Илья Миксон - Трудный месяц май
— Здесь! — вскричали они в один голос.
Не надо быть ни ветераном, ни сыщиком-следопытом, чтобы понять: здесь.
Кустик ольхи, рано зазеленевший и преждевременно подсыхающий, едва держался на своей единственной ноге. Кто-то, выползая ногами вперед, уперся резиновой подошвой и вывернул деревце, не успевшее прижиться на новом месте. На это отчетливо указывали широкий и пологий желобок, ребристые печати, углубления от ладоней.
Русаков отложил ольхушку в сторону — и полностью открылась глазам черная дыра тоннеля.
Первым полез Осипов, но вскоре вернулся.
— Лопата нужна. Дальше — нора.
Пока они шли понизу, шофер медленно двигался по дороге, и теперь машина стояла совсем близко.
— Давайте я, — предложил шофер. — Мне с лопатой привычнее.
Спорить с шофером не стали. Он в районе лет пятнадцать баранку крутит. Это теперь красота — асфальт, бетонка, гравий на худой конец — а не так еще давно Иришский район самый бездорожный во всей области был. Водители больше за черенок лопаты держались, чем за баранку.
Шофер пропадал в подземелье довольно долго. Осипов уже беспокоиться начал. Промелькнула мысль послать Русакова к саперам, остановить работы, но надо было сначала убедиться до конца, прежде чем бить тревогу и мешать Январеву делать свое дело.
Наконец появился шофер, с ног до головы измазанный красноватой глиной.
— Вот, — сказал он, тяжело дыша. — А больше ничего нет и хода дальше нет, завал сплошной.
— Барбос! — не сдержался от громкого восклицания Осипов. Он знал прозвища своих основных подопечных, но, конечно же, никогда не пользовался ими. А тут сорвалось, само вылетело.
Шофер выкопал знаменитый «летчицкий» шлем.
Русаков стянул с головы кепку. Осипов покосился на него:
— Траур объявлять рано, — и указал носком сапога вниз. — Выполз он. По следам видно. А шлем свой, видимо, потерял.
— Или посыпалось сверху, он и драпанул, — согласился шофер.
— Дальше, значит, сплошной завал?
— Сплошной, товарищ старший лейтенант.
Наступила пауза, но ненадолго. Осипов принял решение:
— В город.
Вскоре Осипов уже звонил в квартиру Крахмаловых. Мать Валеры, увидев очень даже знакомое лицо, побледнела:
— Опять?! Где? Что? Он же десять минут назад в булочную пошел! Сама послала. Придешь с работы, и хлеба никто не припасет…
Осипов незаметно перевел дух. Следы следами, а случиться может всякое. А вдруг то были старые следы? И откопали лишь шапку, а Валерий Крахмалов лежит бездыханно под красным глиняным завалом… Какими словами скажешь об этом матери?
Осипов незаметно перевел дух и спрятал за спину руку с «летчицким» шлемом.
— Ничего не случилось! — ликующим голосом сообщил он. — Просто так зашел, узнать, почему Валерия не было в школе сегодня.
— Опять! Ну скажите вы мне, Армен Георгинович, — она всегда выговаривала так его отчество, проще, — что с ним, иродом, еще делать? Отец каждую получку новый ремень покупает — и хоть бы хны!
— Битьем ничего не добьетесь.
— А чем же еще? Он же и вас, милицию, уже не боится!
Они стояли на лестничной площадке, мать Валеры кричала на весь дом, и Осипов вовремя подумал, что Валера может снизу услышать их и скрыться.
— Что-нибудь придумаем, — свернул разговор Осипов и откозырнув, быстро сбежал до второго этажа. Тут, на лестничной площадке, он и встретился с Барбосом.
— Здравия желаю! — бойко приветствовал тот.
— Здравствуй, Валера.
Осипов привычно скользнул взглядом сверху вниз по долговязой фигуре и сразу отметил и пятна глины на коленках, и порыжевшие кеды, и непокрытую голову.
— Что не по форме?
— В каком смысле, дядя Армен? — уточнил Барбос, ввинчиваясь взглядом в глаза Осипова. Не впервые сталкивались, но всякий раз Валера сперва пытался сам у старшего лейтенанта выведать, что тому известно.
Осипов без слов дотронулся до фуражки.
— А-а, без шлема чего?
— Да, без шлема.
— А-а, а он… дома. — И у Валеры даже хватило присутствия духа пошутить: — Погода нелетная, дядя Армен!
— И непролазная, — твердо глядя на Крахмалова, отчеканил Осипов.
— В каком…
В другое время Осипов, может, и дал бы в дурачка поиграть, но сейчас было не до психологических опытов.
— В таком. — И он сунул под нос «летчицкий» шлем.
