Шандор Татаи - Витязь с двумя мечами
— Кто здесь? — чужим, изменённым голосом осведомился Буйко.
— Тит, ваше величество. Преданный тебе, верноподданный Тит.
— Кланяйся, как полагается! — строго приказал мнимый король.
Тит поклонился ещё раз.
— Ниже, ниже, — понукал Буйко, — а то ничего не слышно.
— Что желает слышать ваше величество? — испуганно спросил доносчик.
— Стук твоей башки о землю — вот что желает слышать моё величество.
Тит поклонился так низко, что стукнулся головой об пол.
— Теперь я кое-что услыхал, но хотел бы услышать яснее.
Тут Тит проявил такое усердие, что раздался оглушительный треск и всё закружилось у него перед глазами.
— А ну ещё разок! — Буйко с трудом удерживался от смеха. — Тебе ведь известно, что по венгерскому обычаю счёт всегда ведётся на три.
Раз король требует, деваться некуда, и Тит поклонился в третий раз. Да так хватил об пол лбом и носом, что из сего выдающегося сооружения на лице едва-едва не брызнула кровь.
Теперь Буйко был удовлетворён.
— Твой последний поклон, сынок, уже кое на что похож. Да только, видать, не знаком ты с придворным этикетом.
— Я научусь, ваше величество. Ты уж смилуйся над моим невежеством, прости меня, простака… — взмолился Тит. — Каждый день усердствовать буду, научусь отбивать поклоны. Прости!
— Ладно, ладно. Зачем пожаловал? — прозвучал снисходительный вопрос.
Тит вытянулся в струнку и приступил к краткому донесению:
— Тревога за драгоценную жизнь вашего величества, за безопасность нашего лагеря и благополучие нашего отечества вынудила меня прийти сюда, чтобы пред лицом вашего величества уличить в вероломстве одного витязя.
— Чем провинился он против меня?
— У этого ратника в голове ветер свищет, и он самовольно покинул пост. Не окажись я там ненароком, вражьи шпионы пробрались бы в наш лагерь. Но я, конечно, был начеку, а меч у меня острый и лёгкий…
— Хм… хм… — пробормотал мнимый король. — Кто же этот безголовый изменник?
— Пал Кинижи, государь! — радостно выпалил доносчик.
— Так я и думал, — пробормотал Буйко.
— Что ты сказал, ваше величество?
— Я говорю: как увидел тебя, так сразу понял, что ты верный и храбрый воин. Ты достоин щедрой награды. Подойди, мой милый. Сразу получишь по заслугам.
Тит почтительно приблизился к постели.
— Вот хорошо. А теперь не бойся, поклонись ещё раз.
Тит отвесил поклон до самой земли.
— Да не так, не так! Ах, дурачок! Опять позабыл при дворные манеры? Когда выходишь, надо кланяться лицом к двери, спиной ко мне. Ну, давай!
Тит послушно повернулся спиной к Буйко и опять поклонился до самой земли. А Буйко выставил свою огромную ногу и так лягнул его пониже спины, что доносчик, трижды перевернувшись, пулей вылетел из шатра и опрокинул стоявшего за дверью стража. Буйко же, ослеплённый гневом, позабыл о священных обязанностях лежебоки и вслед ему во всё горло крикнул:
— Такова плата доносчику! А чтоб знал ты, от кого её получил, я скажу: от Буйко, лежебоки короля!
С этими словами он повернулся на другой бок и мгновенно захрапел. Проспал он, наверно, не больше часа, когда опять услыхал шорох в шатре. Взглянул и видит: вошёл король.
— Доброе утро, государь! — по-приятельски приветствовал его Буйко.
Король Матьяш позволял лежебоке и дураку делать всё, что им заблагорассудится. Потому позволял, что набили ему оскомину слащавые речи придворных угодников да льстецов. Хотелось королю иметь возле себя хотя бы двух людей, чтоб разговаривали с ним, как простые, душевные люди и верные, добрые друзья. Не хотел король Матьяш забывать язык простых людей. А как же иначе! Бывало, конечно, что лежебока или дурак перебарщивали. Тогда король не скупился на обещания, грозя испробовать на них, крепки ли у него палки.
— Ну и порядки, дальше некуда… — заворчал лежебока. — В этакую рань хозяин уже на ногах.
— Спи, Буйко, — успокоил его король. — Отсыпайся за короля, а у меня для сна не хватает времени.
— Ясно как день: король наш опять переряжался в чужое платье и шастал всю ночь по окрестностям. А днём мы будем носом клевать. Не верится мне, чтоб тот, кто постоянно бродит перерядившись, добрые дела делал. Слышал я, будто в Чехии что ни девица, то красотка.
— Молчи, лежебока, молчи да спи. Знай своё дело.
