Мадлен Л'Энгл - Трещина во времени
Что-то в его облике вдруг напомнило детям холод и темноту, которые терзали их в те мгновения, когда их тащили через Темное Нечто по пути на эту планету.
— А я уже заждался вас, мои милые! — произнес человек. Его голос был добрым и ласковым — вовсе не холодный и не устрашающий, как ожидала Мэг. Она не сразу заметила, что хотя голос исходил от человека, он не открывал рта и не шевелил губами, что ни одного звука не достигло ее ушей, что он каким-то образом посылает свои слова прямо ей в мозг!
— Но почему вы оказались здесь втроем? — спросил человек.
Несмотря на все усилия сохранять невозмутимость, Чарльз Уоллес явно трясся от страха:
— Вы, наверное, имеете в виду Кельвина? Он присоединился к нам уже в пути.
— Ах, ну конечно, по чистой случайности! — на миг голос незнакомца приобрел остроту бритвенного лезвия, кромсавшего их мысли. Но тут же это ощущение схлынуло, и снова он заговорил мягко и учтиво: — Надеюсь, ему понравилось это путешествие.
— Да, очень познавательное, — ответил Чарльз Уоллес.
— Пусть Кельвин сам ответит за себя, — велел человек.
Кельвин долго откашливался, явно чувствуя себя скованно и неловко:
— Мне нечего добавить.
Мэг не спускала с человека взгляда, на нее накатывала новая волна страха. Так и есть: его глаза ярко светились красноватым светом. Над его головой тоже разливалось сияние, и оно имело такой же кровавый оттенок, как блеск его глаз, и при этом медленно, ритмично пульсировало.
Чарльз Уоллес крепко-накрепко зажмурился.
— Закройте глаза! — крикнул он Мэг и Кельвину. — Не смотрите на него! Не смотрите на свет! Вас гипнотизируют!
— А ты очень умный мальчик, не так ли? Конечно, самый простой путь — использовать зрение, — продолжал мурлыкающий голос, — но есть и другие способы, мой малыш. О да, есть много других способов!
— Только попробуй — и получишь от меня пинка! — воскликнул Чарльз Уоллес. Впервые в жизни Мэг услышала, чтобы ее брат грозил кому-то физической расправой.
— Ну конечно, ты запросто вышвырнешь меня вон, верно, малыш? — само предположение о такой возможности было смешным и нелепым, однако дети увидели, как четверо охранников, до этого державшихся в тени, немедленно выдвинулось ближе к ним.
— Полно, милые крошки, — голос продолжал убаюкивать, — я даже представить не могу, что мне придется прибегнуть к физической силе, но вам несомненно пойдет на пользу, если вы заранее поймете, к чему приводит сопротивление. Видите ли, вам очень скоро станет ясно, что и спорить со мной не о чем. У вас не просто не останется повода сопротивляться, вы вообще не захотите ни о чем спорить! Потому что глупо спорить с очевидным и пытаться противиться помощи того, чье сокровенное желание — спасти вас от любых тревог и неприятностей! И не только вас, но и всех остальных жизнелюбивых и деятельных граждан, населяющих эту планету! Ибо я со всей решимостью и присущей мне силой готов взять на себя всю тяжесть душевной боли, ответственности и необходимости принимать решения.
— Большое вам спасибо, но мы как-нибудь сами примем решения за себя, — ответил Чарльз Уоллес.
— А как же иначе? Но наши решения будут общими — ваши и мои. Неужели вам все еще невдомек, насколько проще и легче станет их принимать? Давайте посмотрим. Возьмем хотя бы таблицу умножения.
— Нет, — воспротивился Чарльз Уоллес.
— Одиножды один равно один. Одиножды два равно двум. Одиножды три равно трем.
— У нашей Мэри был баран! — выкрикнул Чарльз Уоллес. — Собаки он верней!
— Одиножды четыре равно четырем. Одиножды пять равно пяти. Одиножды шесть равно шести.
— В грозу, и в бурю, и в туман баран бредет за ней!
— Одиножды семь равно семи. Одиножды восемь равно восьми. Одиножды девять равно девяти.
— Любит наш Питер тыкву поесть, а еще у Питера женушка есть…
— Одиножды десять равно десяти. Одиножды одиннадцать равно одиннадцати. Одиножды двенадцать равно двенадцати.
Мэг почувствовала, как последовательность чисел затуманивает ее мысли. Они как будто стягивали цепью отупевший мозг.
— Дважды один равно двум. Дважды два равно четырем. Дважды три равно шести.
Голос Кельвина сорвался на отчаянный крик:
— «Восемь десятков и семь лет назад наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными!»
— Дважды четыре равно восьми. Дважды пять равно десяти. Дважды шесть равно двенадцати.
