Сигфрид Сивертс - Пираты с озера Меларен
— Верно! Прошел слух, будто он не уверен, что и дальше сможет ворочать делами.
— Вообще-то он большой подлец, это всем известно.
— Да, подлец — подходящее для него словцо… Ну а пир — хорош!
Господа вернулись пить кофе.
В беседке не переставая болтали. Переваривать пищу помогали истории о привидениях; потом гости переключились на болезни и развлекались рассказами о раке крови и устричном тифе. Постепенно речь зашла о последнем убийстве. Фру Винквист всплеснула руками:
— Нет, вы только подумайте! Неужто такое может случиться в наши цивилизованные времена… Пожалуйста, берите пирожные!
— Спасибо, спасибо… Да, и так близко от нас. Боишься спать по ночам. Пожалуйста, капельку…
— Он был мертв уже несколько недель до того, как его нашли. Ваше здоровье! Ваше здоровье!
— Нет, вы только подумайте, этот парень клянется, что он — невиновен, хотя в кармане убитого обнаружили письмо, в котором его предостерегают от этого же парня.
— Внучка убитого наверняка замешана в этом деле. Она и убийца как-то связаны между собой. Непонятно, почему ее уже давным-давно не арестовали?.. Сигару?
— Спасибо, только не очень крепкую… Что касается меня, я не думаю, что этот Альфред Нюман — убийца. Ведь есть свидетели, что он уже помирился с Флинтой.
— Да, а эта несчастная девчонка клянется: все, мол, было распрекрасно и к осени они должны были пожениться…
От волнения у Георга перехватило дыхание. Внезапно его осенила гениальная мысль, и от души у него сразу отлегло, раны словно затянулись. Он нашел оправдание их путешествию.
Наконец хозяин поднялся:
— Ну и жарко же!
И словно по команде гости высыпали на хрустящую под ногами песчаную дорожку и исчезли за углом виллы — посмотреть фейерверк.
Беседка опустела.
Тш-ш-ш! Меж кронами деревьев взметнулась к черному небу ракета с ярким хвостом пламени и с треском разорвалась. Громкое эхо подхватило этот звук.
Изголодавшиеся до отчаяния мальчики, презрев опасность, перепрыгнули через перила беседки и набросились на еду. Раки, пирожные, лососина, пунш, омары, варенье, куски сахара — все поглощалось ими с молниеносной быстротой. Им никакого дела не было до того, что за углом виллы вспыхивали и трещали звездные кубики, фонтаны, римские свечи, солнца, драконы и водолазы. Они даже не сразу заметили маленького толстого господина, который явился за забытой сигарой. Он стоял, покачиваясь на ступеньках и уставившись на мальчиков хмельным взглядом. Застигнутые врасплох, они сидели, вытаращив глаза, не в силах двинуться с места.
— Ну и ну, ик… ик… неужто у Винквиста такие большие сыновья, — пробормотал, икая, маленький господин. — Налетайте на омлет с шампиньонами, приятели, уж очень хорош… ик… Черт побери, до чего ж вы, однако, лохматые.
И снова поплелся к вилле.
Раздумывать было некогда. Фабиан схватил пригоршню сигар, Эрик сунул под рубашку заливное, а Георг запихал в карман брюк хвост лосося. Все разом ринулись бегом через сад, и Фабиан по пути, не удержавшись от искушения, пнул ногой маленькую толстую гипсовую фигурку с крылышками за спиной. Промчавшись лесом, мальчики перемахнули через изгородь и бегом спустились вниз к «Розе ветров», которая, точно черная птица, застыла на якоре в темном заливе.
Георг взял курс на остров Толлерё. Приказав Фабиану и Эрику ложиться спать, он всю ночь просидел в одиночестве за рулем, продумывая то, что намеревался сделать. Иногда он улыбался и глубоко, с облегчением вздыхал. Дул свежий ветер, и к утру Георг бросил якорь у Лёвсёрка. Рывком спустив паруса, он, шатаясь от усталости, рухнул словно подкошенный на свою койку.
Когда Георг проснулся, обуреваемый желанием осуществить задуманное, было уже около двенадцати часов дня. Но поглядев на себя в маленькое треснувшее зеркальце у мачты, он похолодел. Как можно в таком виде явиться к графу? Он мылся так усердно, что чуть не содрал кожу со своих израненных мозолистых рук. Потом, как умел, заштопал самые страшные дыры на платье с помощью тонкой, просмоленной нитки и иглы для починки парусов, которые нашлись на борту. Потом он взял матросский нож и отрезал длинные, свисавшие до плеч волосы. Наконец починил башмаки Фабиана, самые целые из всех, и написал на обрывке бумаги, что вернется только к вечеру.
