Диана Джонс - Волшебные одежды
А потом мне послышался мамин голос.
— Танакви, малышка, ну возьми же себя в руки, ради всего святого! — сказала она. — Неужели ты настолько разозлилась, что у тебя отшибло всякое соображение?
Я, конечно же, мгновенно обернулась. Но позади была лишь ивовая роща, да маячащая среди деревьев спина Хэрна, и другой фиолетовый берег — этот был расположен поближе, но точно так же нагонял тоску.
А потом мне снова послышался из-за спины мамин голос — хотя на этот раз я понимала, что все это мне чудится. Ведь не могла же она стоять в воде, среди тростника?
— Танакви, ты не должна подпускать Гулла к морю, — сказала мама. — Разве ты не видишь? Пообещай мне, что остановишь его.
Я снова обернулась, и, конечно же, позади опять ничего не было.
— Я с тем же успехом могу пытаться остановить Реку, — сказала я, просто на всякий случай. Вдруг она меня слышит? — Его же несет!
А потом я вдруг поняла, какая я дура. И чуть не заплакала, но все-таки не заплакала. Вместо этого я вернулась к костру.
Гулла там не было. На мгновение я перепугалась до дрожи. Но потом я заметила, что он забрался обратно в лодку и лежит, глядя в серое небо.
— Вот здесь и лежи, ладно? — сказала я ему. А сама пошла взглянуть на Робин. Робин по-прежнему спала. Если посмотреть на Робин со стороны, как будто ты с ней незнаком, она кажется очень хорошенькой. Лицо у нее продолговатое, но округлое, а брови темные. Она всегда говорит про свои волосы, что они желтые и вьющиеся, но мне кажется, что именно такие волосы люди называют золотыми кудрями. Глаза у Робин большие и голубые. Даже сейчас, с закрытыми глазами и с розовато-лиловыми тенями под глазами, Робин была хорошенькая.
Она почувствовала мой взгляд и проснулась.
— Что ты смотришь? Что-то случилось?
— Гулл вернулся обратно в лодку, — сказала я.
— Что — сам? — удивилась Робин. — О боги! Танакви, да что же с ним такое?
— Ему сильно досталось на войне, — сказала я.
Тут откуда-то пришлепал Утенок. Он нес с собой Леди — как обычно, за голову.
— Дело вовсе не в этом, — сказал он. — Дядя Кестрел же вам говорил. Варвары заколдовали Гулла, и теперь они хотят, чтобы он шел к морю.
— Утенок, золотце, я в это не верю, — сказала Робин, но вид у нее был обеспокоенный. — Танакви, мне приснился сон…
Но в тот раз я так и не узнала, что же такого приснилось Робин, потому что как раз в этот момент и вернулся Хэрн и заговорил насчет того, что хорошо бы к вечеру добраться до конца озера. И Робин, должно быть, забыла про свой сон. Но что бы это ни был за сон, ей он пошел на пользу. После этого озеро уже не внушало ей такого страха.
Но озеро было и вправду огромное. Мы плыли по нему целый день, и еще полдня. За островом озеро принялось расширяться и в конце концов стало таким широким, что противоположный берег был еле виден. Теперь его усеивали островки, но мы быстро усвоили, что к ним нельзя подплывать близко — наш киль так и норовил зацепиться за какое-нибудь затопленное дерево или куст, которые когда-то, до половодья, росли у берегов. Один раз нам удалось успешно увернуться от куста, и еще раз — от большого расщепленного сука, который несло течением. Из-за паруса я не разглядела его вовремя.
Наверное, до прихода варваров на берегах этого озера жило много народу. Нам попадались плавающие доски, и нарубленные на зиму поленья, и клетки для куриц, и бочки, и стулья. Утенок видел двух утонувших кошек, а я — собаку. И все мы, кроме Гулла, видели труп человека. Это было ужасно. Мы подплыли поближе, потому что Робин показалось, будто этот человек еще жив. Но потом, когда мы подплыли к нему вплотную, оказалось, что его колышут волны. То есть, ее. Нам показалось, что это все-таки девочка. Но она была такая маленькая, а одежда у нее — такая странная, что точно сказать было нельзя. Может, это все-таки был мальчик. Длинные волосы утопленника потемнели от воды, но мы все-таки разглядели, что они были светлые и вьющиеся.
— Это кто-то из варваров, — сказал Утенок. Он взял шест и перевернул девочку. У нее было перерезано горло. Утенок быстренько отпихнул труп подальше, а потом его стошнило. Нам всем сделалось плохо. Никто ничего не сказал, но мы все поняли, что теперь не сможем даже приблизиться к собственным соотечественникам. Мертвая девочка выглядела в точности так же, как и мы.
