключительно любовь к благородным камням и металлам. Во всяком случае, вначале… Нуте-с. — Он достал из коробочки алмаз и вставил его в тиски. Взялся за рычаг, чтоб зажать покрепче, но уж этого Ластик допустить никак не мог. Подумать страшно, сколько злой энергии выплеснет Райское Яблоко в ответ на столь грубое посягательство!
План был совсем простой — от безысходности и отчаяния.
Ластик кинулся к столу, выхватил Камень из тисков и побежал к окну. Он не надеялся убежать с Яблоком, куда тут бежать? Единственный выход — бросить его в окно. Может, завалится в какую-нибудь щель, и не найдут. Пускай лучше пылится в безвестности до скончания века.
В общем, не план, а черт знает что. Да и с тем ничего не вышло.
— Держи! — завизжала Иветта и проворная, как мышь, метнулась за Ластиком.
Ловко подсекла ногой его щиколотку, и незадачливый потомок фон Дорнов растянулся на полу.
Райское Яблоко, уже во второй раз, выскользнуло у Ластика из пальцев, прокатилось по полу, ударилось о плинтус. Дьяболини в три скачка пересек комнату и подхватил Камень.
Ластик барахтался под тяжестью навалившейся на него Иветты, кричал:
— Нельзя! Разве вы не знаете? Будет беда! Мировая война! Не трогайте его!
Наверно, это и называется «истерика» — понимал же, что не послушают.
— Малыш взбесился, — констатировал Дьяболини. — Надо заткнуть ему рот, не то соседи услышат. Нам скандалы ни к чему.
— Караул! — тут же заорал Ластик что было мочи. — Помогите!!!
И получил такой удар по затылку, что ткнулся носом в паркет. Душистая ладонь крепко зажала ему рот. А в следующую секунду мощная длань синьора Дьяболини оторвала Ластика от пола и подняла в воздух.
— Будешь орать — сверну шею, — кратко предупредил маэстро.
Было видно: и вправду свернет. Ластик больше не кричал, только судорожно всхлипывал и глотал слезы.
— Хм, проблема, — протянул Дьяболини, по-прежнему держа ассистента на весу. — Что нам делать с этим припадочным? Ювелирная работа требует покоя и сосредоточенности.
— В шкаф! — решила Иветта.
И рыдающий, в пух и прах разгромленный защитник человечества был заперт в дубовую темницу. Скрежетнул ключ. Всё было кончено.
— … Нельзя, выдаст, — донесся приглушенный голос мага. — Придется…
Тут он и вовсе перешел на шепот, так что конца фразы Ластик не расслышал. Похоже, решалась его судьба, но он думал не об этом, а о своем чудовищном провале. Он всё испортил! Погубил! И поделать теперь ничего нельзя. Сейчас Дьяболини распилит Райское Яблоко…
— Из камня в шестьдесят четыре карата получится дюжина крупных алмазов, тысяч по десять каждый, и штук тридцать мелких, рублей по пятьсот — по тысяче, — послышалось из комнаты. — Стало быть, на круг выйдет тысяч полтораста.
— Ух ты! Так пили скорей!
— Алмазы не пилят, детка, их режут. Дело это трудное и кропотливое. Поскольку алмаз — самый твердый из минералов, разрезать его можно лишь другим алмазом. Это алмазный резец, «кливер». Я отвалил за него в лавке семьдесят пять целковых.
— А вдруг этот твой кливер сам сломается?
— Надо знать, где резать, тогда не сломается. У алмаза строение слоистое. Поперек слоев его не возьмешь, но если колоть между слоями, это вполне возможно. Алмаз тверд, но хрупок. Первое, что нужно сделать — это определить место, где нужно сделать засечку. Дай-ка мне лупу. Она вон там, в коробочке.
Последовала длинная пауза.
— Ну, что же ты? — нетерпеливо воскликнула Иветта. — Хватит его вертеть, давай же, пили, то есть режь!
— Что за черт! Не могу определить расположение слоев… Никогда не видел такого лучепреломления. Странно. Ладно, попробую наудачу…
Раздался звон металла о металл, потом противный скрежет.
Ластик плакал, размазывая слезы по щекам. Всё, теперь беды не миновать.
Что-то громко хрустнуло.
Маг разразился проклятьями, потом простонал:
— Ты только погляди — семьдесят пять рублей псу под хвост. А на китайце ни царапинки! Не той стороной повернул. И зря пожадничал. Нужно было брать самый дорогой кливер, за сто двадцать. У тебя деньги есть? Придется снова ехать в лавку, а то скоро закроется.
Звук шагов, какие-то шорохи.
Ластик всем телом навалился на дверцу и припал к образовавшейся щелочке.
Дьяболини надевал пиджак, Иветта снимала с вешалки шляпку.
— Ты куда это? — спросил маэстро.
— А что это ты берешь алмаз с собой? Тогда и я иду.
— Я хочу подобрать правильный резец — точно по форме и размеру камня. А вместе нам нельзя. Кто-то должен стеречь полоумного Пьетро.
— Придуши его прямо сейчас, и дело с концом, — предложила лиса Алиса, и из этих слов стало понятно, какая участь уготована бедному Буратино.
— Да пойми ты: нам теперь нельзя появляться в людных местах вместе. Мы слишком эффектная пара. Господин Кошко, начальник московского сыска, не дурак. Неужто ты думаешь, его не заинтересовало таинственное исчезновение прелестной гостьи? Уверяю тебя, наше описание уже составлено и рассылается по всем околоткам.
— Тогда камень остается здесь, — отрезала Иветта. — Ничего, подберешь свой кливер на глазок.
Оба переместились к двери, и теперь Ластику было лучше их видно.
— Хорошо, но тогда я запру тебя на ключ. — Дьяболини оборвал какой-то шнурок, свисавший со стены. — И звонок тебе ни к чему, верно? А то вдруг захочешь вызвать прислугу. Мол, замок заел, откройте, пожалуйста.
— Негодяй!
Иветта хотела влепить магу пощечину, но тот ловко увернулся и со смехом выскочил из комнаты.
Раздался скрежет ключа. Потом тишина.
Ластик увидел, что Иветта стоит, приложив ухо к створке — прислушивается. Выдернула из своей пышной прически шпильку, просунула в скважину и долго в ней шуровала. Топнула ногой, распрямилась. Пошарила пальцами в гнезде звонка для вызова прислуги — тоже безуспешно. Очевидно, шнур был выдран с мясом.
— Мерзавец, какой мерзавец! — неизвестно кому пожаловалась она и заметалась по комнате.