Эдуард Веркин - Черничная Чайка
Я попробовал предложить ей куртку, но мое благородство было с презрением отвергнуто. Настаивать я не стал – от воды куртка не спасала, но немного все-таки грела.
Дождь продолжался долго, часов пять. И все это время мы сидели друг напротив друга и караулили. Под утро дождь прекратился и подул ветер. Так, не ветер даже, ветерок. И стало действительно холодно. Я поднялся на ноги, стал приплясывать и размахивать руками. Аврора тоже поднялась.
– Как-то ты нездорово выглядишь, – сказал я. – Наверное, воспаление легких начинается. Пневмония.
– У тебя начинается, – огрызнулась Аврора. – Только не воспаление легких, а воспаление мозга.
– Воспаление легких – это не шутка, – продолжал я. – Медицины у нас никакой тут, умрешь в муках… Будешь харкать кровью, потом будешь харкать слизью, два раза описаешься… Последнее, что ты увидишь – будет лицо Заскока. Или мое. А я бы мог полететь, вызвать тебе помощь.
– Это я тебе вызову…
Аврора качнулась и легла на площадку, через час взошло солнце. Мне хотелось спать, но немного, терпимо. Авроре приходилось хуже. Ее глаза приобрели стеклянный блеск и какую-то недобрую кривизну, будто она хотела заглянуть себе в мозг.
– Четырнадцать часов сидим, между прочим, – сказал я. – Зачем стараемся? Результат мне известен.
– И какой же тебе известен результат?
– Плачевный. Для тебя, разумеется. А я… Я, пожалуй, сделаю вот что.
Я скинул куртку, плюнул в ладони и стал отжиматься. Сначала просто так, потом с хлопками, потом с хлопками за спиной, потом на правой руке, ну и на левой тоже. Разогрелся, стал приседать. Сначала на правой, затем на левой.
Это должно было подавить Аврору.
Аврора подавилась, я просто чувствовал, как у нее пропадает энтузиазм.
– Кстати, Аврора, тебя в детстве не называли Джессикой? – спросил я.
– Нет, – устало ответила она.
– Жаль. А мой дядя Грегори мог не спать месяц, – сообщил я. – У нас вообще это семейное. А у тебя семейное что?
Промолчала.
– Лучше разговаривай, – посоветовал я. – Чем больше болтаешь, тем дольше не спишь. Вообще, Аврора, на твоем месте я бы пошел в столовую. Тебе надо съесть что-нибудь горячее, человеческое, батончики из плесени и соевый творог не способствуют обмену веществ, твой растущий организм требует мяса…
– Меня сейчас стошнит, – сказала Аврора.
– Меня всю жизнь тошнит. Не хочешь разговаривать – не разговаривай. Кстати, о тошноте. В Англии каждый год двадцать четыре человека задыхаются, захлебнувшись собственными рвотными массами. Так что не спи на спине, это опасно. Ты лучше опять спой.
– Отстань…
– Ну ладно, можешь отдыхать. А я сам спою тебе. Колыбельную…
– Я не хочу спать! – крикнула Аврора. – Не хочу!
Она выхватила из карманов шорт маленький ножичек, вытянула шило.
– Не хочу!
Аврора воткнула в ладонь шило и провернула его два раза, прямо Бзыри – сестрица Мцыри. Кровь брызнула, Аврора завизжала, принялась дуть на руку и бешено ею размахивать. Если бы подвернулся, допустим, Дон Кихот какой-нибудь, она бы его непременно зашибла бы.
– Превосходно! – совершенно искренне восхитился я. – Ты поднялась еще на одну ступеньку в моей иерархии низших существ! Теперь ты занимаешь достойное место между древопитеком и травопитеком! Ты авроропитек – человек прямомыслящий!
Рычанье было мне ответом.
– Для того чтобы замотать рану, надо разорвать футболку, – посоветовал я. – Берешь – и разрываешь от пупа до груди.
– Отвали, тошнотный.
– А вообще руку лучше не прокалывать, а прижигать, – продолжал советовать я. – Это гораздо больнее. У меня есть горелка, могу одолжить. А можно еще ногти с мясом выгрызать…
– Сам себе ногти выгрызай!
Аврора всхлипнула и ударила ладонью по бетону.
– Я ничего себе прокалывать не стану, – сказал я. – Мне и так хорошо, я все равно не усну. А ты давай, продолжай в том же духе. Знаешь такого художника Ван Гога? Он тоже однажды так – рисовал картину, то ли «Ирисы», то ли «Подсолнухи», не помню. Ему очень хотелось спать, а картину бросить он не мог, тогда взял и, чтобы эффективнее бороться со сном, отрезал себе ухо. Ты себе тоже чего-нибудь можешь отрезать. Ухо, палец, давай, не стесняйся. Потом тебе все равно новое отрастят…
Аврора взяла себя в руки.
– Ты лучше себе язык отрежь, – посоветовала она. – И успокойся.
Она сжалась в комок и принялась ждать.
И я стал ждать.
