Николай Богданов - Пропавший лагерь
Обзор книги Николай Богданов - Пропавший лагерь
Николай Богданов
ПРОПАВШИЙ ЛАГЕРЬ
Рассказ
1. В лагеря
В Москве жара закупорила улицы, желтый воздух — от пыли не продохнешь.
А зато в поле разлилось тепло по зеленям, дышат травы, и мягкий дух от них приятно волнует грудь. Широко стелется простор синий и колышется, уходя куда глаз глянет. Кое-где, как барашковые облака на небе, разметались по полю рощи, — курчавые и прохладные.
Овражки развели густые брови кустарника я перекатывают камешки-голышки, пряча по ним родниковые ручьи. Где чибис спрашивает: «чьи вы, чьи вы», там либо озеро, как зеркало в рамке, в кувшинках и в тростнике, либо речка омутистая, игривая, нежится на песке.
А где слышится по вечерам лай собак, там либо бахча, либо хутор, а то село затерялось в просторах. Хорошо летом в деревне, хорошо!
Всю зиму мечтал молодой отряд о том дне, когда вырвется в лагеря. Ох, как мечтал! Бывало, затащат силой парня из другого отряда, что был уже в лагерях и с горящими глазами слушают его рассказы бесхитростные и увлекательные. Даже в звеньевой дневник запишут, когда был и о чем говорил побывавший в лагере.
Чем ближе шло время отъезда в лагеря, тем радостней и вместе тревожней билось сердце каждого и всего отряда.
Вдруг не отпустят дома? Вдруг завком не даст средств? Вдруг… эх, да мало ли вдруг, мало ли отрядов осталось, не побывав в лагере!
Но ребятам везло. Завком постановил, и общее собрание рабочих решило отработать по лишнему полдня, но дать пионерам средств на лагеря.
Узнала это Симка, пришла домой, а у самой радость так и просится вылиться.
Отец пришел, как всегда, немного усталый, такой нахмуренный.
«Ведь вот, я-то в лагерь, а папке опять работать полдня», — мелькнуло в голове. Захотелось подойти, как-то порадовать, поблагодарить отца.
Подошла, приткнулась курчавой головой, а сказать-то и нечего.
— Эх, папа, хорошо в лагерях, вот бы ты пионером был, — вырвалось вдруг.
Усмехнулся отец, убежала хмурь с лица и потрепал тихо по плечу.
— Не было у нас этого, не так росли.
Не прошло недели — разведка отыскала место для лагеря.
Кто не видал в Москве пионеров, идущих в лагеря! В задорных лицах, в веселом шаге, даже в звоне барабана слышится, что идут они в лагеря.
Шел отряд наш не хуже других. Симка победоносно оглядывала уплывающие мимо улицы, — казалось, каждая из них дразнилась и высовывала языки вывесок.
Ей захотелось высунуть язык самой и сказать Москве: — на-ка, выкуси, но сдержалась: в строю, брат, дудки. Скоро вокзал поглотил всех, потом тихо, с присвистом взял паровоз, и запели вагоны:
— Уезжаем, уезжаем, уезжаем; в лагеря, в лагеря…
— Везу! — рявкнул обрадованный паровоз, пересекая Окружную.
Место разведка выбрала подходящее.
За четырнадцать верст от станции пробегала река Клязьма, делая у рощицы загиб вроде буквы «Г». На левом берегу виднелось какое-то село, встречные говорили «Выселками» зовется, а на правом, где курчавилась роща, берег был крутой, весь бугристый, не было сырости, тут-то и место лагерю.
Когда выпустят кроликов из клетки на двор, они сперва удивятся, потом, почувствовав себя хозяевами, первым делом скакнут и кувыркнутся в воздухе, непременно лягнув ногами, дескать, теперь-то нам сам чорт не брат.
Наши ребята, скинув походные мешки, уподобились кроликам, только те молчали, а эти даже визжали от радости.
После такого, своего рода новоселья, принялись за устройство лагеря. Появились солдатские палатки, топоры, вожатый Петя бегал с веревкой и все размерял, где, что и какая палатка.
На другой день забелели гусиной стаей палатки у рощи.
Трое ребят, увидев, что скверно таскать воду высоко, ваялись за устройство водокачки. Конечно, не той, что подаст воду на всю Москву— немного меньше и проще. Вбили кол на бугре и другой с загогулиной в самой воде, привязали веревку и ведро на блоке и все. Ведро пустят, зачерпнется оно и давай, давай на гору. Ведь, здорово! — приступили к пробе.
2. Не по лагерному расписанию
— Тапы-лапы-лапы-тапы, — выговаривали вальки на мостках. Выселковские бабы стирали. Брызги летели, как колотили белье. Звонко и радостно судачили, говор и шум плескались по всему берегу.
— Бабыньки, и-и-и… — взвизгнула вдруг молоденькая бабенка.
