Владислав Крапивин - Трое с площади Карронад
«Вот как было дело… — подумал Славка с каким-то облегчением. — Не так уж все глупо…»
Нет, все равно, конечно, глупо: бежать к какому-то сторожу, а не к военным! И костер — тоже глупо. Но все же это была не игра. Андрюшка Илюхин думал не о забаве. Просто он не знал, что делать, он ошибся. Но и взрослые иногда ошибались, когда приходилось сталкиваться со смертью.
— Тим… Ты его знал?
Тим хмуро объяснил:
— Его многие знали, он в хоре Дворца пионеров пел. Хорошо так пел…
Берег стал ниже. Тим и Славка обошли стоянку для автотуристов и по тропинке спустились на пляж. Оттуда расходились последние купальщики. На мачте качался черный шар — сигнал, что купаться нельзя. Ветер гонял по песку пустые коробки от сигарет. Волны выкатывались на пляж длинными пенистыми языками. Они шумели. И ветер шумел.
Славка и Тим скинули обувь и побродили по набегающей воде. Пена забрызгала им колени. Вода откатывалась и старалась утянуть Славку и Тима за собой. Высасывала у них из-под пяток песок. Она оказалась довольно холодной, эта неспокойная вода. Тим честно сказал, что лезть в такой холод и в такие волны ему не хочется. Тем более что на берегу пусто, а на вышке штормовой сигнал.
Славка согласился. Он такое разыгравшееся море видел впервые.
Они сели и прислонились к большой выброшенной волнами коряге. Корягу выбелило море и высушил ветер. Она отливала алюминиевым блеском. Была гладкой и теплой. Сухой песок тоже был теплым. Славка и Тим зарыли в него озябшие от воды и гудевшие от долгой ходьбы ноги…
Море теперь было трехцветным: у берега — песочно-желтое, дальше — ярко-зеленое, а у самого горизонта лежала сине-фиолетовая полоса. Недалеко от берега прыгали на гребнях оранжевые шары — буйки пляжного ограждения. Словно какой-то пароход за горизонтом растерял громадные апельсины, и волнами их пригнало к земле.
Кучевые облака сизо-серого цвета быстро двигались в середине неба. За ними иногда чувствовался проблеск солнца. Над головами у Славки и Тима в струях ветра неподвижно стояли чайки с распластанными крыльями.
Потом пошел дождик. Можно было убежать под навес, но не хотелось покидать насиженное место. Тим вытянул из спортивной сумки курточку. Ветер рванул капроновую ткань, но Славка и Тим быстро обмотали ею головы и плечи. Получилась крошечная общая палатка.
— Мы робинзоны, — сказал Тим. — Катер уже не придет, нечего ему тут делать. Нужно будет ехать автобусом на Северный причал… Славка… Ты не обижаешься, что я тебя сюда затащил?
— Здесь хорошо, Тим, — сказал Славка.
Что он мог еще сказать? Не скажешь ведь вот так открыто, что мечтал о такой минуте целые годы. Не будешь объяснять, что все это — счастье. Счастье от того, что рядом штормовое морг и Тим.
Славка сказал:
— Смотри, какой водопад.
Недалеко стояла железная горка, чтобы скатываться прямо к воду. Волны взбегали на нее, и вода с верхней площадки лилась на гулкие ступени.
— Большой каскад Петродворца, — сказал Тим. — Я туда в июле с папой ездил… Ты там бывал?
Славка медленно качнул головой:
— Нет, Тим. Я мало где бывал: в Невьянске, в Первозаводске, в Покровке… Это все в одних краях, недалеко друг от друга. Мы там с мамой кочевали с места на место.
Тим примолк. Потом виновато проговорил:
— Дурак я все-таки. Ты меня извини, ладно?
— За что? — удивился Славка.
— Я болтаю, хвастаюсь. Все про отца, про отца… А ты… только с мамой.
— Ну и что такого, — спокойно сказал Славка. — Это у кого как в жизни получилось… Ты, может, думаешь, что он нас бросил или пьяница какой-нибудь? Он хороший был, Тим. Только я его никогда не видел. Он погиб в тот год, когда они с мамой поженились. Еще студентами были.
— А что случилось? — осторожно спросил Тим.
— Он разбился на мотоцикле… Ехал к товарищу на дачу, а через дорогу ребята побежали. Из лагеря. В войну играли. Он и крутнул на обочину, прямо на камни… Это в Первозаводске было, где они с мамой учились. А потом мама в Невьянск уехала после института… Знаешь, Тим, я там впервые море увидел…
Тим удивленно поднял глаза, но ничего не спросил. Он почувствовал, видимо, что Славка расскажет сам.
И Славка рассказал про бриг «Меркурий». А потом, незаметно, еще про многое: про Покровское озеро, про Анюту, потом про Юрку Зырянова и Усть-Каменск. И даже про то, как уехали из Усть-Каменска.
