Георгий Караев - На перекрестках столетий
Переправа через Неву не заняла много времени. Правда, несмотря на все усилия, сильное течение отнесло суда чуть ли не на километр в сторону, и потом пришлось выгребать назад вдоль берега к памятнику.
«Монумент воздвигнут павшим воинам 1-й понтонно-мостовой бригады в честь ратных подвигов однополчан. 1943 год».
— Сорок третий… это ведь год прорыва блокады Ленинграда, — сказала Нина Николаевна.
— Да, да. Надо завтра разузнать в поселке обо всем поподробней, — предложил Володя.
От поля к реке вел пологий спуск и, используя его, вытянули ушкуи на берег. У опушки леса Володя и Саша поставили палатки, а Сережа и Таня занялись костром. Алла готовила обед, а Маша, заметив, что хлеба маловато, побежала в поселковый продмаг. Примерно через полчаса она вернулась, но не одна, а с учителем местной школы Иваном Дмитриевичем Александровым и двумя его учениками, которые тащили авоську с продуктами.
— Вот узнали у вашей спутницы, какое интересное путешествие вы задумали, — сказал, поздоровавшись с сидящими у костра студентами, Иван Дмитриевич, — и хотим просить вас выступить у нас в школе.
— Ну что ж, мы не против, — ответил, переглянувшись с товарищами, Володя Громов.
Обрадованные школьники кинулись обратно в поселок, а учитель, присев у костра, рассказал ребятам историю памятника.
— Тогда, в сорок третьем, нужно было не только отбросить врага, но и как можно быстрее навести переправу через Неву и соединить железной дорогой Ленинград с Большой землей. Эту трудную задачу и выполнили в кратчайшие сроки те самые саперные части, названия которых увековечены на обелиске.
Иван Дмитриевич помолчал, всматриваясь в даль окрестных полей.
— Я тут родился. Помню, как горел наш поселок и как моя мать со мной и сестренкой, спасаясь от налетов, бежала отсюда в Борисову Гриву. А когда вернулись мы потом, ни одного дома в деревне не уцелело…
После обеда все вместе отправились в школу.
Народу собралось много. После рассказа Громова ребята засыпали вопросами. Вечер закончился торжественно: хор школьников спел песню «Дорога жизни», музыку к которой на слова Шумилина написал в бомбоубежище блокадного Ленинграда Виталий Запольский:
Мой Ленинград спасла «Дорога жизни».
И не тускнеет в памяти моей
Бессмертный подвиг мужественных дней.
А за темной Невой приземистой громадой виднелась крепость, и на ее фоне светлел, отражая лучи полночного солнца, высокий обелиск.
Глава 2. Коварное озеро
Итак, каким маршрутом мы двинемся дальше? — спросил на следующее утро за завтраком Громов, держа на коленях карту. — Возможны два варианта: один — выйти в озеро и плыть по нему до устья Волхова; другой — каналом в обход. Какие будут предложения?
— Надо стараться в точности следовать путем «из варяг в греки», — уверенно ответила Алла.
— В те времена суда плыли только через озеро? — спросила Маша.
— Да.
— Тогда и нам нужно плыть по нему. Это же интересней.
— А что дальше? — осведомилась Таня.
— Расстояние примерно одинаковое — 120–130 километров.
— Ну вот видите?
— Надо идти озером, — уверенно заявил Женя.
— А вы как считаете, Нина Николаевна? — повернулся к преподавательнице Володя.
— Я как все. И, по-моему, раз уж мы решили следовать маршрутом древних ушкуйников, то не должны отступать от него без крайней необходимости.
— Хорошо, — подвел итог Володя, — идем озером. Наведаюсь-ка я пока на пристань и посоветуюсь с местными рыбаками, каким курсом лучше плыть через озеро.
Они с Трофимовым ушли, а остальные стали готовиться к отплытию.
На реке было тихо. Солнечные блики плавно колыхались на воде, скользили по бортам рыбачьих лодок. Время от времени кто-либо из рыболовов резко подсекал крючок, и трепещущая серебристой чешуей плотвичка, взлетев в воздух, плюхалась на дно лодки. У некоторых не клевало, и они, с досадой проверив наживку, вновь широким движением забрасывали леску в надежде, что им наконец повезет.
На Морозовской пристани было многолюдно. Только что к ней пришвартовался речной трамвай, доставивший с противоположного берега Невы большую группу пассажиров. Еще один прогулочный катер приближался со стороны крепости.
— Вы что же хотите до Волхова озером дойти? — переспросил начальник пристани. — Не советую.
— Почему так?
