Джин Джордж - Моя сторона горы
Он засмеялся. Потом я сказал:
— Я однажды убежал, потому что… ну, потому что хотел заняться чем-нибудь другим.
— Это хорошая причина, — сказал Мэтт. — Ты думаешь, поэтому… кстати, как его зовут?
— Я не спрашивал, — честно ответил я.
— Как ты думаешь, что он действительно ест, чем питается? — спросил Мэтт.
— Рыбой, кореньями, ягодами, орехами, кроликами. Думаю, если поискать, то в лесу можно найти много еды.
— Кореньями? Коренья несъедобны.
— Ну, морковь — это корень.
— И вправду, точно; и картошка в некотором роде. Рыба? — задумался Мэтт. — Думаю, здесь водится много рыбы.
— В ручьях ее полно.
— Ты правда видел его, а? Он действительно в этих горах?
— Конечно, я видел его, — сказал я. Наконец я встал. — Мне нужно домой. Мне в другую сторону. А тебе нужно просто идти по дороге в сторону города, думаю, там ты сможешь сесть на автобус.
— Нет, подожди, — сказал он. — Давай я прочитаю тебе свои записи, чтобы проверить детали.
— Конечно.
Мэтт встал, подышал на руки и прочел:
— «Одичавший мальчик Катскильских гор существует. У него темные волосы, карие глаза, он носит симпатичный костюм из оленьей шкуры, который, очевидно, сшил сам. Он в отличном здравии, может развести костер с помощью кремня и огнива так же быстро, как человек зажигает спичку.
Его реальное жилище засекречено. Ему помогает красивый сокол. Он слетает с кулака мальчика и охотится на кроликов и фазанов, когда ему нужна еда. Он берет лишь столько, сколько ему нужно. Имя мальчика неизвестно, но он убежал из дома и не собирается возвращаться».
— Нет, Мэтт, нет, — умолял я.
Я уже было собрался бороться с ним, когда он сказал:
— Давай заключим сделку. Я проведу с тобой весенние каникулы, и ни слова об этом не появится в печати. Я напишу то, о чем рассказал мне ты.
Я посмотрел на него и решил, что с ним будет весело.
— Я встречу тебя на окраине города в любой день, когда тебе будет удобно, но завяжу тебе глаза и проведу в свой дом, и ты пообещаешь не прятать в лесу фотографов. Знаешь, что случится, если ты обо мне расскажешь?
— Конечно, газеты взорвутся, привезут камеры, репортеры будут висеть на каждом дереве, и ты станешь знаменитым.
— Да, и вернусь в Нью-Йорк.
— Я напишу что ты сказал, и даже твоя мама не узнает тебя.
— Напиши, что тот мальчик в другом городе, и договорились, — сказал я. — Ты можешь написать, что я работаю на гражданскую оборону, исследуя способы выживания в дикой природе. Скажи им, чтобы они не волновались, зубатка вкусна, а в пещерах тепло.
Мэтту это понравилось. Он вновь сел.
— Скажи мне названия некоторых растений и животных, которыми ты питаешься, чтобы они знали, что делать. Мы напишем информативную статью.
Я присел и назвал самые хорошие дикие растения и тех млекопитающих и рыб, которых легче всего поймать. Я дал ему несколько полезных рецептов и добавил, что не рекомендую пытаться жить в дикой природе, тем, кто не любит шпинат и мидий.
Мэтт строчил за мной. Наконец он сказал:
— У меня замерзли руки. Я лучше пойду. Но мы увидимся двенадцатого апреля в три тридцать на окраине города. Хорошо? И чтобы доказать, что я — человек, который сдерживает свои обещания, я принесу тебе копию статьи.
— Ну об этом можешь не беспокоиться. У меня есть человек, который отсматривает все истории обо мне.
Мы пожали друг другу руки, и он ушел. Я вернулся к своему дереву в горы, беседуя сам с собой всю дорогу. Я часто разговариваю сам с собой, как и все. Человек, даже в окружении других людей, девять десятых своего времени проводит наедине с голосами в собственной голове. Жизнь в одиночестве в горах не сильно отличается, только внутренний голос становится грубым. Всю дорогу домой я думал о том, как бы сделать так, чтобы все было хорошо, беседуя с Бандо, папой и Мэттом Спеллом. Я надиктовал Мэтту статью и обсудил ее с Бандо, она получилась очень правдоподобной и одновременно не открывающей правды. Я даже захотел записать ее и отправить Мэтту, но не сделал этого.
Я зашел в свое дерево, привязал Внушающую Страх к насесту и обнаружил Джесси Куна Джеймса. Я не видел его уже несколько месяцев. Он спал, свернувшись калачиком, на моей кровати. Черепаший панцирь, который был полон очищенных орехов, был пуст и лежал рядом с ним. Он проснулся, спрыгнул на пол, медленно прошелся рядом с моими ногами и выскочил в дверь. Мне казалось, Джесси надеялся, что я ушел навсегда и теперь он может поселиться в моем жилище. Он любил удобства. Я был больше, поэтому он уступил мне дерево.
