Федор Камалов - Война Красного Лиса
- У нас в доме есть девчонка — Джульетта, а ее все Жилеткой зовут.
- Бывает имя — наплачешься.
Словами: «Каждый может взять имя, доказав, что достоин его» Великий советник закрыл совет.
* * *
Тринадцатилетний Красный Лис пока еще не знал, заслуженно ли носит это имя. Он имел в подчинении десять верных индейцев, самых маленьких в племени апачей (из пятого отряда). Десятка была беззаветно предана своему вождю.
Десятеро из пятого отряда сидели на скамейке у массовочной площадки. Сияли огни, гремела музыка. Белые рубашки скрывали индейскую сущность сидящих. И лишь гордые орлиные взгляды, бросаемые ими на танцующий народ, выдавали, кто они есть на самом деле.
Широкой колючей стеной стояли за скамейкой кусты роз, одуряюще сладко пахли. Девчоночья красота! Другое дело, если бы там росли сухие травы, а среди них паслись полудикие кони и ползали ядовитые змеи и коварные минги.
Улугбек неслышно появился возле них, подал знак, и десятеро дружно снялись со скамейки. Они ушли в темноту, сели на траве тесным кружком. Светила полная луна. Пахло пылью. Трещали ночные невидимки-цикады.
Улугбек вкратце рассказал, о чем говорили вожди на совете. От их рода нужен закон: отточенный, звенящий, как верная стрела на тетиве лука.
Стали думать.
Предлагалось: «Защищай младших!»—«Береги природу!»—«Люби зверей и птиц!» И даже такое: «Апач никогда и никуда не опаздывает!»
- Молодцы, все правильно!—сказал вождь.— Только это не законы, а лозунги.
- А лозунги не нужны?
- Нужны. Но потом, после законов. Сначала законы.
- А вот у нас жизнь, у апачей,— сказал индеец Алька, стриженый под нулевку,— короткая, всего час или немного больше в день. Остальное время мы обыкновенные люди. Нужно придумать законы на один час?
- Апач всегда апач! — сказал вождь. — Всегда! Если только он честный, смелый и благородный человек. Ясно? Это гуроны лживы* и коварные, и законы у них такие же. А у нас законы должны быть прямыми и честными. Давайте, думайте, шевелите мозгами!
Послышался скрип. Почти рядом, не заметив притаившихся мальчишек, прошел садовник Монахов в чуть белевших в темноте штанах.
- А если вот так: «Сделал дело, гуляй смело!»
- Ха-а, это и так все знают.
- Неплохо,— сказал Улугбек.— Но надо лучше. Какое дело?
- Племени.
- Сначала сделай дело племени, потом гуляй смело?.. — «Сначала — дело племени, потом—личное дело». Молодцы. Вот это закон!
- Это закон!—сказали маленькие апачи.— Конечно, закон, а что же еще!
После отбоя десятеро в пятом отряде еще пошептались, собравшись у кровати Альки. Придумав еще один — очень тайный — закон: «Только тронь нашего, в десять раз больше получишь!», они мужественно пожали друг другу руки и разошлись спать.
* А *
Двенадцать законов племени, выписанные столбиком на длинном листе бумаги, выглядели так:
Держи глаза ясными, мускулы твердыми, а сердц» чутким, и ты всегда победишь подлого врага.
Сначала — дело племени, потом — личное дело.
Не поджигай прерии, ибо сгоришь сам.
Слово апача — твердое слово.
Болтун — находка для врага. Чем длиннее язык, тем короче жизнь.
Здоровье каждого апача — богатство племени.
Апач ни перед кем не встает на колени.
Труд воспитывает благородного апача, лень рождает лживого гурона.
Победа над слабым противником — поражение.
Не приобретай нарочно врагов: они явятся сами.
Смелый в час тревоги возьмет оружие и оседлает коня. Несмелого оседлает сама тревога.
Наш тотем — орел. Орел могучая птица, он ничего не страшится.
И это были законы хорошие и серьезные, для серьезной жизни.
СЛОМАННЫЙ ТОМАГАВК
На боевые учения индейцы уходили в лощину за лагерем, окруженную могучими акациями. Здесь они разбивали временное становище.
Племя двигалось по серой пыльной дороге длинной молчаливой цепью, стараясь ступать след в след.
В лощине учились боевым кличам, умению поставить вигвам, зажечь костер, стрельбе из лука и метанию копий, плетению циновок из камыша. Здесь можно бегать в плавках, кричать, бить в барабан,ползать по-пластунски, а в минуты краткого отдыха послушать рассказы о союзе ирокезских племен, о славном боевом прошлом племени апачей.