— «Знай своё дело»? Как бы не так! — возмутился Буйко. — Спать да спать! А то, что брюхо у меня разрастается, как кротовья нора, — это, по-твоему, пустяк? Я отказываюсь спать. Я поднимаю бунт. Отныне начинаю вставать с петухами, подметать шатёр, чистить скребницей лошадок, а не поможет — стану бегать бегом вокруг всего лагеря.
— А я, — засмеялся король, — прикажу дать тебе по месту, что ниже спины, бессчётное количество палок.
— Да я и так всё время сплю, сплю, сплю… Я уже так устал от сна, что сил не хватает открыть глаза… — захныкал лежебока и вдруг заснул да так захрапел, что только диву можно даваться, как от этого храпа шатёр не снесло.
Но вскоре король тряхнул его за плечо:
— Послушай, ты, губошлёп, храпи потише!
— Если я губошлёп, то ты, ваше величество, плосконосый! Всем старым и малым в королевстве известно, что так обозвал тебя коложварский голова, когда ты, государь, по обыкновению перерядившись, складывал поленницу у него во дворе.
— Голова получил по заслугам. И ты своё получишь. Вот я кликну сюда дурака, и он столько раз тебя дёрнет за нос, сколько раз ты захрапишь.
— Не зови дурака, ваше величество. И так уж извёл меня этот изверг.
И Буйко опять захрапел, но, конечно, гораздо тише, потому что и впрямь с трудом выносил дурацкие шутки Муйко. А у короля Матьяша не было приятней забавы, чем стравить дурака с лежебокой.
— Предупреждаю: веди себя тихо — скоро начнётся военный совет.
При этом сообщении Буйко вскипел, как вода в котле. Не будь он лежебокой короля, не улежал бы, вскочил с кровати.
— Ну, знаешь, король, это уж слишком! Как будто, кроме моей спальни, не нашлось другого места, где бы можно держать совет! Как могло прийти тебе в голову осквернить приют самого мирного человека на свете!
— Это твой-то приют? — засмеялся король. — Ты что о себе возомнил? Будто этот огромный шатёр я велел натянуть для тебя? Задвинули тебя сюда вчера вечером, чтоб ты другим не мешал своим отвратительным храпом.
Король и лежебока, наверно, не скоро бы закончили перепалку, но стоявший у двери страж доложил о приходе посетителя, и с разрешения короля в шатёр немедленно вошёл Голубан. Вместе с ним явились ещё два кондотьера.
— Ты изволил нас звать, ваше величество. Мы по твоему приказанию явились.
— А Балаж Мадьяр и все остальные разве не прибыли вместе с вами?
— Как видишь, ваше величество… — вскользь обронил другой кондотьер.
Вскоре один за другим прибыли все венгерские полководцы. Последним явился Балаж Мадьяр.
— Я опоздал, мой государь, — извинился седоусый витязь. — Отдавал приказ разыскать воина, который был послан в дозор и пропал. Как только его найдут, притащат сюда, на военный совет, и он ответит за своё предательство.
Голубан был прав: король не прощал небрежности дозорным.
— Суд наш будет суров, чтоб другим неповадно было, — мрачно сказал король. — Кто он?
— Пал Кинижи, — поспешно сообщил Голубан. — Я обнаружил покинутый пост и пришёл с донесением к Балажу Мадьяру. Я ходил осматривать позиции неприятеля: не могу спать спокойно, государь, пока мы не одержали окончательной и полной победы над нашим заклятым врагом. Просто счастье, что я отправился как раз в ту сторону. Гляжу: дозорного нет, кругом кишмя кишат шпионы… Не окажись я там, они бы все проползли в наш лагерь. Но меч мой меня не подвёл — я всех их отправил прямой дорогой в ад…
— Пал Кинижи?.. — угрюмо прервал бахвалившегося кондотьера король.
Не верилось королю, что Пал Кинижи способен на предательство. Однако пора ему быть уже здесь, а он всё ещё не явился за отрядом конников, с которым должен пойти на задание. «Нет, нет, невозможно, чтоб Кинижи струсил и отказался выполнить приказ короля. Тут дело нечисто, какая-нибудь интрига…»
Даже Буйко, изумлённый, уселся в постели и, позабыв о себе, повторил любезное его сердцу имя:
— Пал Кинижи?..
— Молчи, лежебока! — вспылил король. Слишком уж часто выводил его из себя Буйко. — Молчи! Ты не участвуешь в военном совете.
— А я и не желаю, — отвечал лежебока. — Я человек мирный. Мне противно слушать подобные вещи.
— Это ты-то мирный? — вскричал один из военачальников. — Зачем же ты держишь вон те два копья?
Действительно, на постели у Буйко с обеих сторон лежало по длинному копью.
— А почему бы мне не иметь два копья, если у Пала Кинижи два меча, — возразил Буйко. — Только я этими копьями не убиваю. — Схватив оба копья, он, как багорщик лодку, выдвинул себя вместе с кроватью из шатра. — Доброй вам свары, славные господа! — насмешливо крикнул он на прощание.