Георг направился проселочной дорогой, которая проходила над домиком Флинты. Но продвигался он вперед медленно, потому что всякий раз, едва завидев кого-нибудь, бежал в лес, чтобы спрятаться. Он напоминал сейчас хищного, живущего ночной жизнью зверя, который боится света и людей. И чем ближе Георг подходил к замку, тем меньше в нем оставалось веселой решимости и отваги. Что скажет граф? А вдруг он разозлится и вышвырнет его из замка или, чего доброго, пошлет за ленсманом. И когда наконец показался замок, силы оставили Георга, он бросился в кусты и долго лежал на спине, не в силах шевельнуться.
Потом снова поднялся, но ноги не слушались его, и он добрел лишь до ближайшего поросшего лесом мыска.
Сквозь листву просматривался замок. Ох, по этой длинной прямой аллее, по этому морю песка, освещенному солнцем, ему придется пройти в своей дырявой, грязной одежде… Придется войти и в вестибюль, заговорить со слугой, который поднимет его на смех…
Повернувшись, Георг изо всех сил помчался к домику Флинты. Но вот он резко затормозил, повернулся на каблуках и, словно в полусне, зашагал большими шагами прямо к замку. Ноги у него горели, потому что башмаки Фабиана были тесны, но все же он прошел изрядный путь по аллее. Но когда на площадке, посыпанной песком, показались люди, он остановился.
«Подожду, пока стемнеет», — решил Георг и стянул башмаки.
Он ловил комаров, рвал недозрелые ягоды брусники, наблюдал за крошечной муравьиной тропкой, протянувшейся между травинками, и размышлял о своей жизни. У его ног, высокий и прямой, цвел коровяк. «Этого цветка в моем гербарии нет», — неожиданно подумал он, и холодок пробежал у него по спине. До гербария ли ему после всего того, что с ним приключилось? Конец теперь отличным отметкам и премиям, и всему упорядоченному и домашнему. Теперь он далеко от дома, странствует по белу свету и видит разные полевые цветы, которые цветут и умирают. Когда наступали сумерки, вокруг становилось так одиноко и странно. Казалось, будто сердце его всего-навсего маленький боязливый зверек и что ничего общего с высокими темными деревьями и бездонным печальным небом у него нет. Но тут Георг вспомнил Альфреда и Вильхельмину. «Им еще хуже, чем мне, — подумал он, — им куда хуже, чем мне…»
Наконец настал вечер, и Георг, точно нищий, прокрался к замку; две злобных гончих ворча следовали за ним по пятам. Он низко поклонился слуге, любезничавшему на кухонном крыльце со служанкой.
— Нельзя ли мне поговорить с графом?
— Еще чего! Не до тебя графу. Он только сегодня вернулся домой, был в отъезде. А сейчас у него гости, собрались охотиться на уток…
— Ну тогда ладно…
Георг собрался уже было уйти, но вдруг подумал об Альфреде, о тюрьме, о палаче и снова обратился к слуге, недоуменно взиравшему на этот унылый призрак.
— Да, но речь идет об очень важном деле. О Флинте…
Ахнув, слуга тут же побежал на парадное крыльцо и скрылся
за дверью. Через минуту появился граф — с непокрытой головой, но во фраке и с белой астрой в петлице. Возбужденное лицо его выражало нетерпение, в руках он держал трость. Слуга осветил Георга фонариком.
— Это еще что за фигура? — прокартавил граф.
— Это всего лишь я… профессор… вы, граф, однажды летом пригласили меня на обед.
— Вот как, хм, да, конечно… Ну и вид у тебя, мальчик. Надеюсь, это не ты прикончил старика Флинту, а?
— Я хотел бы побеседовать с вами, граф, наедине.
— Наедине? Вот еще новости. Ну, allons[68].
Взяв фонарь у слуги, граф, как и был с непокрытой головой, повел Георга в садовую беседку. Лицо графа при неверном свете фонаря казалось постаревшим и морщинистым. Внезапно мальчик, содрогнувшись, понял, что причиняет муку этому человеку.
— Ну, выкладывай свое дело, приятель! Меня ждут там два губернатора и министр!
Георг остановился у входа в беседку, готовый при малейшей опасности обратиться в бегство. Он стал рассказывать обо всем, что видел и слышал. Это он, Георг, написал то глупое письмо с предостережением об Альфреде, и он же первым увидел всплывшее тело Флинты. Но тот, кто прятался за углами домика Флинты тем жутким вечером, когда они приплыли туда, был вовсе не Альфред, а барон Юстус. И он так ужасно смотрел на них, когда они сидели у костра.
Граф пошатнулся. Пытаясь ощупью найти опору в шелестевших лозах дикого винограда, он закричал:
— И ты думаешь, балбес ты этакий, что несчастный кроткий дурачок, мой кузен, убийца? Берегись, как бы я не натравил на тебя гончих!
