Мариэтта Чудакова - Дела и ужасы Жени Осинкиной (сборник)
Она подошла. Степа спустился с крыльца и стал рядом. Из дверей дома осторожно высунула свой носик смешная Дуня и тут же спряталась.
– Уезжаешь? – спросил он.
– Да... Все уезжаем...
Она смотрела не на Степу, а в землю. Изучала вьющийся стебель какого-то маленького цветочка, выбивавшегося из-под Степиного деревянного крыльца. И серую от дождей нижнюю его ступеньку...
– К нам, наверно, никогда уж больше не попадешь? – спросил вдруг Степа.
– Почему же никогда? – встрепенулась Женя. – Я хочу придумать, как вашему детскому туберкулезному санаторию как-нибудь помочь. Тут у вас самых маленьких совсем выживают... А потом... – Женя запнулась. – Ты в Москву не хочешь разве приехать? У нас же библиотеки самые лучшие. Не все же, наверно, что тебе нужно, в Интернете есть... И потом – я надеюсь, ты теперь будешь с нами, в нашем Братстве...
– Да, в Москву хорошо бы съездить...
Степа помолчал.
– Только у меня там нет никого.
– Почему же никого?..
И они оба замолчали, как будто и так сказали очень много.
Тут Степа решительно взял Женю за обе руки сразу.
– Женя... До свиданья!
– До свиданья, Степа, – сказала Женя тихо, не подымая глаз. Осторожно вынула свои руки из его, больших и, как оказалось, довольно сильных, привыкших к деревенской работе ладоней. Повернулась и побежала к калитке, не оглядываясь.Глава 57 Прощайте, горы Алтая, или за все надо платить
...И опять быстро-быстро бежит дорога мимо колес, мимо окон «Волги». Привалившись боком к задней дверке, аккуратно, на замок, закрытой Саней, – который снова с ними и сейчас за рулем, – смотрит Женя, не отрываясь, на эту серую бегущую ленту. Слушает, как мелкий гравий время от времени негромко щелкает по дну машины. Она снова – в своем почти что доме, привычном и уютном. Тося блаженно лежит на полу кабины, занимая его весь, от левой дверцы до правой. И, кажется, очень довольна, что Женины босые ноги утопают в ее загривке и она еще почесывает Тосю пальцами... За последнее дни Тося, кажется, значительно подросла – недаром Леша, когда ее только нашли, сказал, что она еще щенок. И потому Том едет в машине Шамиля, со своим другом Петром, а Женя на заднем сиденье – одна. Но это, конечно, временно.
В Эликманаре с ней прощалась целая толпа – Женя и не думала, что у нее столько новых знакомых и даже, пожалуй, друзей! Во двор Фединой тетки Пелагеи Ивановны пришли и Вадим Силантьевич Рыболовлев, и Игнат, и его прабаба, узнавшая от него Женину историю во всех подробностях... Заметим на полях, что здоровье прабабушки за последние дни неутомимой Игнатовой работы и, соответственно, ее смеха сильно получшело. Пришла и маленькая алтайка – мать спасенного Женей Коли, с ним самим и с его младшим братом, все таращившимся на Женю своими круглыми черными глазками. А также – с целым мешком всяких вкусностей на долгую дорогу. Но главным потрясением для многих – в том числе и для Жени – было появление во дворе главы Чемальской управы двухметрового Федота Мозгалева.
Правда, опытный Леша очень просто и ясно объяснил позже его появление:
– Вы что, ребята!.. На его территории – покушение на убийство с участием столичных киллеров! Задержание силами горно-алтайской милиции! При такой ситуации в кабинете отсиживаться не приходится...
Мозгалев прежде всего сказал, обращаясь к Жене, но посматривая на Лешу, что семье Зубавиных выдано пособие, и они уже купили на него простыни и еду. И что на следующей неделе он едет в Горно-Алтайск к министру здравоохранения – говорить о детском туберкулезном санатории.
Далее он обратился непосредственно к Александру Осинкину и сказал, что алтайские медики хорошо знакомы с его работами и что сам он, Мозгалев, хоть и не медик, отлично понимает, что вирусология сейчас – наш передний край. И что он лично очень рад познакомиться с таким выдающимся ученым, хотя и при экстраординарных обстоятельствах.
Женин папа тоже ответил что-то светски-витиеватое, потому что на настоящий разговор времени не было, а наскоро задираться не имело смысла.
Василий отозвал Мозгалева в сторону и тихо что-то некоторое время внушал, а тот несколько подобострастно поддакивал.
Леша высказал свое предположение:
– Предупреждает – с наркотой чтоб поаккуратней.
Но развития эта не всеми понятая тема не получила – пора, пора было в путь.
Быстро добрались до столицы Алтая. Там Женя распрощалась с папой, и глаза ее опять оказались на мокром месте, что, впрочем, заметил только он. Но прежде они вместе позвонили в Евпаторию, полностью успокоили бабушку с дедушкой, который признался, что, кажется, только с этой минуты у них и начнется заново надолго прерванный отдых.