Я смотрел, как он забрался на скалу Барона, а потом на тсугу. Он тяжело двигался вверх, и тут я понял, что Джесси на самом деле самочка, а не самец. Я приготовил ужин, а потом сел у костра и созвал собрание. В моей голове всегда людно, и я отточил мастерство спора нескольких людей в тишине или на форуме, как я это называл. Обычно на этих форумах обсуждаются такие вещи, как буря (будет она или нет), как сшить весенний костюм, как расширить дерево и при этом не разрушить жизни на нем. Сегодня, однако, мы обсуждали, что делать с Мэттом Спеллом. Папа посоветовал мне идти в город и убедиться, что он ничего не напечатал, даже выдуманной истории. Бандо сказал, что не стоит, все нормально, он все еще не знает, где я живу, а потом Мэтт решил поучаствовать в разговоре и сказал, что хотел провести весенние каникулы со мной и что доселе он обещал не говорить ни слова. Мэтт продолжал говорить «доселе» — не знаю, откуда он взял это выражение, но оно ему нравилось, и он продолжал говорить именно его. Вот как я узнал, что говорит Мэтт; все было «доселе».
Той ночью я заснул под обсуждение возможности моего обнаружения и возвращения в город. Вдруг заговорила Внушающая Страх. Она сказала:
— Не позволяй Мэтту приходить сюда. Он слишком много ест.
Внушающая Страх впервые принимала участие в разговоре. Я был поражен, потому что всегда думал, что ей нечего было сказать, кроме непонятных криков. Собрание закончилось замечательно, все были в восторге от Внушающей Страх. Я поднял голову и посмотрел на нее. Она спрятала клюв в перья на спине, очевидно, заснув.
Однако, в моей голове она говорила и произнесла:
— Если бы ты не хотел, чтобы тебя нашли, ты бы не рассказал ничего Мэтту.
— Мне больше нравится, когда ты молчишь, — ответил я, натянул на себя одеяло из оленьей шкуры и погрузился в глубокий сон.
Я подхожу к концу истории
К середине марта я мог без сомнения сказать, что весна вступила в свои права. Джесси больше не было видно, она рыбачила на открытой воде, а потом возвращалась к гнезду, полному детенышей. Барона тоже не было видно. Вокруг было очень много саламандр и лягушек, которые его занимали. Гаички пели по одной, не зимним хором, а скунсы, норки и лисы нашли в лесу еды больше, чем в моем дереве. Обстоятельств, объединявших нас зимой, больше не было. В лесу было много еды, и снег начал таять.
К апрелю я уже не использовал запасы своей кладовой. Вокруг росли клубни, луковицы и зелень. Пища становилась все разнообразнее. Лягушачьи лапки, яйца и черепаший суп к столу.
Теперь я вновь мылся в ручье, а не в черепашьем панцире с растопленным в нем снегом. Я регулярно прыгал в ледяную воду ручья, крича оттого, что у меня перехватывает дыхание. Я мылся, бежал к дереву и обсыхал перед камином. А потом пел. Я сочинил много хороших песен после ванной, одной из которых обучил человека, путешествовавшего однажды к ущелью на вершине горы.
Его звали Аарон, он был тихим и высоким. Я нашел его сидящим на скале и смотрящим на долину. Он напевал какие-то мелодии. Взглянув на него, я понял, что от него можно не прятаться, поэтому я подошел и сел рядом с ним. Я напел ему свою «Песню в холодной воде».
Я узнал, что он пишет песни и живет в Нью-Йорке. В Катскильские горы Аарон приехал на фестиваль и гулял тут весь день. Он уже было собрался возвращаться, когда я подсел к нему и сказал:
— Я слышал, как ты напеваешь.
— Да, — ответил он. — Я люблю. А ты умеешь?
— Да, — проговорил я. — Могу. Напевать хорошо, а петь еще лучше, особенно когда выходишь из ручья по утрам. Тогда я действительно пою во весь голос.
— Давай послушаем, как ты это делаешь.
И тогда я, расслабленный от солнца согревающего меня, сказал:
— Хорошо, я спою тебе «Песню в холодной воде».
— Здорово, — сказал Аарон. — Спой еще раз.
Я так и поступил.
— Можно я предложу несколько изменений?
Он поменял несколько слов, чтобы рифма была лучше, и мелодию, чтобы она больше подходила к словам, а потом мы вместе спели песню.
— Ты не против, если я позаимствую у тебя часть мелодии? — спросил он.
— Можешь забирать хоть всю, — ответил я. — Здесь мелодии бесплатны. Эту я позаимствовал у красноглазого виреона.