— Беспокойное у нас озеро-то, ручаться за него никак нельзя.
— Но нам говорили, что в это время штормы здесь редко бывают.
— Так-то оно так, а все же не советую. Уж больно капризное оно…
— А как же рыбаки?
— Так то рыбаки… У них свои приметы. Вот вы, кстати, с ними и посоветуйтесь. Может, подскажут чего дельное. С Никоновым, например. Он тут, можно сказать, всю жизнь на воде провел.
— Спасибо. А где его найти?
— Вообще-то его лодка вон на берегу… Постойте, да он никак сам сюда идет…
Уверенной, слегка враскачку походкой по берегу направлялся к пристани кряжистый бородатый мужчина в выцветшей полосатой тельняшке. Когда он подошел ближе, стали видны глубокие бороздки морщин на его обветренном красноватом лице, под слегка прищуренными глазами.
— Сейчас озером, пожалуй, можно проплыть, только глядеть надо в оба, — сказал он, узнав о планах путешественников. — А лодки-то у вас какие? — спросил он.
— Ушкуи.
— Ушкуи?! — удивился рыбак. — Это на каких в старину плавали? И где же вы их достали?
— Сами построили.
— Ну коли так, лучше в два-три перехода идти. Если еще и моторы имеются, думаю, справитесь. И все же здорово рискуете…
Трофимов развернул было карту, но Никонов отмахнулся.
— Вы, ежели вам удобнее, по ней следите, а я вам так все объясню. Отсюда, как в озеро выйдете, держитесь левого берега. Потом, подальше, впереди, маяк увидите — Осиновец это. Пирсы там еще остались от «Дороги жизни», она оттуда на Кабону шла. А за Осиновцем деревня Морье, и около нее мыс, Морьин нос называется. От него берите напрямик через озеро, километров тридцать с небольшим будет. Если не собьетесь, на Песоцкий нос в деревню Черную попадете. Место для ночлега лучше не придумаешь. Песок, лес. Ну а дальше известное дело — вдоль берега идти надобно.
Володя с Сашей старательно нанесли указанный маршрут на карту, и Никонов энергично зашагал к своей лодке. Ребята вернулись в лагерь.
* * *Развернув разноцветные паруса, ушкуи вышли в озеро. Остались позади старинная крепость и Морозовский поселок, впереди — бескрайняя ладожская даль. По берегу потянулся сплошной сосновый лес, из которого доносится смолистый аромат хвои.
— Впереди маяк! — крикнул с первого ушкуя Женя.
— Это Осиновец, — подтвердил Володя, вглядываясь в белевшую за береговым изгибом высокую башню. — Берите ближе к берегу, чтобы не пропустить памятник. Где-то здесь начиналась «Дорога жизни».
— Я слышала, тут и музей есть, — сказала Нина Николаевна.
До маяка оставалось еще довольно далеко, когда в просвете между деревьями мелькнуло какое-то сооружение. Им оказался необычный памятник в форме разорванной дуги — символ прорванной Ленинградской блокады. Это часть прекрасного комплекса — мемориала, посвященного «Дороге жизни». Он начинается у Финляндского вокзала в Ленинграде, где установлен первый из сорока пяти каменных столбов с пятиконечной звездой. На гранитной плите высечены стихи. Кежуня:
Потомок, знай! В суровые годы
Верны народу, долгу и Отчизне
Через торосы ладожского льда
Отсюда мы вели дорогу жизни,
Чтоб жизнь не умирала никогда!
Летом и зимой, днем и ночью под артобстрелом и бомбами врага, бесперебойно шли по этой дороге продовольствие и медикаменты осажденному Ленинграду, на дне озера были проложены бензопровод и кабель.
У входа в музей «Дорога жизни» на специальной площадке установлены старенькие грузовики, доставлявшие все необходимое героическим защитникам города в дни блокады.
Когда вышли из музея, время уже перевалило за полдень. Пора было двигаться дальше.
Отчалив от берега, взяли курс на Морьин нос, где рядом с глубоко вдающимся в полуостров заливом приютилась деревня Морье. Оттуда следовало повернуть на восток и пересечь Шлиссельбургскую губу.
За дни, пролетевшие с начала похода, все члены экипажа обоих ушкуев понемногу освоили хитрую науку хождения под парусами, научились ориентироваться на воде, держать направление по компасу и неплохо управляться с веслами. Первые теоретические и практические уроки они брали еще в клубе на Крестовском, когда строили свои суда. И занимались с ними опытные яхтсмены. Однако настоящие навыки приходили только сейчас, в плавании.