Джин Джордж - Моя сторона горы
«12 февраля
Да, да, да, да. В клене весна. Два яйца сов лежали в обрамленной снегом трещине на верхушке дерева. На ощупь они были теплыми. Яйца в снегу. Разве это не великолепно? Я не пробыл там долго, потому что погода была плохой и хотел, чтобы самка немедленно вернулась. Я слез и, когда бежал к своему дереву, увидел, как она тихо подлетела и вернулась к работе. Я прошел по тропинке во льду, ведущей к моему дереву, ветер подгонял меня в спину. Вечер провел вырезая из дерева и размышляя о сове в лесу, где появились первые признаки наступающей весны».
С исчезновением оленей, под уханье совы в холодной земле начала зарождаться новая жизнь. Весна — ужасно волнующее время года, особенно когда живешь в самом ее сердце.
Мне не хватало зеленых овощей, и той ночью, когда я лег спать, думал о лаконосе, одуванчиках и других весенних красотах, которые вскоре появятся из-под земли.
Весна зимой и начало конца моей истории
Сова расколдовала весну. С того времени начали происходить события, которые лучше видеть вживую. Насекомые появились, когда на земле еще лежал снег. Птицы вили гнезда, еноты создавали пары, лисы звали друг друга, ища подругу жизни. В конце февраля с кленов начал течь сок. Я собрал его и сварил сироп. Чтобы сделать одну чашечку сиропа, нужно ужасно много сока, обнаружил я, если быть точным, тридцать две чашки.
Вот что происходило вокруг, а я все еще был в своем зимнем меховом белье. Несколько птиц вернулось, появились первые травы — очень медленно, но все же они росли. Потом все завертелось, и прежде чем я успел заметить перемены, в снегу на болоте показались забавные цветы скунсовой капусты. Я собрал несколько и приготовил их, но без толку. Скунсовая капуста — это скунсовая капуста.
Со своего луга я видел, как долина постепенно зеленеет. На моей горе все еще лежал снег, поэтому я ходил в долину практически каждый день, чтобы собирать там съедобные растения. Внушающая Страх путешествовала со мной, сидя на моем плече. Она лучше меня знала, что время года сменилось. Она смотрела в небо, как радар. Никто не мог уйти незамеченным от взгляда Внушающей Страх. Я подумал, что она хочет освободиться и найти себе пару, но не мог ее отпустить. Я все еще зависел от ее талантов и компании. Более того, она была другой и, если я ее отпущу то она скорее всего будет убита другой самкой, так как у Внушающей Страх не было иной территории, кроме опушки возле тсуги, а ее охотничьи навыки она приобретала под руководством человека. Она была пленницей, не дикой птицей, а это практически другой вид.
Однажды я был в долине, выкапывал луковицы и собирал крошечные свежие побеги одуванчиков, когда Внушающая Страх увидела еще одного сокола и ринулась с моего плеча, натянув привязь, как струну.
— Внушающая Страх! — позвал я. — Ты не можешь бросить меня сейчас!
Я свистнул, вынул кусок мяса и надеялся, что ее привязь не запутается в верхушке дерева. Она парила над моей головой некоторое время, посмотрела на сокола, а потом на мою руку расправила крылья и села на мой кулак.
— Я видел это! — раздался голос. Я обернулся и на краю леса увидел парня примерно моего возраста.
— Ты одичавший мальчик, не так ли?
Я был настолько поражен видом человека в оглушительной холодной тишине, что просто стоял и смотрел на него. Когда я собрался с силами, то ответил:
— Нет, я горожанин.
— Ах, вот как, — расстроено проговорил он, дрожа от холода. Он сделал шаг вперед. — Ну ладно, я Мэтт Спелл. После школы я работаю в городском отделении «Нью-Йоркера», газеты. Я прочел все истории об одичавшем мальчике, который живет в Катскильских горах, и подумал, что если найду его и напишу хорошую статью, то стану репортером. Ты его ни разу не встречал? Он на самом деле существует?
— О, это все враки, — сказал я, собрав хворост и положив его на краю леса. Я быстро развел костер, надеясь, что он не заметит кремня и огнива. Ему было настолько холодно и он был так рад увидеть пламя, что ничего не сказал. Я пододвинул для него бревно к огню и поставил его за дерево, защищавшее от холодного пронизывающего ветра, рядом с кустами боярышника. Он долгое время грелся у костра, а потом практически обжег подошвы ног, пытаясь согреться. Он был жалок.
— Почему ты не оделся теплее для такого путешествия? — спросил я. — Ты мог бы умереть в такую сырость и холод.
