Марта Баранова - Тяпа, Борька и ракета
Именно так, не сговариваясь, встретились вечером на тропе, вытоптанной безразличными ногами прохожих, наши три героя. Оказавшись неожиданно рядом, они были вынуждены поздороваться, при этом каждый сделал шаг в сторону, как бы демонстрируя сцену «Лебедь, Щука и Рак». Но связанные, как веревкой, желанием поговорить, они топтались на месте, надеясь, что кто-то наконец произнесет магическое слово, после которого станет легко на душе и можно будет, не стесняясь, смотреть в глаза друг другу. Любка первая нашла это слово.
— Эй, вы, — сказала она и задрала голову вверх. — Полярная звезда над нашим домом!
Повинуясь ее приказу, мальчишки подняли голову.
— Сейчас не видно, облака плывут, а то бы я показал вам все-все яркие звезды, — сказал Гена.
Борька отметил про себя, что его бывший товарищ произнес «вам», а не «тебе». Большая неподвижная звезда стояла над домом по-прежнему холодно, и так же холодно звучали названия звезд, произносимые Геной: «Алголь, Альдебаран, Альтаир, Альциона, Антарес, Арктур…», а Борьке показалось, что на улице потеплело.
— Тепло, даже жарко, — сказал он невпопад.
— А на Луне морозище в двести семьдесят градусов, точно по последним данным, — откликнулся бывший приятель.
Между тем Любка протопала в своих белых валенках к крытому ларьку, запорошенному снегом, в котором осенью продавали яблоки, и, подпрыгнув, уселась на прилавке.
— Ой, ребята, как здорово! И с боков не дует, айда сюда!
Борька и Гена ринулись в снежную гладь, изо всех сил взбивая ее ногами, и, когда добрались до ларька, валенки их были полны снега. Приплясывая на одной ноге и держась руками за ларек, они вытряхивали из валенок снег и грозили вывалять Любку в сугробе. Любка же готова была вынести любые испытания, она торжествовала, она видела: льдинка растаяла.
— Держись! Сейчас мы тебе покажем! — крикнул Борька, испытывая удовольствие от словечка «мы», и изо всех сил швырнул в фанерную стену снежок. Схватился за снег и Гена.
— Вот тебе спутник номер один, — комментировал он каждый удар, — вот тебе второй, вот — третий! А это — ракета «Мечта».
На ларек обрушилась целая гора снега. Любка взвизгнула и спряталась в глубину.
— Эй, вы! Хватит! — крикнула она откуда-то из темноты. — Давайте лучше загадывать вопросы. Пусть каждый придумает самый главный в жизни вопрос, а потом будем его обсуждать. Ну, думайте, думайте!
— Вот еще, — буркнул Борька и тут же притих, потому что никто не смеялся.
Прислонившись к палатке спиною, он внимательно смотрел на сверкающие под фонарем крохотные парашюты. Парашюты кружились, сталкивались, разлетались и, опустившись на землю, исчезали в белом ворохе своих собратьев, образуя один огромный, застилающий землю парашют. И как-то сразу на Борьку нахлынули вопросы, они требовали немедленного ответа, каждый казался главным, не решив который нельзя было жить на свете.
— Привет, зяблики! — прогремел вдруг где-то рядом незнакомый голос, и из-за палатки выплыл прохожий в рыжем меховом пальто и шапке-ушанке, сдвинутой на затылок. Засунув руки в карманы, прохожий весело оглядел всю компанию. — Так-так… Что же мы тут делаем? Ищем прошлогодние яблоки? Ну, ну, петушок, не хорохорься! — сказал он миролюбиво, заметив, как сдвинулись Борькины брови. — Я пошутил. Я даже очень рад поболтать с вами. Могу показать фокус. Хотите, буду разгадывать мысли? Да, да, я вижу людей насквозь. Вот ты, — он ткнул пальцем в Любкин рукав, — ты болтаешь ногами и соображаешь, есть ли на свете человек, в точности похожий на меня, который в самый этот момент сидит на прилавке ларька, болтает ногами, а сам думает: вырастет у ящерицы хвост, если его оторвать и забросить подальше, чтобы она его не нашла?
Любка разинула рот.
— Вы, дядя, волшебник? — спросила она серьезно.
— Нет, глупенькая, мне все рассказал твой курносый нос. А ты, — прохожий положил руку на Борькино плечо, — мечтаешь стать невидимкой… Ты, — подошел он вплотную к Генке, — думаешь: нельзя ли изобрести капли, которые дают силу льва и быстроту антилопы? Все эти вопросы — чепуха! Вы лучше-ка отгадайте, как человек полетит на Луну. Из пушки или в ракете?
Задав вопрос, незнакомец круто повернулся и, не дожидаясь ответа, пошел прочь.
— Вот это да! — вздохнул восхищенно Борька. — Мне бы так научиться отгадывать!
