Никита Марзан - Приключения Корзинкиной
— луки и стрелы с каменными наконечниками,
— каменные топоры,
— каменные гарпуны для ловли рыбы
— каменные тяпки для обработки земли.
Но мумию интересовал обычный булыжник, размером с футбольный мяч. Он стоял на золотой подставке. Мумия отодвинула стекло витрины и достала булыжник. Прижав его к груди, мумия помчалась обратно. Она повернула за угол и с разбегу врезалась в живот вахтера Петровича.
— Ух, ты, — Петрович и схватился за живот, — куда, зачем?
— Привет, страж порядка, — сказала мумия, не выпуская из рук булыжник, — извини, что разбудила.
— Никакой я не страж, а вахтер, — сказал Петрович, — и я не спал. Чего ты тащишь?
— Лучше отойди в сторону, — сказала мумия, — а то заколдую.
— Не страшно, — сказал Петрович и протянул руки, чтобы схватить мумию.
И схватил. Но только не мумию, а черную птицу с острым клювом и злыми глазами.
— Что такое? — удивился Петрович и выпустил птицу.
Птица взлетела и опять превратилась в мумию.
— Ну, что? Поймал?
— Сейчас, — сказал Петрович, — ты меня дурачишь.
Петрович снова схватил мумию. Но схватил не мумию, а тяжелого и мокрого крокодила, который громко щелкал зубами.
— Ох, ты, — сказал Петрович и выронил крокодила из рук.
Крокодил шлепнулся на пол и снова превратился в мумию.
— Опять, твои штучки, — разозлился Петрович, — ну, держись.
И Петрович в третий раз схватил мумию. Но в руках уже висел мохнатый паук, который тут же стал опутывать Петровича липкой паутиной.
— Опутывай, опутывай, — пропыхтел Петрович, таща паука к витрине каменного века.
Но паук действовал быстрее. Паутина таки и вилась в его проворных лапах. Ноги Петровича, обвязанные паутиной, шли все медленнее и медленнее. А паук все трудился и трудился, пока Петрович не остановился. Он больше не мог сделать ни шагу.
— Распутывай меня обратно, — приказал Петрович.
Но паук молчал. И Петровичу стало страшно, потому что рядом стояла мумия. Она не была пауком, она была сама по себе.
— Я не паук, — подтвердила мумия.
— Не может быть, — Петрович попытался вырваться из лап паука, — а кто тогда паук?
— Это просто паук, — пожала плечами мумия, — в музее столько страшилищ собрано, что не понять, откуда этот паук выполз.
— Освободи меня немедленно, — заорал Петрович.
— Я пауков боюсь, — мумия передернула плечами.
— Сними его, — тихо попросил Петрович, — я тебя не трону.
— По чесноку? — спросила мумия.
— По чесноку, — сказал Петрович, — я вообще уволюсь.
— А можно я на память булыжник возьму? — спросила мумия, на всякий случай.
— Конечно, возьми, — сказал Петрович, — и прыгни с ним в реку.
— Какой ты злющий, — сказала мумия, — но я тебе обещала. Ты свободен.
Мумия прошептала заклятие и мохнатый паук исчез. А его липкая паутина растаяла и стекла по одежде Петровича, как теплое мороженое.
— Я пошла, — сказала мумия.
— Иди, только напиши мне расписку, — сказал Петрович, — я мумия, взяла в музее булыжник, обещаю вернуть в целости и сохранности.
— А что с ним будет? — спросила мумия, — его хоть с самолета бросай.
— Ты грамотная? — спросил Петрович.
— Я знаю тысячу языков.
— Напиши хоть на одном, — сказа Петрович.
— Расписка, — написала мумия пальцем в воздухе, — я, мумия, придворная дама из долины Нила, взяла в музее булыжник (инвентарный номер «2002 — МД/ВКВ»), а вахтер булыжник не брал, на него не думайте. На этом все:
чао-какао,
чмоки-моки,
мумия-шмумия,
число, дата, год.
Потом мумия хлопнула в ладони, вверх потянулся белый дым, а в руки Петровича сверху опустилась расписка. И даже с треугольной печатью.
— Ну, все, — сказала мумия, взваливая булыжник на спину, — мне пора.
И исчезла.
Глава 33
Корзинкина не любила рано подниматься. А уж зимой тем более, потому что, во сколько бы ты ни встала, за окном стоит вечная ночь.
Корзинкина села на кровати, нашарила ногами теплые тапки и пошла в ванную комнату. Но там сидел папа Корзинкиной. Он сидел на доске, перекинутой через края ванны. На папиных плечах было разложено чистое льняное полотенце. На полотенце лежали клочья папиных волос.
— Доброе утро, пап, — сказала Корзинкина, сладенько позевывая, — мне нужно умыться.
— Умойся на кухне, — попросил папа, — у меня утренний научный эксперимент.