— Папа! — завизжала Мэг. — Папа!!! — этот наполовину бессознательный вопль вырвал ее разум из пелены гипноза.
И тут же монотонное чтение таблицы умножения сменилось разнузданным хохотом.
— Превосходно! Чудесно! Вы расцветили свои первичные тесты самыми неожиданными оттенками!
— А вы что же, решили, что мы, как и все прочие, поддадимся на ваши шутки? — сердито спросил Чарльз Уоллес.
— Ах, я искренне надеялся, что этого не случится. Но с другой стороны, вы все еще так молоды, а чем человек моложе, тем легче поддается внушению, мой малыш. Чем моложе — тем легче!
Мэг опасливо глянула на его красные глаза, на пульсирующий под потолком свет, и снова потупилась. Она попыталась сосредоточиться на губах, на двух почти бесцветных узких полосках, и это показалось ей более простой задачей, хотя она по-прежнему не смогла бы сказать, какое у него лицо: молодое или старое, жестокое или злое, да и вообще похож ли он на человека.
— С вашего позволения, — вмешалась она, отчаянно стараясь сдержать дрожь в голосе, — хочу уточнить, что мы решили заглянуть сюда исключительно в надежде найти нашего папу. Вы не могли бы подсказать, где он?
— Ну конечно, ваш папа! — голос словно взорвался восторгом. — Еще бы, ваш папа! Тут, видите ли, точнее будет сказать, не смогу ли я — но скажу ли я?
— Так вы скажете?
— Это зависит от множества обстоятельств. Зачем вообще вам нужен ваш папа?
— А у вас самого разве не было папы? — удивилась Мэг. — Папа не нужен зачем-то. Он нужен вам просто потому, что он ваш папа!
— Ах-ах, но что-то в последнее время он вел себя не совсем так, как полагается настоящему папе, верно? Оставил на произвол судьбы жену с четырьмя малютками, а сам пустился во все тяжкие, на поиски приключений!
— Он выполнял задание правительства. Иначе он ни за что бы нас не оставил. И мы очень хотим его увидеть. Пожалуйста, покажите нам его! Прямо сейчас!
— Ах, ну до чего нетерпелива эта юная дама! Терпение, терпение, девушка!
Мэг было не до того, чтобы объяснять этому человеку в кресле, что терпение не входит в список ее достоинств.
— Да, кстати, — как бы невзначай добавил тот, — я совсем забыл предупредить вас, детки, что вам нет нужды объясняться со мной словами. Я отлично понимаю вас без слов точно так же, как и вы меня!
Но Чарльз Уоллес сердито подбоченился и возразил:
— Слово, произнесенное вслух, стало главной победой человека! И я не собираюсь отказываться от этого преимущества, особенно когда речь идет о тех, кто не заслуживает доверия! — однако его голос дрожал. Чарльз Уоллес, мальчик, которого до сих пор никому не удавалось расстроить всерьез, был явно на грани слез.
— А мне ты, стало быть, не доверяешь?
— А с какой стати мы должны вам доверять?
— Но разве я давал вам повод мне не доверять? — тонкие губы едва заметно изогнулись в ухмылке.
Неожиданно Чарльз Уоллес ринулся вперед и врезался в человека в кресле что было сил — наверное, это был неплохой удар благодаря тренировкам, которыми он занимался с близнецами.
— Чарльз! — запоздало вырвалось у Мэг.
Люди в черных смокингах плавно, но стремительно ринулись к Чарльзу. Однако повиновались небрежному мановению пальца человека в кресле и снова отодвинулись в тень.
— Держи! — громко шепнул Кельвин, и они с Мэг вместе прыгнули вперед, схватили Чарльза Уоллеса за руки и оттащили от края платформы с креслом.
Незнакомец скривился, а его голос прозвучал как-то сдавленно, словно кулачки Чарльза Уоллеса вышибли из него дух.
— Скажи, пожалуйста, почему ты это сделал?
— Потому что ты — это не ты! — отвечал Чарльз Уоллес. — И хотя я пока не знаю, что ты такое, но ты… — он ткнул пальцем в человека в кресле, — не тот, что вроде бы разговаривает с нами! Прости, что я тебя ударил. Я просто не думал, что ты настоящий. Я решил, что ты какой-то робот, потому что не поймал ни одной мысли прямо от тебя. И хотя я не понял пока, откуда идут эти слова и мысли, они не твои, они просто проходят через тебя. Но посылаешь их не ты!
— Очень умно, не так ли? — отдалось в мозгу, и у Мэг возникло странное и неприятное чувство, будто она уловила злорадную усмешку.
— Я вовсе не так уж умен, — сказал Чарльз Уоллес, и Мэг снова ощутила, как потеет от страха его ладошка.