— Ну, положим, он не все точно угадал: я об антилопе и не думал, — заметил Гена.
— А как он про ящерицу, про ящерицу-то он как?! — С лица Любки не сходило изумление.
— Жаль, что он ушел быстро, а то бы я ему ответил — пушка или ракета! — возбужденно размахивая руками, заговорил Борька.
— И что бы ты ему сказал? — поинтересовался приятель.
— Я бы ему сказал: вы помните знаменитый гимн снаряду председателя «Пушечного клуба» Барбикена? — И Борька, став в позу, начал декламировать: «О чудное ядро! Дивный снаряд! Я мечтаю о том, что там — в вышине — тебя примут с почестями, достойными посланника Земли!»
— Что это — стихи? И кто такой Барбикен? — заинтересовалась Любка. Она даже слезла с прилавка.
— Вот чучело, — пожал плечами Каратов. — Ты что, не читала Жюля Верна? «С Земли на Луну» и «Вокруг Луны» не читала?
— Не перебивай! — остановил его Борька. — Я сам расскажу. Ну, в общем, там рассказывается о Барбикене — председателе «Пушечного клуба». Ну, о том, как он с друзьями хотел запустить ядро на Луну. Отлили они огромную пушку «Колумбиаду». Назначили день отлета. Народищу собралось — туча. Все ждали, когда же появится Луна. Наконец Луна появилась. Когда она подошла к созвездию Близнецов, раздался взрыв — снаряд вылетел…
— Но до Луны не долетел! — захохотал Гена.
— Ну, почему? — расстроилась Любка. — Так было интересно…
— Он врет! — топнул ногой Борька. — Снаряд долетел. У Жюля Верна точно сказано: долетел.
— То у Жюля Верна, а на самом деле…
— Что на самом деле? Что, по-твоему, на самом деле? — насторожился Борька.
— На самом деле, — стал растолковывать Гена, — ни из какой пушки нельзя запустить снаряд на Луну. Для этого нужна огромная скорость — одиннадцать километров в секунду. А ты знаешь, сколько пролетает в секунду артиллерийский снаряд? Знаешь? — перешел он в наступление.
— Ну, знаю. Три километра. Брат рассказывал.
— Ага! Три километра. Вот и соображай: попадешь ты на Луну? В лужу ты попадешь!
— Ну, ну! Осторожнее, — предупредил Смелов.
— Ты не сердись. Это у нас дискуссия, как говорят греки, честный спор.
— Конечно, дискуссия! — обрадовалась Любка.
— Если это честный спор, — возмутился защитник Жюля Верна, — то почему ты не учитываешь, что «Колумбиада» была не простой пушкой, а особенной, со стволом в триста метров?
— Тем хуже, — спокойно возразил Гена. — Твой Барбикен и его друзья превратились бы в лепешку, если бы из нее выстрелили. Не веришь? Может, ты и французскому ученому Роберу Эно-Пельтри не веришь? Он тоже читал Жюля Верна и все… вычислил. При такой длине ствола, говорит он, получилось бы огромное ускорение, и люди в снаряде стали бы весить в тысячи раз больше, чем на Земле. Соображаешь? Одна только шапочка на голове твоего председателя весила бы тонны и раздавила бы его!
— Не может быть! — ахнула Любка, веря и не веря.
— Что же я, по-твоему, вру? Или ученые врут? Эх ты, девчонка! — Более выразительного слова Генка не подобрал. Девчонка надулась.
Имя француза Робера Эно-Пельтри звучало убедительно. И все-таки Борьке хотелось защитить Жюля Верна. Он перебирал в памяти все обстоятельства лунного путешествия, сравнивал их с доводами Генки и наконец нашел.
— Вода, вода! — закричал он так, словно находился в жаркой пустыне.
— Борька, — сказала озабоченно Любка, — ты заболел?
Но Борька отмахнулся от нее.
— Ты понимаешь, — с жаром говорил он, — я совсем забыл про воду: они лежали в снаряде на полу, а под полом была вода. Она их спасла. Вот как!
— Водяная подушка? Здóрово! — неожиданно согласился спорщик. — Только ты не радуйся очень. Все равно их бы разбило в лепешку. А мысль правильная. Даже Циолковский считал, что вода может спасти от ударов. Если космонавт залезет в бак с водой, то останется жив. И вообще Циолковский все предвидел.
— Поэтому ты и притворяешься в школе глухим в честь Циолковского? — съязвила Любка.
Каратов сделал вид, что не расслышал.
— А вот у Ефремова в «Туманности Андромеды»… — начал один из мальчишек, но тут Любка не выдержала.
— Хватит Ефремова, хватит Циолковского! — завопила она. — Ноги замерзли.
— А мы сейчас невесомость будем испытывать и согреемся, — пообещал Гена. Он встал на прилавок, подтянулся и плюхнулся на крышу ларька.
