Олег Коряков - Тропой смелых
неожиданно и громко запел Лёня, и все оживились.
— Уж если мы с орлами справились — нам все нипочем, — сказал Дима.
— Война так война. Даешь кашу! — И Миша принялся раздувать костер.
Вдруг у ног его, чуть слышно зашуршав, вильнула выползшая из-под камня змея. Ее почти сразу заметили все.
— Бей! — крикнул Лёня.
Это была гадюка. Черная зубчатая полоска протянулась по темносерой спине. Змея метнулась в сторону и наскочила на палку, подставленную Димой. С другой стороны в нее полетел камень, пущенный Лёней. Свившись в кольцо, гадюка чуть приподняла свою плоскую треугольную головку. Взгляд ее маленьких холодных глаз был неподвижен, по телу прокатилась судорожная волна. Теперь она могла броситься и укусить. В ее небольших острых зубах таились капельки смертельного яда.
Дима с силой ударил палкой по змеиной голове. Гадюка припала к земле, дрогнула всем телом, несколько раз хлестнула хвостом и поползла. Голова ее была расплющена, а она ползла.
— Бей еще!
— Камнем!
— Дай-ка я!
Ее добили. Вова хотел затолкать труп змеи в свой рюкзак — «для коллекции», но Миша выбросил гадюку в озеро. Позднее, когда двинулись в путь, на берегу встретили еще несколько змей. А в одном месте, меж небольших каменных плит, увидели целый клубок из трех гадюк. Свившись вместе, они грелись на солнышке. Еще одна лежала рядом. Вова запустил в них камнем. Мгновенно расцепившись, змеи юркнули в траву.
— Какое-то гадючье царство, — ворчал Дима.
Зато сколько здесь было ягод! Крупная сочная земляника алела в густой траве. Уже поспевала черника. Нагнешься над одной ягодкой — увидишь еще десяток, присядешь — не можешь оторваться, ляжешь — и ешь вволю.
— Вот бы нам в сад кусочек этой земли перенести! Весь дом ел бы ягоды, — размечтался Лёня.
— А перенесём, — сказал Дима.
— Как это ты сделаешь, интересно? В рюкзак положишь, да?
— В рюкзак, — невозмутимо ответил будущий ботаник. — Только не сейчас. Вот осенью сходим в лес, не обязательно ведь сюда, накопаем кустиков земляники, принесем и рассадим у себя в саду.
— Договорились!
Они с полчаса ползали по одной и той же полянке, лакомились ягодами. В кустах попискивали земляные белки — бурундуки. Эти яркие красновато-желтого цвета зверьки с темными продольными полосками, аккуратно проведенными на спинках, были совсем не пугливы. Они доверчиво приближались к ребятам, поблескивая черными пуговицами-глазенками, и лениво перебегали с ветки на ветку.
— Ну, идем, братцы-кролики, — поднялся Миша. — Комары заели.
Пошли и, хотя ягод совсем уже не хотелось, то и дело нагибались за ними: такие попадались сочные, крупные, как клубника, аппетитные, что пропустить, оставить на земле такую ягодину было очень жалко.
Незаметно дорожка исчезла. Вилась, вилась, путаясь в травах, обегая сваленные деревья, и исчезла. Вернулись, нашли, опять пошли по ней, и снова она пропала, сойдя на-нет. Лёня вытащил карту и компас. Все сгрудились около него.
— Пойдем напрямик, — предложил он. — Видите, на карте дорога идет? Нам все равно ее пересекать. Километров через восемь выйдем. Азимут — вот, смотрите, — азимут примерно триста двадцать. А солнце справа. Надо следить, чтобы солнце все время было справа…
Лес дичал. Это была настоящая девственная тайга. Среди древних великанов — берез и сосен — курчавился молодняк. Над сгнивающим буреломом буйствовали дикие густые травы. Попадалось много болот. Они встречались в совсем неожиданных местах: среди гор, иногда на их вершинах. Какая-то высокая раскидистая трава, похожая на багульник, ковром белых цветов прикрывала подступы к мелким речушкам. В воздухе стоял сладковатый запах.
На высыхающих болотцах — в зарослях ивняка и черемухи — камыши, осока и еще какие-то травы подымались выше человеческого роста. Кустарник и трава, переплетаясь, делали эти места почти совсем непроходимыми. В двух шагах уже не было видно товарища. Трава путалась в ногах, хлестала по лицам, закрывала небо. Ветки царапались, цеплялись за одежду, охватывали все тело и не давали итти. Несколько раз Миша вытаскивал из чехла топор и прорубал дорогу. Преодолели два километра, а устали, будто прошли десять.
Вышли на большую, широченную поляну, заросшую островками ивняка. Вова попросил:
— Давайте посидим.
