Пит Рушо - Енот и Пума
— Скоро осень, — сказала Принцесса и посмотрела своими ясными серыми глазами на серые облака, — завтра мы уезжаем.
Пума подавилась пирожком и закашлялась.
Принцессе Буланже и ее людям надо было перейти через горы до наступления зимы. А так как в горах холодает раньше, чем в долине, надо было отправляться в путь.
Тритон был изловлен сачком и упакован в корзину с травой.
— Спасибо, — говорила Анна Бобрам перед отъездом, — мы очень хорошо у вас отдохнули.
Пуме, уже привыкшей к странностям Ее Высочества, все же казалось непонятным, почему строительство домов, разбивка парка, развешивание качелей, заготовка фуража для животных, работа шорников по ремонту сбруи, ловля рыбы, ее копчение и вяление для запасов на дорогу, сбор и сушка грибов и куча всяких других дел были названы «хорошим отдыхом». Да, была во всем этом какая-то легкость, вообще присущая двору Принцессы. Были и конные прогулки, и игра в мяч до упаду, и чуть ли не ежедневные купания, и запускание змея, и песни по ночам. Но все-таки назвать это отдыхом могла только Анна.
Пума проводила их до подножия холмов. Расставаться было тяжело. Она обнялась со всеми и повернула назад.
Выйдя из леса, Пум-Пум увидела с пригорка то, что Принцесса оставила в долине: замечательный дом, ухоженный парк, пруд. Маленькое сказочное государство.
С севера медленно клином летела первая стая журавлей.
Возвращение золотоискателей— Куда подевалась моя любимая миска с утенком?
Пума прислушалась и не поверила своим ушам.
— И напрасно! — громко ответил голос на что-то не расслышанное Пумой, – напрасно Вы порезали в мою любимую мисочку… с утенком… яблоки можно было бы и не резать, я бы их и так съел.
— Енот! — закричала Пум-Пум, выскакивая из своей комнаты, натыкаясь со сна на дверные косяки.
Быстрый Олень пребывал в полном порядке, даже рога были на месте, только теперь он их носил, заламывая на левое ухо. Все это Пума разглядела, несколько раз подбросив Енота к потолку кухни.
— Я!.. ТОЖЕ!.. — кричал Быстрый Олень, взлетая и опускаясь, — РАД!.. ТЕБЯ!..
ВИДЕТЬ!
Из последнего полета он решил не возвращаться, уцепившись за балку.
— А где…
— А уже здесь, — фон Вюртемберг просто светился, глаза его блестели. Он вплывал в дом, как корабль входит в залив, озаряя берега сиянием парусов.
— Разрешите, — спросил он утвердительно.
Пума прижалась к его панцирю. Сеньор Вюртемберг тоже был в норме: при кустарнике и Рептилии.
Когда все друг друга разглядели, отмечая маленькие изменения, которые так заметны нам в родных людях, когда Енот опять помыл лапы, когда появился вечно занятый Папа с молотком в руке, когда все немного поели, Вюртемберг и Быстрый Олень стали потихоньку рассказывать о своем длинном путешествии. Вот приблизительный пересказ того, что с ними произошло.
Дорога к океануКак известно, в тот предрассветный час моросил дождь. Темень стояла непроглядная. Пока не зажгли тусклый фонарь, Енот не мог разглядеть собственного хвоста. В мерцании коптящего фитиля он увидел себя целиком и понял, что ничего не забыл и готов к путешествию. Фон Вюртемберг собирался не так быстро. Конь и мул были оседланы, на мула Трюфо повесили сумки, в одной из которых угнездился сонный Ханигейм. Наконец Вюртемберг влез на осла верхом, на колени к Вюртембергу под укрытие длинного плаща прыгнул успевший отсыреть Енот. Арабская черная лошадь осталась налегке, она использовалась только во время боевых действий.
— Пора, — сказал Вюртемберг, задул фонарь, надвинул капюшон на нос (все равно ничего не видно), поправил полы плаща, чтобы вода не сливалась за голенища сапог, чмокнул губами, и путешествие началось. Путешествие началось в том смысле, что Трюфо фыркнул и стал переминаться с ноги на ногу, не выходя из-под навеса коновязи.
Тогда рыцарь ударил его пятками под ребра, развернул мордой на юго-восток — к океану и хлопнул ладонью по холке. И только когда умный мул сыграл глупого, непослушного и ленивого осла, а Вюртемберг в свою очередь властного хозяина и всадника, только после этого обязательного спектакля они тронулись в путь.
Ни мул, ни лошадь ничего не видели в темноте, но они прекрасно чувствовали дорогу, точнее, просто то место, где можно пройти. Они уверенно зашагали вперед, через глухой ночной дождь, навстречу неизвестности.