Тиму рассказал и морю.
Море шумело то возмущенно, то сочувственно: сердилось на Славкиных недругов и понимало его огорчения.
Тим тоже все понимал. Он слушал молчаливо и серьезно.
И только время от времени натягивал на Славкины плечи подол куртки.
Домой Славка вернулся к вечеру. Мама, конечно, сказала, что «чуть не сошла с ума» за этот день. Засадила Славку за обед, а потом за уроки.
Уроки были пустяковые. Славка читал «Ботанику» и рассказывал про все, что сегодня видел. Мама просила его не отвлекаться, но он отвлекался.
— Мама! А еще мы видели, где стояла береговая батарея!
Мама охнула:
— Я же просила не соваться в такие места!
— Ну, мама! Ты сама не знаешь, чего пугаешься. Там только площадки от орудий. Тим еще в детские годы там гулял… А на море сегодня почти настоящий шторм!
— Я боялась, что ты полезешь купаться…
— Нет, волны большие. Тим не разрешил.
Мама сказала, что готова молиться на Тима.
— Когда он с тобой, я почти спокойна.
— А говорила, что чуть не сошла с ума.
— Но не сошла. Спасибо за это Тиму. Я благодарна судьбе, что он есть на свете.
«Я тоже», — подумал Славка.
Он вспомнил, как сегодня они прощались на улице и Тим побежал к троллейбусной остановке. Быстро побежал, не оглядываясь. Будто сразу забыл про Славку. И Славка испугался: вдруг не оглянется ни разу? Но Тим оглянулся. А потом высунулся из окна троллейбуса и долго махал свернутой курткой. И Славка был счастлив…
— Мама, дай, пожалуйста, две копейки. Я Тиму позвоню. Он побежал к автомату.
Было уже темно. Ветер улегся, облака ушли, и светили теплые звезды.
Славка набрал номер.
— Валентина?.. А где Тим?
— Он только что залез в ванну и, судя по всему, занимается в ней подводным плаванием. Ты, Слава, не представляешь, какой там шум и плеск!
Славка огорченно завздыхал.
— Я могу его позвать, — предложила Валентина.
— Что же он, мокрый побежит?
— Он вылетит из ванной как пуля, если узнает, что ты звонишь. Я тебе гарантирую.
Славка представил мокрую веснушчатую пулю и засмеялся:
— Не надо. Передай ему: «До завтра».
Флагограммы
Утром Славку встретил радостный Динька.
— Про тебя в газете написали! И фотокарточка приклеена!
Славка поежился.
Газета висела в коридоре нижнего этажа. Перед ней толпились читатели. Славка обошел толпу стороной: лишней известности ему не хотелось.
В классе на Славкиной парте лежали три фотоснимка. Большие, размером с тетрадку, и очень четкие. Но Славка посмотрел и огорчился. Он себе не понравился. Встрепанный какой-то, глаза испуганные, рот приоткрыт. Стоит на носочках и так тянет вверх Артемку, будто хочет приклеить его ушами к потолку. И конечно, волосы на макушке — торчком.
И такая фотография приклеена в газете!
Ну а кто виноват? Не Савин же. Савину все равно надо сказать спасибо: он старался, карточки напечатал быстро и аккуратно.
Славка поискал глазами Игоря, но того не было в классе. Зато откуда-то вынырнул Аверкин.
— У, как здорово! Подари одну.
— Возьми… — неохотно сказал Славка. — Только я тут какой-то уродина.
— Да что ты, все нормально! Как живой!
Женька засунул снимок в портфель, потом глянул мимо Славки, поскучнел и отошел в сторону. Славка оглянулся и сразу забыл про Аверкина: сзади стоял Тим.
— Тим, привет!
Тим улыбался.
— Здравствуй! Я твою заметку читал… Покажешь Артемку?
— Конечно. После уроков, ладно? А то все опять набегут…
Тим увидел фотографии.
— Это Савин снимал? Мастер… — Он помялся и спросил: — У тебя всего две карточки?
Славка вздохнул:
— Возьми одну, если хочешь. Только что здесь хорошего?
— Все хорошее. Ты и Артемка…
После уроков Славка и Тим ушли в глухой уголок школьного двора — между забором и гаражом. Тут Славка и познакомил Тима с Артемкой.
Тим сел на перевернутое мусорное ведро, посадил Артемку на заляпанное веснушками колено, покачал его. Улыбнулся ему. И сказал про лупоглазую Артемкину морду:
— У него лицо умное. Славка засмеялся.
— Нет, правда, — сказал Тим. — Он так смотрит, будто заговорить хочет.
Ну что же, Тим был прав. Иногда и Славке казалось, что Артемка может разговаривать.
Тим спросил:
— А откуда у него эта награда? На снимке ее нет.
