Юрий Сальников - Под солнцем горячим
— Садись, — сказал Кипреев.
— Да нет, — попытался Гера отказаться, надеясь, что удастся улизнуть.
— Садись, говорю, — Семен похлопал по земле рядом с собой.
Гера сел на травянистый обрывчик, поставив ноги, как и Семен с Альбиной, на влажный песок. Сбоку стоял транзистор, тихо звучала музыка.
— Значит, говоришь, хорошая жизнь? — спросил Семен, хотя Гера ничего такого не говорил. — Вообще-то верно, — согласился Семен. — Движемся легко, нормально. И мы тут с Альбиной вспоминаем. Было у нас два года назад путешествие. Третий раз в поход отправились, вроде с опытом, да? — обратился он словно за поддержкой к вожатой. Та кивнула. — А ведь что случилось. Перебирались через Афипс. День кончался, а мы тропу потеряли. В горах это запросто: если дорогу плохо знаешь — дважды два заплутаешь. Пропала тропа, и ты как пойманный: со всех сторон колючка, лианы да еще горы сплошной стеной. Ползли мы на гору, на этот самый Афипс, напролом. Через колючие кусты. Ты еще ведро тащила, помнишь? — Альбина опять кивнула. — Устали, хоть реви. Ты и вправду заревела.
— Прямо уж, — перебила Альбина. — Ничего я не ревела.
— Ну, я это между прочим, — улыбнулся Семен. — Ты молодцом была.
Ишь, нахваливает! Понятно, конечно. А вот куда со своим рассказиком клонит?
— Карабкаемся мы, значит, — продолжал Семен, — карабкаемся из последних сил, а горе конца-краю не видно. В небе самолеты жужжат, жизнь идет где-то, а мы тут — как на другой планете, голодные, изможденные. Только и радости, что не один ты, а много нас. Вроде не так страшно. А одному — лучше и не соваться в горы. Сгинешь запросто, мама не найдет.
Ага! Маму вспомнил. «Одному не соваться…» Тоже понятно. С намеком: дескать, не суйся, Гусельников.
— Да не пугай ты его, — засмеялась Альбина. — А то больше в поход не пойдет.
— Ничего, — уверенно сказал Семен. — Гусельников у нас парень храбрый, верно? Ты ведь тоже боялась.
— Прямо уж, — опять не согласилась вожатая.
— Ну, ну, сознайся. Боялась, а ходила. Мы, брат, с ней в четырех походах, наверное, уже километров полтыщи оттопали, верно?
Альбина опять молча кивнула. И Гера покосился на вожатую — ишь ты! Тоже, видать, девчонка не хуже Гутьки. И не подумаешь, как посмотришь, — тонконогая да и голос такой противный: «Гусельников, Гусельников!» А сама, значит, такая заядлая туристка. И главное — ни разу не похвасталась, что в четырех походах была.
— Ну, иди, — наконец отпустил Геру Семен.
Гера отошел и подумал: «А почему кучерявый затеял этот разговор?» Неспроста что-то… Или Герка зря заподозрил? Наверное, это всегда так — когда сам от других что-нибудь утаиваешь… Живешь, как на вулкане.
Так вот и ходил Гера сам не свой. А вечером еще Лидия Егоровна сомнений добавила. Было это уже перед самым сном, когда сидели у костра…
Горит костер туристский…
Об этом, конечно, всегда вспоминают, как о самом незабываемом… Горит костер.
Закончен день, позади большая дорога. На поляне уже стоит палаточный городок, ждет тебя уютное местечко под брезентовым пологом. А ты сидишь среди ночной тишины, и лишь потрескивают дрова. Горит костер…
Кругом не видно ни зги, хоть глаз выколи. Деревья и те потерялись на фоне неба, такое оно черное-пречерное. Только звезды мерцают, словно сторожат землю. Да журчит за кустами горная речка.
Вот треснул валежник. Может, мышь пробежала?
Горит костер туристский… И сидят на траве притихшие ребята, смотрят, не отрываясь, на языки пламени, подкидывают сухие ветки в огонь, переговариваются о чем-то негромко, перешептываются, а больше — молчат. После шумного дня, после интересных рассказов и звонких песен наступает такой час, когда хочется помолчать. И подумать. О пройденном пути. О том, что ждет впереди. Или о доме. Как там папа и мама? Что сейчас делают? Думают ли о Гере?…
К уютному ребячьему костерку, уложив спать младших внучек, подошла хозяйка домика — Галина Максимовна. И как-то незаметно, слово за слово, начала рассказывать о себе, про свою жизнь на далеком севере, где черная ночь зимой — круглые сутки, где снега в пургу наметает столько, что зарываются в сугробы дома по макушку. Выходят тогда люди с лопатами разметать дороги. Галина Максимовна была еще молоденькой, комсомолкой, приехала на стройку заполярного завода по путевке райкома комсомола. И так ей там понравилось, что осталась на том заводе аппаратчицей, и заснеженную зиму теперь видит во сне, особенно северное сияние — как полыхает оно в черном небе разноцветными красками, будто полощется и трепещет занавес, раскрашенный цветами радуги.
