Валерий Попов - Тайна темной комнаты
Сел в прихожей на стул, с веревкой через плечо, стал ждать. Наконец — звонок, появляется Гага, примерно в таком же оборванном виде, и тоже с веревкой. Бабушка открыла ему, с удивлением на обоих нас посмотрела.
— …В трубочисты, что ли, записались? — спрашивает.
— Что вы, Дарья Михайловна, — вежливо Гага говорит. — Так просто, небольшая экспедиция.
— Чтоб к пяти часам дома был! — бабушка говорит.
И все! И мы пошли.
Бабушка называется!! Ведь ясно же, если веревки, значит, с какой-то большой высоты предстоит нам спускаться! И упасть ничего не стоит, кости переломать. Но ей это, видимо, все равно. «Чтоб к пяти часам дома был!» — и больше ни слова!.. Я даже обиделся. Вышли во двор, встали на корточки, осторожно посмотрели через пролом в подвал. Темно там было — видно кочегар, уходя на обед, выключил свет. Втиснулись ногами вперед в этот пролом, потом, повисев на руках, вниз спрыгнули — сначала Гага, после я. Долго летел, как мне показалось! Упал, наконец, на колени, на цементный пол, чуть веревку свою не потерял, пошарил в темноте на полу — нашел. Потом вдруг на полу тусклый рябой зайчик показался — это Гага фонарик включил. Прошел зайчик по полу, потом быстро на стену вскочил, после — круг описал, — в большой круглый бок котла уперся. Уже апрель был, котел слабо топился, но все равно, волны жара в темноте от него шли. Потом Гага свет фонаря в угол перевел, где куча угля была, до самого потолка.
— Сюда, — отрывисто говорит.
Подошли к куче, положили фонарик, стоя на коленях, стали разгребать. Но, только выроем в угле яму, тут же сверху гора обвалится, яму засыпет! Пот уже едкий льется по лбу, — а хода никакого не видно. Уголь поблескивает в свете фонарика, шуршит, осыпаясь, и я уже чувствую — на зубах и в горле осадок! Тогда мы придумали: пошли вдоль стены, стали от нее куски перекладывать на другую сторону кучи, и вдруг слышим — какой-то звук новый — видно, несколько кусков угля куда-то не туда скатились, в какое-то другое пространство, за стеной. Потом Гага руку глубоко в уголь засунул, по самое ухо, лежал долго, с напряженным лицом, шевелил где-то там пальцами.
— Есть! — напряженно говорит. — Пустота!
Выдернул он руку, и стали мы уголь от этой стены откидывать, потом и моя рука в стену вошла, свободное пространство там оказалось. Пролезли туда: нормальный коридор! Цементный пол, стены, потолок — Гага все это быстро фонариком обегал. Отряхнулись немного и вперед по этому коридору пошли. Странный какой-то звук был от наших шагов. Во рту сухо после жары в кочегарке и угля, едкий пот кожу ест. Долго шли по коридору — зайчик от фонаря под ногами, чуть впереди, потом — прыжок зайчика вперед — свет растворяется в темноте. «Будет, — думаю, — конец этому коридору или нет?» Потом чувствую вдруг: волосы на голове от чего-то зашевелились!
— Что это? — спрашиваю.
И чувствуем мы — прямо перед нами открылся какой-то большой темный объем. «Что это?» — совсем по-другому прозвучало, чем если бы я слова эти на секунду раньше, в глубине коридора сказал. А так стоим на краю чего-то, на краю какой-то темной бездны. Влево направили луч фонарика: растворяется в темноте, ничего не достигнув, вправо — тоже, впереди — ничего, и главное, — под ногами тоже пустота!
— Надо что-нибудь бросить вниз, посмотреть, какая тут высота! — Гага гулко произнес.
Стал я лихорадочно рыться в карманах, нашел неожиданно двадцатикопеечную монету. Жалко, конечно, но вряд ли на нее что-то здесь удастся купить! Бросил. Секунду ждем… две… три… пять… десять секунд ждем! Никакого звука.
— Ну что ж, — слышу Гагин голос, — надо лезть!
Связали мы вместе наши веревки, двойным морским, один конец вокруг меня обмотали, другим Гага обвязался.
— Ну все, — говорит, — я нырнул.
Как трудно было его держать! Не знал я, что он таким тяжелым окажется! Сначала, на краю обрыва лежа, я еще видел его внизу, светя фонариком, потом уже все: свет фонарика внизу есть, но Гаги в нем нет! Потом уже и веревка вся кончилась. Висит Гага где-то там, далеко внизу, и почему-то молчит.
— Ну что… есть что-нибудь? — не выдержав, кричу.
— Нет. Пока ничего, — Гагин голос доносится снизу.
«Ужас, — думаю, — как же я его теперь вверх буду тащить?»
— Ну что? — кричу.
— Надо прыгать! — доносится Гагин голос.
— Куда прыгать-то? — говорю. — Ты знаешь хоть, сколько тебе метров еще лететь?
И чувствую вдруг — веревка ослабла! Ну, все!
Зажмурился! Думаю, сейчас шмякнется!! Секунду зажмурившись лежал… две… пять! И снова ничего — полная тишина!