Папа, прощаясь, сказал Жене, что маме он по мобильнику про Тосю говорить не будет. И если приедет в Москву раньше Жени – тоже.
– Пусть это для нее будет сюрпризом! – сказал он сардонически.
Саня и Леша долго прощались с Василием, обнимались и хлопали друг друга по спине. Все трое дали друг другу слово найти способ встретиться в недалеком будущем – по-настоящему.
– Без киллеров! – уточнил Саня.
...Часов через пять, вскоре после Барнаула, восстанавливались, как выражались Леша и Саня, в симпатичном, довольно уютном кафе. Оформлено оно было, правда, странновато: большие деревянные балки на потолке – и восточный орнамент на стенах. Сдвинули два столика и уселись ввосьмером.
На столе стояло меню под прозрачным плексигласовым покрытием. Посмотрев и не найдя ничего интересного, Женя механически повернула меню на другую сторону. Там оказалось нечто поинтереснее, а именно – красиво оформленный Прейскурант за испорченную или разбитую посуду.
Женя не могла от него оторваться, пока не прочитала целиком вслух. Приведем и мы его целиком; разумеется, все цены в российских рублях:...«Тарелка малая – 40
Средняя – 50
Соусник – 100
Салатница большая – 90
Салатница малая – 50
Пепельница большая – 60
Пепельница малая – 40
Селедочница – 120
Пиала малая – 30
Блюдо большое – 300
Супница – 200
Чайник большой – 330
Чайник малый – 55
Кружка пивная – 100».
– Бей не хочу, – сказал Саня, ознакомившись с необычным прейскурантом. – Жень, может, кокнешь что-нибудь? Мы с Лехой угощаем. Заплатим, значит.
Женя засмеялась.
– Сейчас, выберу что-нибудь подходящее!
Ножев и Веселаго, тихо посовещавшись, взяли себе по 150 грамм.
– Нервную систему в порядок привести надо, – пояснили они присутствующим. – Расшаталась малость.
Опорожнив рюмки, или, как назвал Ножев, столешники, за здоровье всех присутствующих, они стали хвалить Жене ее папу.
– Отец у тебя – человек! – объявил Ножев. – Сейчас таких мало.
Еще в Оглухине, а потом при прощании в Горно-Алтайске Александр Осинкин успел горячо поблагодарить их обоих и Шамиля за самоотверженную готовность защитить его дочь от верной гибели. И всех троих звал в Москву в любое время.
– Теперь у вас есть где остановиться – а в Москве это главное. Да и вообще...
И добавил загадочно, но для них, в отличие от Жени, по-видимому, никакой загадки в этих словах не было:
– Места найдем!
Глава 58 Встать, суд идет!
Не будем мучить читателя подробностями уже однажды увиденной им глазами героини дороги по Западно-Сибирской низменности к Уралу – да и вообще подробностями.
Скажем только, что после Новосибирска в сторону Европы ехали уже только «Волга» и, конечно, «Харлей».
И доехали постепенно до Кургана, до здания Курганского областного суда, где начинался судебный процесс по пересмотру приговора, вынесенного Олегу Сумарокову.
Женя, Том, Петр Волховецкий и Скин уселись на передней скамье.
Мать Олега, приехавшая издалека – из Тукалинска, – обнявшись с Женей и поцеловав ее, села сзади них.
Сесть впереди мать не решилась. Во-первых, боялась помешать суду своим волнением. Как именно можно этим помешать – она не знала. Но все равно боялась. Во-вторых, адвокат сказал ей, что из Потьмы везут на суд ее сына. И еще больше мать боялась, что как только она увидит его – заплачет. А это тоже может помешать ему правильно отвечать на суде.
Если бы ее спросили, надеется ли она на хороший исход дела, – она бы не смогла ничего ответить. Внутри у нее как будто все перегорело и запеклось. Она уже не имела душевных сил, чтобы надеяться, – ведь и на надежду нужны силы.
Женя смотрела на маму Олега почти с ужасом, хоть и старалась этого не показать. За несколько месяцев, прошедших с того суда, на котором сын был признан присяжными виновным в страшном убийстве и приговорен к пожизненному заключению, мать из молодой сорокадвухлетней женщины превратилась в старуху со впалыми щеками и потухшим взглядом. Поэтому Женя тоже с испугом думала о том, как Олег увидит свою маму.
Славы-байкера уже не было в зале. Он должен был выступать в роли свидетеля и поэтому не мог слушать, как идет заседание, – до того момента, как начнут задавать вопросы ему самому. Это делается, в частности, для того, чтобы свидетель, услышав другие свидетельства, не заколебался как-то в том, что он видел собственными глазами. Бывает и такое. Поэтому Славку отправили в коридор, к неудовольствию Скина.