Двенадцать дозорных, по одному от каждого рода, прятались вокруг лощины, зорко всматриваясь: не шляются ли вблизи подозрительные личности, желающие проникнуть в одну из тайн племени. Все, что делалось апачами, строго охранялось и считалось тайной.
В центре лощины поставили щит, сколоченный из грубых досок. На щите был нарисован худой лев С круглыми желтыми глазами. Десять индейцев взяли луки, встали в шеренгу и, по команде, выстрелили.
Ни одна стрела не долетела до щита.
Великий советник молча взял лук и пустил стрелу не целясь. Она повисла на хвосте льва. Ашот Шаман взял другой лук и выстрелил так же небрежно — стрела впилась в львиный бок. Великий советник поджал губы, повернулся к щиту спиной и пустил стрелу из-за плеча. Она свистнула над травами и вонзилась в круглый, доверчиво открытый гла^зверя. Ашот Шаман присел на корточки и разложил перед собой три стрелы. Движения его были быстры, и когда первая стрела с коротким стуком вошла в щит, вторая уже летела, а третья с визгом срывалась с тетивы.
Стало похоже, что голодный лев бился с гигантским дикобразом и пострадал.
Великий советник задумался. Тщательно выбрав стрелу, поднял лук. И выстрелил в небо.
Усмешка тронула тонкие губы Ашота Шамана.
Но вот черная точка в синеве... Щит, поставленный с » наклоном, притягивал стрелу, и, царапнув верхнюю доску, она воткнулась во вторую. В спину льва. Сверху!
И сто апачей уже набрали в грудь воздуха, чтобы издать вопль восторга.
Но Ашот Шаман поднял самый тяжелый лук, выбрал тонкое копье с медным наконечником. Опрокинувшись на спину, он ухватился за тетиву руками и ногами натянул лук. Над лощиной пронесся снарядный гул. Щит затрещал от удара копья, брызнула щепа.
И снова готов был раздаться вопль восторга...
Великий советник расстегнул чехол и вынул томагавк...
Деревянную ручку томагавка, украшенную резьбой, стягивали медные кольца. Из обушка торчал пучок белых перьев. На холодно поблескивающем лезвии круглело загадочное клеймо. Такой томагавк могли отковать только в апачской кузне. А где же еще!
Акации вздрогнули от воя летящего томагавка. Казалось, он летит целую вечность. Но вот он долетел — и щит рухнул.
Ашот Шаман пожал плечами, отряхнул руки и ушел в тень акаций.
Три молодые поварихи ходили среди деревьев, смеялись, рвали цветы, говорили о своих девичьих делах. Вдруг перед ними вырос мальчик, стриженый под нулевку, с фанерным топориком в руках.
- Дальше нельзя!
- Это почему еще?
- Нельзя и все!
- А ты кто такой?
- Я это я,— сказал он..
Повариха щелкнула индейца по стриженой макушке. Губы апача, стоявшего на боевом посту, побелели. Он поднял томагавк... Поварихи сломали его грозное оружие, а самого индейца, слегка помятого, сунули в канаву. И ушли, посмеиваясь.
Такой случился конфуз с Алькой, апачем из рода Красного Лиса.
—Имя — Сломанный Томагавк,—сказал Великий советник, когда униженного, заплаканного Альку из влекли из канавы.
Алька не знал — отойти подальше и тихо поплакать или расправить плечи? Бьет его жизнь или неожиданно улыбнулась, подарив ему, пока единственному из родовых индейцев, имя?
* * *
В этот же день Сломанный Томагавк отличился.
Из лагеря украли садовника Монахова. Это происшествие очень повредило апачам.
Род Красного Лиса умел многое: затаиваться, молчать, кричать так страшно, что ни у кого не появлялось сомнений — это боевой клич краснокожих. Или быстро построить вигвам, имея всего четыре жердины, несколько пучков камыша и моток шпагата.
Но как проверить мастерство следопытов, упорство охотников и воинскую стойкость своих апачей? Да еще в условиях мирной лагерной жизни. На то Красный Лис и был вождем рода, чтобы придумать.
- Задание — следить за садовником. Не спускать с него глаз!—поручил он своей десятке.
- А зачем?
- Затем, что это мой приказ!
- А если он увидит нас?
—Из индейца вопросы не могут вылетать так быстро,— сказал вождь.— Пусть видит. Следите открыто. Куда он, туда и вы. Главное, молча. Дело племени!
—Дело племени!— Апачи отправились на задание.
Садовник Монахов резал виноградные лозы. Уже брала оторопь от его обстоятельного резания. Словно огромная гусеница в белых штанах передвигалась по лагерю, с хрустом перемалывая зелень, оставляя за собой полосу скудной растительности.