— Эй! — кричу. — Ты как? Долгая тишина, потом вдруг:
— Нормально! — спокойный Гагин голос.
— Что там? — спрашиваю.
— Вода. В воде оказался.
— Глубоко?
— Да нет, не очень. Примерно по шейку, — спокойный Гагин голос раздается. — Ну, спускайся, дальше нужно идти! «Спускайся! — думаю. — Как же!»
— Ну ладно, — вдруг говорю, — сейчас спущусь.
Осветил фонариком стены, вижу вдруг сбоку — железный крюк вбит. Почему-то испугало это меня — значит, какие-то люди тут проходили? Привязал я к крюку веревку, начал спускаться. Ладони об веревку разгорячились, а самому холодно, весь дрожу. И представляю еще, как в холодной воде окажусь! Вот кончилась веревка, повисел я, ногами болтая, — и прыгнул. Долго, мне показалось, летел, фонарик кверху подняв, потом свет фонарика исчез — это я с головой в воду ушел. Вынырнул, отфыркиваясь, встал. Посветил — действительно вода: с фонарика каплет, расходятся круги.
— Ну что? — где-то рядом Гагин голос. — Удачно?
Стал я быстро шарить по сторонам фонариком, гляжу: стоит, вытянувшись, у самой стены, но лицо спокойное.
— Ну, что дальше? — говорю я, ладонью лицо вытирая.
— Ясно, что, — Гага говорит, — дальше пойдем.
— Пойдем! — говорю. — А вдруг глубже дальше будет?
— Тогда поплывем, — спокойно Гага говорит. «Поплывем!» Но сколько придется плыть — вот вопрос! Конечно, мне приходилось ночью плавать, но там хоть было известно, что где-то точно есть берег, а тут неизвестно, есть ли что-нибудь там, в темноте!
— Ну, я уже отдохнул, — Гага говорит. — Догоняй!
Взял у меня фонарик, с поднятым фонариком медленно вперед пошел, подняв над водой подбородок. Потрясающий все-таки он человек! Отдохнул! Замечательные здесь условия для отдыха! И все — снова обступила темнота и тишина. Только впереди, окруженная светом, темная Гагина голова удаляется! Сначала спокойно двигалась, потом вижу — как-то странно дергаться стала!
— Ты что?! — кричу.
Тишина долгая, потом доносится оттуда:
— Нь мг грть!
— Почему?..
— Фнрк в рт!
— …Ты что, плывешь, что ли?
— …Д.
— Сейчас! — говорю.
Бросился за ним, пошел в воде, потом тоже поплыл. Догнал плывущего Гагу, посмотрел. Если бы он вдруг тут неожиданно мне навстречу попался — точно бы я от страха умер! Широко раскрытый рот — глаза от этого, как у ненормального — и изо рта яркий свет идет!
Повернулся ко мне, кивнул. Дальше поплыли. Долго плыли. Иногда, незаметно для Гаги, ногу опускал — дна нет! И главное, какая-то страшная мысль подкрадывается: «Что это? Куда это мы так долго плывем?.. Неужели может быть такой большой подвал?!». И главное — время здесь совершенно не ощущается: то ли пять минут плывем, то ли час! Гага вдруг поворачивается ко мне:
— Н мг блш — взм фнрь!
Поплыл я к нему из последних сил, чтобы взять у него изо рта фонарь, вдруг боль почувствовал, коленом о что-то твердое ударился. Быстро схватил руками: что-то железное, круглое, ребристое, вроде, люк, а вокруг по-прежнему глубоко. Встал я на этот люк — примерно по пояс из воды вылез. Гага ко мне подплыл, встал рядом, тяжело дыша. Вокруг — абсолютная тишина, только капли с нас падают, щелкают, и больше ни звука. Стали смотреть по сторонам — тьма!
— Ну что… вперед? — Гага говорит.
— Вперед! — говорю.
Какое-то вдруг ликованье меня охватило! Все равно, думаю, — если даже утонем здесь — все равно не испугались, плыли, сколько могли! Плюхнулся я в воду за Гагой, поплыл. Слезы текут по щекам, и одновременно — какое-то ликование! Плыву с фонариком во рту, и если бы не фонарик, наверно, стал бы кричать что-нибудь! Долго еще так плыли. Луч фонарика болтается по сторонам, иногда вдруг голову Гаги осветит, иногда затеряется в темноте. Вдруг вижу — в луче фонарика чьи-то ноги! Лег я на спину, поднял фонарик, стал светить. Вижу — Гага стоит над водой, на каком-то карнизе, рукой за стену держась. Протянул мне одну руку, я влез. Отдышался — потом только обернулся, во тьму посмотрел, которую мы преодолели… Да-а-а… А говорил еще я совсем недавно, что ничего такого нет, что могло бы меня потрясти! Стали светить фонарем вверх: высоко уходит стена! А вот и потолок, смутно виднеется в слабом свете. Повел я свет вдоль него, и вижу вдруг — темный квадрат в стене! Провал! Коридор! Примерно на той высоте, с которой мы спустились сюда. Только не добраться туда никак!