Мы проплыли через все озеро и не увидели ни единой живой души. Пару раз мы вроде бы видели еще трупы, но не стали к ним подплывать. Ни одной лодки, кроме нашей, на озере не было. Ближе к вечеру пошел дождь. Над нами повисла большая фиолетовая туча — очень низкая, куда ниже всех прочих, — и из нее хлынуло. Позади озеро серебрилось под солнцем, а впереди встала огромная радуга. Она перекинулась через мыс, заросший темно-зелеными соснами, а концы ее уходили в озеро. Деревья просвечивали через радугу и тоже казались разноцветными. А ровнехноько над нами висела дождевая туча.
— Ну что ты скажешь! Опять нам не везет! — уныло протянул Утенок.
До соснового мыса было далеко. К тому времени, как мы доплыли до него, уже настал вечер, и мы решили заночевать там. Гулл принялся возражать, но к этому мы уже привыкли.
— Гулл, мне очень жаль, но нам нужно остановиться здесь, — сказала Робин. Для Робин это просто-таки небывало суровая отповедь.
Гулл не стал выходить из лодки. Мы попытались его вытащить, но он не двинулся с места. В конце концов нам пришлось подогнать лодку к такому месту, где она оказалась бы укрыта от ветра, и там вытащить ее из воды, вместе с сидящим в ней Гуллом. Мы боялись, как бы он не уплыл один, пока мы будем ужинать. Место, в котором мы причалили, оказалось низиной, и здесь тек ручеек с болотистыми берегами. Озеру пришлось изрядно подняться, чтобы добраться сюда, но вообще-то местность и без того была влажная. Тут в изобилии рос разнообразный тростник; а еще из воды поднимались ирисы, и уже вовсю зеленели. В воздухе стоял аромат танакви и запах дыма. Робин никак не удавалось разжечь костер.
— Ой, гляньте! — воскликнул Утенок, указывая куда-то в тростники. Там стояла цапля и, склонив голову набок, высматривала рыбу. — Гляньте! Ноги — как ходули, в точности как у Хэрна.
Это Утенок решил припомнить Хэрну ту его дразнилку с утиным выводком.
Хэрн взревел и кинулся на Утенка.
Утенок нырнул в тростники, прихватив Леди с собой.
— И еще длинный нос! — крикнул он через плечо. Хэрн с воплями понесся за ним.
— Танакви, останови их! — воскликнула Робин. Она склонилась над костром и все пыталась его раздуть.
Я с ворчанием двинулась следом за братьями. Я до сих пор думаю, что это было свинство с их стороны. Я видела, где прошел Хэрн — за ним оставалась полоса примятого тростника и глубокие отпечатки ног, которые заполнялись маслянистой водой, — но хотя уже и темнело, я была совершенно уверена, что Утенок нырнул куда-нибудь в сторонку и залег. Когда я дошла до озера, вода была самым светлым пятном, а Хэрн — разьяренным черным силуэтом на ее фоне. Он стоял, чуть склоним голову, и обшаривал взглядом мокрый склон. За ручьем и озером виднелся мыс, поросший соснами.
Хэрн был так похож на цаплю, что я, еле сдерживая смех, сказала:
— Утенок здесь не проходил.
Хэрн обернулся, заметил, что я смеюсь, и замахнулся на меня. Я бросилась наутек.
То есть, собралась. Но мы не успели сделать ни единого шага, потому что в этот момент раздался мамин голос.
— Хэрн! Танакви!
Мы оба дружно развернулись и уставились на залив, уже окутанный сумерками. Хэрн тоже остнановился и развернулся, так что я точно знаю: он слышал то же самое, что и я. И что бы там ни твердил Хэрн, но я совершенно уверена, что видела в тумане над водой какой-то силуэт. Темная фигура, и пятно посветлее — лицо и волосы. Мамин голос произнес:
— Прекратите ссориться и присмотрите за Гуллом. Делайте что хотите, но не допустите, чтобы он дошел до моря. Заберите его к месту встречи вод.
— Куда-куда? — переспросила я. — Мама, что творится с Гуллом?
Тут Хэрн громко рассмеялся.
— И чего ты нашел смешного? — рассердилась я.
— Ты стоишь и болтаешь с деревьями и камнями, и с половиной лодки, — сказал Хэрн. — Да ты присмотрись!
Я присмотрелась и увидела, что он говорит правду. Корма лодки выглядывала из тростников — и она-то и образовала нижнюю часть той темной фигуры. Верхней частью был ствол сосны, росшей почти в точности над лодкой. А за сосной на возвышении рос куст, окруживший какой-то светлый камень — это и было лицо и волосы.
— Но был же еще голос! — сказала я. — Ты тоже его слышал!
— Какой голос — цапли? — поинтересовался Хэрн.
И вправду, откуда-то донесся крик цапли. Я прислушалась. Крик сделался тише, а потом раздалось хлопанье крыльев.
— Мы все устали, — сказал Хэрн. — Потому я и сорвался. Я просто надеялся, что Гулл хоть сегодня даст нам поспать спокойно — а то скоро мы станем не лучше его.
