Сергей Голицын - Тайна старого Радуля
– Как штаб решит, – важно ответил Игорь. Он собирался неукоснительно соблюдать законы туристской демократии. – Миша первый открыл тот белый камень с узором, тот камень, что возле церкви лежит, – сказал он, – по-моему, за это ему полагается премия. Какая премия? Да пусть Галю в город провожает.
Члены штаба утвердительно закивали головами. Многие из них с лукавыми улыбками поглядывали то на Мишу, то на Галю-кудрявую. Однако штаб решил: пусть посланцы отправятся в город только после обеда, а с утра будут здорово вкалывать на пойме: не только сжигать сушняк, но и соберут для Петра Владимировича прекрасный букет цветов.
И еще штаб решил: пусть ежедневно двое – мальчик и девочка – по очереди остаются у палаток обед готовить и также ежедневно – мальчик и девочка – после обеда будут ходить в город к Петру Владимировичу, носить ему цветы и спрашивать о здоровье.
– Ничего, что мы не будем завтра с вами искать исторические тайны? – спросил Миша Георгия Николаевича.
– Ничего, ничего, – ответил тот и, попрощавшись, начал подниматься в гору.
– Пять кило сахарного песку не забыть бы купить, – услышал он за своей спиной.
С этими самыми обыденными словами Галя-кудрявая обратилась к Мише. А Георгий Николаевич в ее голосе угадал большое, искреннее чувство дамы сердца к своему верному, благородному рыцарю.
За поворотом тропинки его догнал Игорь и спросил:
– Каким путем и где именно мы будем завтра заниматься поисками исторических тайн?
Георгий Николаевич ответил Игорю несколько уклончиво:
– Дело серьезное. Я хотел бы сперва попросить помощи у нашего депутата. Это бригадир колхоза Иван Никитич.
– А мы на штабе решили, как будем завтра искать, – очень твердо ответил Игорь. – Мы пойдем по всем домам только на разведку, узнаем, где такие белые камни лежат. За один час все село обежим – и айда на речку ловить сома на живцов. У нас пять удочек, лески капроновые, выдержат. Пойдемте с нами?
Георгий Николаевич отлично помнил, как его поедом съедали на Нуругде комары, и решительно отказался идти ловить сома. Он знал, что иные московские ребята даже плотвичек никогда не выуживали. А тут сома вздумали поймать. Чудище давно успело уплыть в Клязьму и притаилось где-нибудь в омутах между корягами.
Но Георгия Николаевича радовало, что ребята сами, без его подсказки, нашли себе вполне безопасное увлечение, по крайней мере ссориться не будут. Нуругда – речка мелкая, тихая, пускай посидят на ее бережку с удочками.
Поднявшись на гору, он остановился передохнуть.
Заходило солнце. Ясное небо – над головой бледно-голубое, ниже лиловое, еще ниже оранжевое – царило над темнеющей поймой и отражалось в тихой глади Клязьмы. Лишь одинокое облачко огненной полоской протянулось на западе над горизонтом, но и оно готово было раствориться в небесной глубине.
Георгий Николаевич поднимался в гору и думал, что вот и в XIII веке такие же дивные вечерние зори переливались по небосклону. А придя домой и усевшись в кресле, он раскрыл том «Истории России с древнейших времен» и начал читать.
Глава девятая
ЧТО ЗА КРАСОТА СКРЫВАЕТСЯ НА ПРОЧИХ БЕЛЫХ КАМНЯХ?
«Ну, сегодня никто мне мешать не будет! – решительно сказал Георгий Николаевич самому себе, выходя из дома и направляясь к светелочке. – Восемь часов, до обеда времени уйма, а ребята придут за мной в два часа. Здорово поработаю сегодня!»
Далекое тарахтение бульдозера Алеши Поповича на невидимой пойме, казалось, должно было настроить его на творческий лад, а на деле получилось не совсем так.
Обходя клумбу с гладиолусами, он взглянул на скачущего витязя, изображенного на передней стенке его светелочки. И тут вспомнился ему вчерашний рассказ Ильи Муромца. Вот ведь какая досада – намалевал старик легендарного основателя села Радуль три года назад, а забыл, где видел в детстве тот белый камень, с которого взял рисунок по памяти.
Георгий Николаевич, не останавливаясь, прошел в свою светелочку, запер на крючок дверку, сел за столик, разложил перед собой рукопись, повесил пиджак на спинку складного стула, засучил рукава рубашки, посмотрел на часы, взял авторучку и начал писать.