— Ты што, дура, испужалась я как, — вздрогнула соседка.
— Бабыньки, Еграша потонул!
— Ой, што ты?
— Как же, его шлепанец плывет!
— И впрямь! О, родимец, беги к бабе Фроське, и не чует она беды!
— Краул, краул, народу скорей!
— Ка-ра-ул! — залилась бабенка и, подобрав юбку, побежала по селу к Еграшиной избе.
— Караул! Тонут! Караул!
— Што, где тонут, говори толком? Выскакивали навстречу и стар и мал.
— Еграша потонул. Ой, Еграша!
Бежали все на берег к мосткам, а толстая Ефросинья, выудив на рогач шлепанец, размахивала им, как трофеем, и орала:
— Ратуйте, ратуйте, народ!
Вся деревня высыпала к берегу. С горы под руки тащили Еграшину старуху, она билась и причитала:
— На кого, на кого ты меня покинул, андел ты мой, белый.
— Багры, багры давай!
— Лодку!
— Спокойствие, граждане, спокойствие, — урезонивал председатель, одетый по-городскому, несмотря на жару, в кожаную куртку.
Выехало несколько лодок, заработали баграми, с берега потянули невод и повалили все вверх по течению, юркие комсомольцы заскакивали вперед.
* * *Как всегда, дед Еграш надел шлепанцы, накопал червей еще с вечера, взял пару лепешек и зашаркал удить.
Как всегда, глядя на удаляющегося рыбака и на дрыгающие на спине хвосты удилищ, старуха ворчала:
— Опять удить, а ухи не будить.
На этот раз она угадала, не принес старик ни плотвички. Шел он на любимое место на «Каменку», где крутые берега, на версту выше от Выселок.
С замиранием сердца подходил к любимому мосту и щурил глаза, — не опередил ли кто, не занял ли, тогда прощай жирные налимы и востроглазые окуни.
Никого нет, даже вздохнул облегченно и зашагал быстрей.
Вдруг, шыррр, трах!
Дед почувствовал, как что-то сверху со страшным шумом налетело и ударило по скуле, по лбу, по всей голове сразу, так крепко, что в глазах пламя пыхнуло, слетел дед, как гриб, и шлепанец с ноги в воду угодил, покружился около берега и поплыл прямо в Выселки.
— Ой!
— Убили!
Вскрикнули сразу трое на обрыве, видя все это, а ведро на блоке, поплясав в воздухе, плавно съехало в воду и, как доброе, зачерпнулось.
— Воды, воды дайте!
— Чего воды, нашатырного нюхнуть.
— Медной пряжкой приложить — шишки не будет.
— Беги за аптечкой!
Куча ребят и девчат, все в одних трусах, копошились над стариком. А старый Еграша лежал, раскинув руки, с багровой шишкой на лбу и с раздутой скулой.
— Петя, старика убили, — пугая сама себя, сообщила Симка вожатому.
— Как так, кто?
— Мы. Устроили, значит, ведро на блоке, воду таскать, стали пытать, пустили, оно шибко пошло, а берегом старик шел, не увидал веревку, ему трах!
— Ах, черти, и здорово?
— Не отходит, валяется.
— Фу-ты, вот так смычка!
Глиняными комками скатились с обрыва.
Старик отошел и сидел, хлопая глазами, ничего не соображая. Вокруг какие-то люди, голые, как чертенята, — Еграшу жуть взяла.
— Где я? — не веря себе, что он еще на этом свете, тихо спросил дед.
— На берегу, дедка, вот история, как ты бичевы-то не заметил. Ишь ведро, вон. тебя этим ведром и хватануло.
— А, — улыбнулся дед, — ну, это ничего, а я думал, не громом ли убило!
В ответ заулыбались все кругом, как солнечные зайчики в лужах выглянувшему из-за туч солнышку после дождя.
Пощупав шишку, Еграша после первой улыбки стал хмуреть. Ребята утешали старика, чем могли, — никак. Вдруг он зашарил рукой вокруг и еще больше насупился:
— Кисет выронил: закурить — полегчает.
— Постой, дедушка, вот, — и Мишка, забывая, что пионеры не курят, извлек из-за пазухи «Яву» и заправски постукал по донышку ногтем.
Старик просиял и затянулся на пол-папиросы.
Спасены, — скандалить не будет. Все как-то позабыли такое чудесное появление «Явы» из-за Мишкиной пазухи.
По реке донесся гул.
— По кустам шуруй, по кустам!
— Мыряй, зачепило!
— Ого! — Все насторожились и скоро высыпали навстречу валившему по берегам народу.
Все так увлеклись, что даже не заметили голышат-пионеров и самого Еграшу, — да он здорово изменился от шишки.
— Отдай крыло, осади!
— Шуруй, говорю, по кустам. Шуруй!
— Чево по кустам…
С ловцов градом катился пот, и народ налезал на воду, следя за движениями спасателей.