— Товарищ старший лейтенант… — сразу заюлил Барбос. — Я…
— Отнеси хлеб — и немедленно ко мне!
— Отнеси хлеб — и немедленно ко мне!
— В отделение? — упавшим голосом спросил Барбос.
— Сюда. Ждать здесь буду.
Барбос кинулся выполнять приказ, но остановился и уныло спросил:
— К нам заходили?
— Заходил.
— Тогда не приду.
— Это почему еще?
— Не пустят… без ремня…
Осипов хотел заверить, что ничего такого не говорил матери, но вспомнил, что сообщил мимоходом о прогуле. Нашел время! И к чему? Еще раз взгреют, еще раз подкрепят дурную привычку лгать, изворачиваться. Не привычку, а характер уже.
— Как же быть? — даже растерялся Осипов.
— Не знаю, дядя Армен.
Чутье у Барбоса изумительное!
— Вместе пойдем?
Барбос покачал головой. Он успел напялить шлем, и уши мотнулись из стороны в сторону.
— Еще хуже будет. Вы что матери сказали?
— Спрашивать все-таки буду я. Где ребята?
— Какие?
— Антон Градов с друзьями. Только не финти!
— Не знаю. Честное слово, не знаю! Провалиться мне…
— Что ты искал в подземном ходе?
Пришлось Барбосу выложить все, что знал. Знал он, увы, не так много, как надеялся Осипов. Но и не так мало.
Барбос выследил ребят, установил, что они ведут какой-то подкоп. Скорее всего, в подвалы бывшего комбината. А трофеев там, как всем известно, полно. Барбос тайно включился в работу. Рыли несколько дней, целую неделю, наверное. Потом Барбосу поднадоело это, решил подождать, пока они своими силами доберутся до трофеев. А тогда и он тут как тут: добыча пополам или…
В общем, запустил это дельце Барбос, вспомнил, когда узнал об исчезновении кладоискателей. Он так и назвал троицу — Антона, Ростика и Алену — «кладоискатели». Узнав о побеге — а Барбос ни минуты не сомневался в том, что ребята сбежали из дому, — он сразу смекнул, куда именно, но подал на берег лишь на другой день.
— Почему только на следующий день?
— Занят был. В школу ходил.
— Рассказывай. Все!
Барбос выбрался на берег через сутки. Полез. Сначала почти во весь рост, потом ползком; дальше нору проделывали, экономили силы.
— Да вы же знаете, какой там ход!
— Знаю.
Барбос пополз и добрался до тупика.
— До старого тупика? — подчеркивая слово «старого», переспросил Осипов.
— Вот этого не знаю, товарищ старший лейтенант. Но дальше — стоп. Ни тпру ни ну!
Барбос полежал несколько минут, прислушался, пошарил инструмент.
— Они лопату и совок там оставляли, не уносили домой.
Инструмента не было, и Барбос попятился назад: развернуться в норе невозможно. Тут сверху и посыпалось!
— Я, конечно, не очень чтоб напугался, но рванул.
— И даже там, где в рост можно было, задом полз…
— Ваша правда, товарищ старший лейтенант, — обреченно признал Барбос. — Но насчет кладоискателей — тут я вот на столько не виноват. Тут вы мне…
— Да ничего я тебе! — Осипов махнул рукой, и лицо его выразило такое огорчение, что Барбос проникся сочувствием.
— Но я все-таки считаю: они там!
— Там? — с надеждой переспросил Осипов.
— Там.
— Считаешь?
— Провалиться мне на этом месте!
Тут они оба вспомнили о хлебе.
— Пошли! — решительно сказал Осипов и ринулся через ступеньку на пятый этаж.
Мать Крахмалова и опомниться не успела.
— Извините, но он мне вот так нужен! В деле одном помочь!
— Я быстро, мать! Помогу — и домой!
Сунули авоську с хлебом и помчались вниз.
Когда мать пришла в себя, на первом этаже хлопнула дверь подъезда.
ТупикСаперы Январева прошли под землей двадцать три метра за час двадцать минут. Но добыли из-под земли только совок и лопату. Что это значило — думай как хочешь. Мнения разошлись.
Январев считал: ребята убедились в безнадежности своей затеи и отступились. Осипов настаивал продолжать раскопки.
— А если они не отступились?
— А совок и лопата? Не руками же они землю рыли! — возражал Январев.
— Они пробились до свободного участка, оставили инструмент и пошли налегке.
— От места, где нашли инструмент, мы отрыли еще семь метров. Сплошной грунт с кирпичом вперемешку.
— Но обвалиться могло и потом! — настаивал на своей версии Осипов.
— Филимонов! — приказал Январев. — Сбегай наверх, проверь, нет ли осадки грунта над тоннелем. Направление — северо-восток.