Он писал о тех событиях, которые разыгрались на Руси в начале XIII века, о том, как начались разногласия у великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо со старшим сыном и наследником Константином. Стольным (главным) городом Всеволода был Владимир на Клязьме, а Константин жил в Ростове, на берегу синего озера Неро. Там он построил белокаменный дворец и многие церкви, белокаменные и деревянные, там основал первое на Руси училище; по его повелению грамотные люди отправлялись по многим городам русским переписывать книги. Он собрал богатейшую по тому времени библиотеку, в которой насчитывалось до тысячи книг. Был у него дружинник Алеша Попович, который служил ему верой и правдой много лет…
«Мы не знаем, – писал далее Георгий Николаевич, – как выглядели те несомненно прекрасные здания, какие редкие книги хранились в той знаменитой библиотеке – все погибло во время многих пожаров и войн.
После смерти отца Константин собирался перенести в Ростов столицу своего великого княжества. Но этого совсем не хотели Владимирский епископ Иоанн, владимирские бояре, священники, монахи и дружинники. По их совету Всеволод вызвал Константина во Владимир и в присутствии всех остальных своих сыновей и многих знатных людей спросил ослушника:
– Где ты хочешь княжить?
Тот ответил, что хочет княжить и в Ростове и во Владимире, но жить останется в Ростове.
Тогда Всеволод спросил всех присутствующих, как ему быть. Епископ и многие другие ответили:
– Завещай великое княжение второму своему сыну, Юрию. Лишенный наследства, обиженный Константин уехал со своими боярами и дружинниками, в том числе и с Алешей Поповичем, в Ростов.
Вскоре, в 1212 году, умер великий князь Всеволод…»
Тут Георгий Николаевич собрался вставить подходящую цитату из «Истории России с древнейших времен» Соловьева:
«Умирая, он (Всеволод) ввергнул меч меж сыновьями своими, и злая усобица грозила разрушить…»
Но он не дописал фразы…
– Нет-нет, я вам сказала, что писатель занят. Нельзя, никак нельзя! – вдруг услышал он издали приглушенные восклицания Настасьи Петровны.
– Мне только договориться, только на одну минуточку, – умолял тенорок.
– Никак нельзя! После обеда – пожалуйста! – Настасья Петровна, оберегая покой мужа, была непреклонна.
В той глухой дощатой стенке светелочки, на которой старый радульский умелец изобразил скачущего витязя, Георгий Николаевич провертел дырочку специально для наблюдения. Это было очень удобно. Его не видят, а он видит. Приходят к нему пионеры из ближайших лагерей, и он знает, сколько их и какого они возраста; прикатывают гости из города или даже из Москвы, и ему заранее известно, кто именно явился его навестить.
Сейчас он увидел сквозь дырочку Настасью Петровну, загораживавшую отворенную калитку, рядом с ней стояла Машунька, а за ее спиной – желтоволосый молодой человек в ковбойке. Держась за велосипед, он стремился проникнуть на участок, а Настасья Петровна его не пускала.
– Нельзя, дедушка книжку пишет, – пищала Машунька. «Надо бы все же к нему выйти», – подумал Георгий Николаевич, но тут молодой человек спросил Настасью Петровну:
– Так можно прийти после обеда?
– Ну конечно, приходите, – ответила она.
– И пионеров можно с собой привести?
– И пионеров приводите. После обеда всегда можно. Муж очень любит пионеров и давно с ними не беседовал.
– А можно, я вас и вашу внучку сейчас своим киноаппаратом засниму на кинопленку?
– Пожалуйста.
Редкие люди не любят фотографироваться. Настасья Петровна сразу согласилась на просьбу молодого человека.
Георгий Николаевич, убедившись, что обошлось без него, не стал показываться из своего убежища, а продолжал наблюдать сквозь дырочку…
Юноша зашел на участок, прислонил велосипед к забору, отступил в сторону, поднял висевший у него на груди на ремешке киноаппарат и наставил его на дом и на выходивших из дома Настасью Петровну с Машунькой. Обе они с деланными улыбочками спускались по ступенькам крыльца, а он вертел свою штуковину и снимал их. Потом Машунька затопотала по дорожке к светелочке, а юноша стоял сзади и снимал ее на бегу. Не доскочив до светелочки, она вернулась и побежала вторично, и опять юноша ее снимал.
– Отличненько! Кадры выйдут на большой палец! – радостно возгласил он, вежливо раскланиваясь с Настасьей Петровной.
– После обеда, пожалуйста, в любой день, – так же вежливо, но непреклонно повторяла она, провожая его за калитку.
А Георгий Николаевич вернулся к своему столику и наклонился над рукописью; он вставил свою цитату, а после цитаты не смог добавить ни строчки.
До обеда оставалось не так уж долго. В нетерпении он все поглядывал на часы. Мысли его были заполнены белыми камнями, что лежали перед крылечками многих радульских домов. Камень бабушки Дуни открыл свою тайну – удивительный лев показался на свет. Теперь предстояло разгадать тайны других камней, и в первую очередь того, который лежал перед крыльцом Ильи Муромца. Скорее всего, витязь скрывался именно под ним.