О многом говорила Галина Максимовна — и о дочери, которая на Урале физиком-инженером работает, по атомному делу пошла. Вырастила и выучила ее. Гадина Максимовна без мужа, на фронте погиб он. И о нем говорила, и о внучках. И вроде бы простой весь рассказ ее, про жизнь самую обыкновенную, а послушал Гера и задумался: как же много пережила Галина Максимовна, сколько видела и где только не побывала. Вот живет она здесь, в горах, где даже электричества нет, и мало кто знает, что на севере она завод строила, на Урале в войну снаряды для наших бойцов делала.
Задумался Гера, глядя на костер, и вдруг услышал:
— Ну, нравится тебе в походе? — Рядом — Лидия Егоровна. И когда она села тут — он даже не знает. А она сказала: — Красота не всем подряд открывается. Ее тот видит, кто на мир глядеть умеет. Есть у нас и такие любители походов — бегут без оглядки, лишь бы через горы перескочить да в море выкупаться. Море — это чудесно, и мы в нем купаться тоже будем. Но главное — не оно, главное — что в пути увидишь, узнаешь, с какими людьми встретишься. Вот ты молодец, Гера. — Гера взглянул на учительницу. Почему она говорит сейчас с ним так? Конечно, под личную ответственность у мамы его взяла. Не поэтому ли и решила подсесть поближе? — Ну а про красно-зеленых-то все узнал? — вдруг спросила она.
Ага! Стоп, Герка. Этот вопрос у нее тоже неспроста. Начала, как и Семен, издалека, будто между прочим, а теперь выпытывает о главном.
— Да нет, не узнал, ну их…
— Почему же? Интересно. И ты ведь очень хотел.
Вот, вот — «интересно»! Скажи ей и — конец! Прощай, хутор Алюк! Нет уж, лучше промолчи, Гусельников.
А Лидия Егоровна продолжала:
— От своей цели никогда не отступай. Только не торопись, а все как следует обдумай. Вот в Принавислу придем, я тебе сюрприз сделаю, хочешь?
— Мне?
— Тебе и всем. Слышите, ребята, — заговорила она уже громко, обращаясь ко всем. — В Принависле вам сюрприз будет.
— Какой, какой? — послышались с разных сторон нетерпеливые голоса, но Лидия Егоровна рассмеялась:
— Вам все немедленно подавай? Вот придем, там и скажу. Да еще посмотрю, как себя вести будете.
— Отлично, мы же замечательные! — Поднялся гвалт, кто-то из мальчишек уже тузил в темноте соседа.
Лидия Егоровна сказала:
— Все, друзья. Отбой. Спать.
Гера пошел к своей палатке. И тут его догнала Гутя:
— О чем с тобой Лидия Егоровна секретничала?
Приметила! Сказать бы ей, чтоб сама поосторожнее была, не поддавалась на разные вопросики-разговорчики. Но показалось, будто за палаткой кто-то притаился. И Гера только буркнул: «Потом». А едва вошел в палатку, следом Толстый Макс:
— О чем с тобой Лидия Егоровна секретничала?
Он спросил точно такими словами, как Гутя. Будто услышал их!
Или опять это лишь странное совпадение?
У могилы проводника
Еще дома, когда Гера чертил карту-схему будущего маршрута, его взгляд всегда задерживался на названии «Принависла». Было это название необычным. Но когда Гера узнал, что именно от Принавислы лежит прямой путь на хутор Алюк, это место сделалось для него особенно притягательным. Хотелось как можно скорее туда попасть! И вот он здесь…
Большая поляна между гор. Тропка-дорожка, которая привела отряд от домика лесника, пролегает через поляну и уходит дальше, на перевал к морю. А на поляне — сад: яблони, груши, сливы. И среди этого пышного сада всего один дом с постройками, и живет в нем одна-единственная семья. На десятки километров больше ни души.
Когда еще шли, то увидели среди гор на пустынном поле человека — молодого, черноволосого, в белой рубашке и сапогах. Он подошел к туристам.
— Здравствуйте, — поздоровались ребята. — Далеко до Принавислы?
— Са-а-авсем рядом! — с акцентом ответил он. — От души скажу: восемьсот метров, не больше будет. А вы, конечно, к морю спешите?
— К морю.
— Так от души скажу: у нас переночуете. Все туристы у нас ночуют.
— А вы здесь живете? — навел справку командир отряда Серега, для солидности кашлянув.
— Здесь живем, угадал, дорогой! — засмеялся человек и назвал себя, протянув Сереге, как взрослому, руку: — Арут Маркарьян. — Пойдем, провожу. Я тоже домой. На лугу траву смотрел. От души скажу: хорошие нынче травы у нашего колхоза.