Комары только этого и ждали. Они роями кружились над головами, липли к горячей, потной коже, залезали за ворот, путались в волосах и жалили, жалили, жалили.
Вдруг Дима толкнул Лёню в бок:
— Смотри.
Из кустов, метрах в ста от ребят, на поляну вышел лось. Сутулясь и склонив тяжелую бородатую голову, он легко нес свое длинное бурое тело. Хорошо были видны его широкие рога-лопатки и мохнатая, почти черная грива. Его замучил, видно, таежный гнус, мошкара. Лось остановился, ниже склонил голову, чуть повернув ее влево, и резко дернул вверх, как бы стараясь сбросить что-то с морды. И в таком положении мощный и гордый, своенравный красавец замер, насторожившись, чутко прислушиваясь к чему-то.
И нужно же было Мише как раз в этот момент прихлопнуть комаров, усевшихся на его шее! Шлепок получился крепкий, звонкий. Лось вздрогнул, поднял голову еще выше, повел ею в сторону, постоял так мгновение, повернулся и легко побежал. Через секунду таежный великан исчез за густой зеленой порослью.
Миша долго не мог понять, за что обрушились на него Дима с Лёней и почему он не имеет права бить комаров, если они так бессовестно кусают его. Когда же наконец понял, то сначала загрустил, а потом, в свою очередь, напал на друзей: почему они не предупредили его, не показали лося? Вова все допытывался, какой он, этот лось. Но ничего, кроме того, что «совсем не такой, как бывает в зоопарке», не узнал из бессвязного, взволнованного рассказа счастливцев.
Опять шли по непролазным дебрям, следя за тем, чтобы солнце было справа. Рубахи не просыхали от пота. На угорах воздух дрожал и слоился, как горячая вода, в которой тает большой кусок сахару.
— Ночью мерзнешь, а днем от жары задохнуться можно! — пробормотал Дима.
— Нам надо раньше вставать, до солнца, и, пока не жарко, итти, а в зной отдыхать, — резонно заметил Миша.
Звеньевой молчал. Это действительно было упущением — морить себя ходьбой в такую жару. Он понимал, что Миша прав, и решил со следующего дня завести такой порядок: вставать как можно раньше и шагать, а в самую жару устраивать большой дневной привал. Ведь еще в туристском кружке Павел учил их этому.
Итти помогала «Своя походная», лихая и задорная. Дима запевал, а припев подхватывали все разом:
По любой дороге
Проведут нас ноги,
До любого полюса — рукой подать.
Только очень нужно
Смелым быть и дружным,
А иначе нам удачи не видать.
От песни становилось веселее, и казалось, что ноги и в самом деле готовы были шагать по любой дороге. Только Дима начал прихрамывать.
— Ты что? — спросил Лёня.
— Не знаю. Должно быть, ногу стер.
— Разувайся.
У большого пальца левой ноги расплылась краснота. Дима, зная, что в походе нужна просторная обувь, надел лыжные ботинки, но ни стельки не подложил, ни вторые носки не натянул — и набил мозоль.
— Эх, голова! — укоризненно сказал Лёня, (Так обычно говорил их вожатый.) — Ну ладно, что еще не сильно стер. Сейчас соорудим стельку.
Он отошел в сторону и начал собирать сухую траву. Вырывая осоку, Лёня сильно порезал палец. Но он все же насобирал и принес травы. Дима, увидев кровь, встревожился. Лёня отмахнулся, однако кровь не унималась, текла и текла.
— Какая-то она у меня жидкая.
— Подожди, — сказал Дима и зачем-то побежал назад.
Отбежав шагов сто, он нагнулся и стал искать что-то. Прибежал он запыхавшийся и улыбающийся:
— Нашел! Мы еще когда шли, я заметил. Не знал, что пригодится так скоро.
В его руках был ветвистый и длинный, покрытый мелкими тонкими листочками стебель травы, напоминающей что-то среднее между укропом и ботвой моркови. Сверху белели некрупные корзиночки цветов.
— Ахилле миллефолиум! — торжественно сказал Дима и начал быстро мять траву, тут же объясняя: — Тысячелистник это, или еще порезной травой зовут. Его туберкулезным дают, при малярии пьют и кровь им останавливают. Вот сейчас приложим…
— Ты как знахарь какой-то, — усмехнулся Миша.
— Зачем знахарь? — обиделся Дима. — Это все врачи знают. И в аптеках продают.
Действительно, очень скоро кровь перестала течь, и ранка затянулась. Миша подобрал и внимательно рассматривал удивительное растение.
— Хм! — глубокомысленно сказал он. — Полезная это штука — ботаника.
Дима застенчиво и довольно улыбнулся, а Вова, отобрав у брата тысячелистник, деловито скомкал и засунул его в карман.