— Думаю, я умираю, — сказал он, придвинувшись к огню еще ближе. Он был симпатичным, лет тринадцати-четырнадцати, на мой взгляд. У него было приятное открытое лицо, голубые глаза, волосы цвета ручья на глубине. Несмотря на крупное телосложение, он был похож на парня, не знающего своих сил. Мне нравился Мэтт.
— У меня все еще остался сэндвич, — сказал он. — Хочешь половину?
— Нет, спасибо, — ответил я. — Обед у меня с собой.
Внушающая Страх все это время сидела на моем плече, но теперь дым шел на нее и она взлетела на ветку повыше. Она все еще была на привязи.
— У тебя на плече была птица, — сказал Мэтт. — У нее красивые глаза.
— Я вроде любителя соколов, — ответил я. — Прихожу сюда тренировать свою птицу. Это она. Ее зовут Внушающая Страх.
— Она что-нибудь ловит?
— Время от времени. Ты сильно голоден? — спросил я, когда увидел, что он в два укуса прикончил сэндвич.
— Я умираю от голода; но не делись со мной обедом. У меня есть деньги, только скажи, какая дорога ведет в Дели.
Я встал и свистнул Внушающей Страх. Она спустилась. Отпустил ее с привязи, потом быстро погладил ее, подбросил в воздух и вышел в поле.
До этого заметил много кроличьих следов. Я спугнул кролика и с помощью Внушающей Страх поймал его.
Жареный кролик вкусен в любом виде, но когда ты голоден и очень замерз, он великолепен. Мэтт наслаждался каждым кусочком. Я за компанию съел маленькую порцию, так как был не очень голоден. Я сдерживался от того, чтобы предложить ему грецких орехов, лежащих у меня в кармане, слишком уж много было написано о мальчике, живущем на орехах.
— Весь мой организм благодарит тебя, — сказал Мэтт. Он правда был рад, потому что его руки и ноги согрелись, синева ушла с губ, и ее место занял здоровый красный цвет.
— Кстати, как тебя зовут?
— Сэм. Сэм Грибли, — сказал я.
— Сэм, если я одолжу твою куртку, то скорее всего смогу дойти до автобусной остановки не замерзнув до смерти. Я определенно не предполагал, что в горах будет так холодно. Я могу отправить тебе ее назад по почте.
— Ну, — заколебался я, — мой дом довольно далеко отсюда. Я живу на ферме Грибли и просто спустился сюда, чтобы поохотиться с соколом; но может, мы найдем старое лошадиное покрывало или что-нибудь подходящее в одном из заброшенных домов в округе.
— А, не переживай, Сэм. Я побегу, чтобы согреться. У тебя есть хоть какие-то мысли по поводу одичавшего мальчика? Ты видел кого-нибудь, о ком могут быть написаны эти истории?
— Давай пойдем к дороге, — сказал я, гася костер.
Я водил его по лесу до тех пор, пока у меня не закружилась голова, а он не потерялся, потом мы отправились к дороге. На краю леса я сказал:
— Мэтт, я видел этого мальчика.
Мэтт Спелл остановился.
— О, Сэм, расскажи мне о нем.
Я услышал шуршание бумаги и увидел, что Мэтт замерзшими руками достал блокнот и карандаш.
Мы прошли еще немного, а потом я сказал:
— Ну, однажды он убежал из дома и не вернулся.
— Где он живет? Во что он одет?
Мы сели на камень на обочине. В лицо дул пронизывающий ветер.
— Он живет на западе гор в пещере. Он носит шкуру медведя, у него длинные волосы — грязные и все в колтунах, — и, по его словам, он рыбачит, чтобы выжить.
— Ты разговаривал с ним? — обрадовано спросил он.
— О, да. Я говорю с ним.
— О, это просто великолепно! — он быстро записывал. — Какого цвета его глаза?
— Я думаю, что они сине-серые, с коричневыми крапинками.
— Волосы?
— Темные — не могу сказать точно из-за всех этих хвостов енотов.
— Хвостов енотов? Думаешь, он сам их убил?
— Нет. Шапка похожа на ту, которая дается в подарок к коробке с хлопьями.
— Ну, тогда я ничего не буду об этом писать; просто «шапка с хвостами енотов».
— Да, шапки с хвостами енотов будет достаточно, — согласился я. — А ботинки у него просто из газет, привязанных к ступням. Знаешь, для изоляции.
— Да?
Мэтт записал это.
— Он сказал — почему убежал?
— Я не спрашивал его. Почему мальчики убегают из дома?
Мэтт отложил карандаш и задумался.
— Ну однажды я убежал, потому что думал о том, как всем будет меня не хватать, если меня не будет рядом. Как они будут плакать и жалеть о том, что они не были со мной милы.
Он засмеялся. Потом я сказал:
— Я однажды убежал, потому что… ну, потому что хотел заняться чем-нибудь другим.