Когда пересекли поляну и въехали в лес, шорохи капель стали другими. Слева от себя услышали плеск водопада. Им даже показалось, что увидели молочно-белое пятно брызг и мрамора. Но это были только фантазии. Путники следовали вдоль ручья, где совсем недавно Пума бегала с Быстрым Оленем. У Трех Камней (там еще сохранился запах лесного пожара) мул свернул вместе с руслом направо, а потом перешел на другую сторону. Трюфо знал свое дело, он был уверен, что, когда рассветет, никто не обнаружит их следов, размытых дождем, и никогда не узнает, что Вюртемберг, интересующийся золотом, побывал в этих краях.
Они уходили все дальше и дальше. В темноте кое-где стали пробовать петь птицы, не очень-то веря, что в такую погоду может наступить утро. Через некоторое время Вюртемберг различил силуэты деревьев. Светало. Путешественники находились на краю открытой возвышенности, внизу на склоне, насколько можно было видеть сквозь завесу дождя, лежал густой лес. Поднялся утренний туман, и лошади, всадник, и полосатый хвост Енота, торчащий из-под плаща, опять стали невидимыми. В тумане въезжали они под покров леса, в тумане перебирались через деревья, поваленные ветром, и через груды камней, поросшие папоротником, костяникой и мхом.
Когда дымка растаяла и на смену серому цвету пришли тускло светящиеся краски мокрого леса, они были уже далеко. Дом Бобров стал казаться им полузабытым счастливым сном.
Невыспавшийся Енот утратил надежду задремать, трясясь в седле. Он чувствовал, что мысли рыцаря грустны, и решил его немного развеселить. Не высовывая морды из-под плаща, Быстрый Олень стал плести истории из жизни енотов. Он тараторил без умолку, но, видимо, говорил что-то не то. В карих глазах Вюртемберга стояла печаль. Он хмурился, и, когда мул подошел к краю глубокой каменистой ложбины с редкими елями на скалах, только тогда Вюртемберг сказал, что Енот ему надоел, и попросил Оленя замолкнуть.
Впадина была такой глубокой, что вершина дерева, росшего на дне, была прямо у них под ногами. Мул стал спускаться, оскальзываясь на мокрой тропе. Овраг был большой, среди черничника громоздились обломки скал. Галька и песок осыпались под копытами. Место было трудное. Именно тут Вюртемберг и высказал все Еноту.
— Надоел ты мне, — сдержанно сказал он, — помолчи.
Енот забыл о своих добрых намерениях и обиделся.
— Старики-еноты рассказывали, что однажды Великий Орел летал высоко в небе.
Он летал высоко в небе и видел все, что делается на земле. И Великому Орлу наскучило зрелище мелкой суеты. «Надоели!» — сказал он, снял свою Туманную Шапку и бросил ее вниз. Вся земля покрылась густым туманом. Таким, в котором мы ехали утром, — пояснил Енот.
Долины потонули в тумане, как в молоке, и никого не стало видно… — Енот трагически умолк.
— Ну и что? — спросил фон Вюртемберг.
— Великий Орел добился своего. Теперь он никого не мог увидеть, если бы и захотел. Даже мышь он не мог поймать себе на обед. И издох от голода…
Рыцарю понравилось нахальство рассказчика.
— А куда потом делся этот туман? — спросил он.
— Была такая история, — отозвался Быстрый Олень, — Улитка влюбился в Черепаху.
И предложил выйти за него замуж. «А где мы будем жить? — спросила обрадованная Черепаха, — у тебя или у меня?» Они до сих пор решают эту проблему, так и не поженились.
— Это ты к чему?
— Это я к тому, что не надо задавать лишних вопросов…
Стрела попала в правую руку Вюртемберга выше локтя. В воздухе кругом засвистело, укрыться было негде. Засада была устроена просто и умело. Енот, отвлекшись на болтовню, не почуял врагов.
— Как Ролланд и Оливье, — думал фон Вюртемберг, — только здесь дуди не дуди, никто не услышит.
Енот вовремя улизнул и исчез в россыпях камней. Ханинг Айн не высовывался.
Трюфо и конь продолжали спуск, развернуться в таком месте они не могли. Одна стрела разорвала ослу длинное ухо, другая пробила насквозь сапог рыцаря. Раненой рукой он достал из ножен меч, и тут стрела с тяжелым тупым наконечником выбила его из седла, попав над бровью. Рыцаря протащило шагов на двадцать вниз по мокрому осыпающемуся щебню, пока он не застрял в груде валунов. Теперь он не мог даже пошевелиться и представлял собой безвредную мишень.
— Хватит, Джим. Отлично! — старческий голос зазвенел треснутым беззубым фальцетом. На верхушке большого камня из зарослей елочек вылез худой старик в ржавых, когда-то вороненых латах с золотым узором. Его седая козлиная бородка подергивалась от радостного возбуждения.