— Какой эксперимент?
— Твой папа хочет, чтобы я подстригла его вот этим, — сказала мама и пощелкала в воздухе огромными страшными ножницами. Они были похожи на две скрещенные кривые сабли.
— Какие они страшные, — удивилась Корзинкина.
— Такими ножницами стригли в средние века, — важно сказал папа, — причем, только благородных рыцарей, когда они возвращались из походов.
— А еще, рыцарей причесывали вот такими гребнями, — мама случайно уронила огромный костяной гребень. Гребень упал и отколол кусок кафельной плитки.
— В средние века полы делали из камня, — сказал папа, посмотрев на осколок кафеля.
— Никаких каменных полов, — мама грозно постучала ножницами возле папиного уха, — слышал?
— Я понял, — сказал папа и отодвинул ухо.
Мало ли что.
— А где моя зубная щетка? — спросила Корзинкина.
Мама дала Корзинкиной зубную щетку и зубную пасту:
— И больше не отвлекай, а то отхвачу этими саблями папину голову.
— Ой, ой, ой, — сказала Корзинкина, — какие страсти.
Корзинкина пошла на кухню и долго чистила зубы. Потом она села за стол. На столе стояла чашка чая с молоком и тарелка с гречневой кашей.
— Я не хочу кашу — сказала Корзинкина.
— Почему? — выглянула из ванной мама.
— Потому что каждый день одно и тоже, — скривилась Корзинкина.
У нее было зимнее настроение и даже хотелось плакать.
— Ты же не маленькая, — сказала мама, — ну чего ты капризничаешь?
— Я не капризничаю, — сказала Корзинкина, — просто вы с папой не обращаете на меня никакого внимания. И только сюсюкаетесь вдвоем, сю-сю-сю-сю-сю, тьфу!
— Ты плюнула прямо в кастрюлю, — заметила мама, — как теперь есть эту кашу, Корзинкина?
— Я отнесу кашу Дрын-Дыру, он съест, — сказала Корзинкина, сползая со стула, — он единственный, кому еще я нужна. А вам с папой я не нужна.
Вообще-то, эту кашу Корзинкина хотела отнести Принцу, но Принц — это ее тайна.
— Приятного аппетита, Корзинкина, — вошел на кухню папа. Он был подстрижен в черно-белую клеточку, как шахматная доска. Квадратик волос — квадратик лысины, — ты куда собралась?
— Корзинкина хочет отнести кашу Дрын-Дыру, — сказала мама.
— Оставьте мне, — папа погладил себя по «шахматной» голове, — я люблю гречку.
— Ешь, если хочешь, — пожала мама плечами и отвернулась.
Папа сел за стол и придвинул к себе кастрюлю с кашей. Потом взял ложку и хотел копнуть гречку, как Корзинкина забрала у него тарелку.
— Я в гречку плюнула, случайно.
— Ну и что? — пожал плечами папа, — однажды, я ехал на старом верблюде по пустыне Сахара. И на привале этот старый верблюд наплевал мне в котелок с макаронами. Случайно, наверное.
— И что ты сделал? — спросила Корзинкина.
— Ничего, — пожал плечами папа, — съел. Настоящий ученый не должен обращать внимание на плевки. Иначе и ученым не стать.
— Мы не в пустыне, — сказала мама, — я сварю тебе новую кашу.
— Нет, я опаздываю, — папа посмотрел на часы, — через час открытие международной выставки городского мусора. Я могу найти там потрясающие предметы старины.
— Я не отпущу вас голодными, — возмутилась мама и встала в дверях кухни.
— Не волнуйся, я не буду голодным, — папа опять посмотрел на часы, — я пойду в кабинет и съем хвост мамонта.
— Хвост мамонта? — удивилась Корзинкина.
Папа всегда придумывал чего-то неожиданное.
— Угу, — сказал папа, — его нашли в вечной мерзлоте.
— А кто его туда положил? — спросила Корзинкина.
Она уже знала, что вечная мерзлота — это нетающий лед на Севере.
— Положили его туда первобытные люди, — сказал папа, — два миллиона лет назад они поймали мамонта. И засыпали его льдом, чтобы мясо не пропало. Но пошел сильный снег и засыпал мамонта с головой. Первобытные люди мамонта откапывали — откапывали. И не откопали, снега было много.
— А потом? — спросила Миши.
— А потом на улице потеплело, — сказал папа, — и лед стал таять. И мамонт нашелся.
— Каша готова, — сказала мама, помешивая гречку.
— Я не хочу гречку, — сказала Миши, — я хочу хвост мамонта.
— Папа пошутил, у него нет хвоста мамонта, — мама строго посмотрела на папу.
— У меня есть хвост мамонт, — сказал папа, — я купил его в интернете.
— А разве можно купить хвост мамонта в интернете? — не поверила Миши.