Аврора продержалась еще четыре часа. Мы сидели молча. Ну почти, я рассказал ей одну историю про Вини Пуха и две истории из сборника «Новый Рюбецаль».
И Аврора уснула. Смешно так. Голову она продолжала держать, и даже глаза были открыты. Но Аврора спала. Челюсть у нее отвалилась. Когда человек засыпает, челюсть он контролировать перестает, она отвисает. А с открытыми глазами спать на редкость тяжело, кошмары снятся просто выдающиеся.
Я мог залезть в шлюз, мог спокойно устроиться за штурвалом, оживить «Черничную Чайку», рвануть куда-нибудь в сторону Центавра…
Но я так не сделал. Легкие победы – это не для нас. Как говорил старина Ахиллес, ни один камень не украдет у меня победу. К тому же если я сейчас улечу, эта Аврора станет всем направо-налево рассказывать, что я ее опоил, стукнул молотком по голове и трусливо удрал. Нет. Пусть все будет по-честному, во всяком случае, до критического момента.
Я достал из кармана платок, подобрал камешек и завернул его в материю, связал концы. Прицелился, швырнул. Попал в лоб. Аврора очнулась. Очумело поглядела по сторонам, увидела меня. Вскочила.
– Ну, что ты так на меня смотришь, красавица?
Аврора поглядела на корабль.
– Ты… – Аврора трясла головой. – Ты…
– Нет, Стрыгин-Гималайский. Конечно я. Как спалось?
Аврора поднялась. Долго изучала меня, будто я был колонией бактерий, а она Александром Флемингом. Потом просипела:
– Ладно. Ладно, дуэль так дуэль.
Глава 7
Красная лопата
Сутки я употребил с наивозможной пользой. Разбирался с оружием. Себе оставил штуцер. Сходил в тир, в оружейную, запасся патронами с краской, запасся маской. В любом тире есть такое оборудование – если вдруг кто захочет пострелять не по мишеням, а друг по другу – безопасные патроны и комплект защитного снаряжения – налокотники, невесомая маска.
Патронов взял побольше, чтобы в тир не возвращаться – Аврора там вполне могла устроить засаду. В тире отметил, что пропало еще одно оружие – модернизированный «Тигр», укороченный, с увеличенным магазином, с оптическим прицелом, полуавтомат с гасителем отдачи – настоящая девчачья винтовка. И еще две коробки с патронами исчезло. Суровая девушка, хорошо хоть огнеметов в тире не держат…
Кстати, «плакса» тоже исчезла. Запасливая девушка, ей бы в транспортный флот, грузчиком.
Кроме оружия надо было еще кое-чем запастись.
Едой. Я направился в столовую. К моему удивлению, обнаружилось, что на кухне нет синтезатора. Ни портативного, ни стационарного. То есть все продукты, которыми мы должны были питаться во время перевоспитания, хранились на складе столовой.
Я заглянул на склад, запасы которого оказались весьма скудными. Мешок с крупой пшенной, мешок с крупой гречневой, полмешка муки, соль. Масло в пластиковой бочке. Сухофрукты. Три ящика с лимонадом в желатиновых бутылках. Все. Видимо, запах пирогов мне тогда почудился.
Да, вообще, судя по всему, нас еще и голодом собирались заморить. Меня, то есть. Может, светила педагогики хотели, чтобы я питался крабами, выброшенными на берег лобстерами и прочими акридами и гадами? Нет, Авроре тут, конечно, раздолье – водорослей полно, собирай да жуй, а мне туговато бы пришлось, я не бородавочник – пшеном питаться…
Хотя ей и водоросли не понадобятся – у нее есть генератор соплей… То есть фабрикатор батончиков… Не знаю. Интересно, как эта мерзость на жаргоне неофрукторианцев называется? Экскрементор? Автосруль? Человек шагнул к звездам, а многие до сих пор разной чушью занимаются. Куда родители смотрели? Ах, они ведь боролись…
С провизией кисло. Но надо было хоть что-то запасти: война – дело долгое, и вопрос провианта – это вопрос победы, не будешь же каждый раз ходить на охоту. Я взял муку, масло и сухофрукты – захочется есть, сварю похлебку.
Взял лимонад. В лимонаде я не очень нуждался, а бутылки пригодились бы. Для войны-войнушечки.
Вернувшись домой, сварил суп из муки, масла и сушеных груш, получилось питательно, но омерзительно. Выпил две бутылки лимонада, остальные вылил в ванну. Сначала хотел совсем вылить, но потом подумал, что никогда еще я не лежал в ванне с газировкой. Лег. Оригинально.
После ванны собрал бутылки в рюкзак. Двадцать штук получилось. Бутылки – ценные снаряды, особенно для тех, кто разбирается в батальных премудростях. Я побежал к коптеру, слил топливо. Распределил его по бутылкам, сверху заткнул тряпками. Получились зажигалки. Если смешать с алюминиевой пылью, то такой штукой можно танки взрывать. Но мне такой мощи не требовалось. Вернулся в бунгало.
