Эдуард Веркин - Большая книга приключений для мальчиков (сборник)
Обзор книги Эдуард Веркин - Большая книга приключений для мальчиков (сборник)
Эдуард Веркин
Большая книга приключений для мальчиков
Челюсти — гроза округи
СЕКРЕТЫ НАСТОЯЩЕЙ РЫБАЛКИ
Глава 1 Ртутные каникулы
Генка читал стихи:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя…
Грузовик тряхнуло. Генка ойкнул и прикусил язык. Но в кузове удержался — растопырился ногами, а свободной от сумок рукой крепко ухватился за подвернувшуюся цепь. Витьке повезло меньше — он подлетел со скамейки в воздух, повисел там секунду как бы в раздумьях и осыпался на дно кузова. Молочные бидоны брякнулись на него.
Водитель остановил машину и высунулся из кабины.
— Целы? — спросил он.
— Частично, — ответил Генка. — Вы бы осторожнее ехали, дяденька, не барабаны везете, человеков везете.
— Дорога такая, — вздохнул водитель, — я не виноват. Тут и на тракторе иногда застревают…
Витька выбрался из-под бидонов.
— Живой? — прошепелявил Генка.
— Угу, — Витька тер колено. — Только ногу немного поломал. Так, ерунда, всего в трех местах…
— А я вот язык чуть не откусил, — Генка показал прикушенный язык. — Жил бы теперь без языка. Вот тебе и „буря мглою небо кроет“, вот тебе и Александр Сергеевич Пушкин, вот тебе и учи…
— Ничего, — ответил Витька. — Ничего. За эти две недели ты у меня всего Пушкина наизусть знать будешь. Как миленький.
— А куда деваться? — Генка сделал скорбное лицо. — Экзамены-то сдавать надо. А там вопрос: „Любимое стихотворение А.С. Пушкина“. А Пушкин, между прочим, сам говорил, что у нас в России две беды — дураки и дороги![1]
— Это, кажется, не Пушкин говорил, — заметил Витька.
— Без разницы, — Генка сплюнул за борт кровь. — Все равно две беды…
— Зато места у нас самые лучшие, — вмешался водитель. — И колхоз самый богатый в области. Все есть, даже фонтан. А в следующем году это проведут, как его…
— Электричество, что ли? — съязвил Генка.
— Какое электричество?! Интернет, вот что! Будем, как все, — с Интернетом!
— Фонтан они сделали, Интернет сделают, а дорогу вот сделать не могут, — пробурчал Генка. — Двадцать первый век… Буря мглою небо кроет…
— А дорога Людмиле, твоей тетке, и ни к чему вовсе, — ответил водитель. — Сделаешь дорогу, сразу разные там понаедут — и жизнь испортится. Всех ее уток переворуют. У нас ни к одной ферме дорог нету. Это даже удобно очень — пока молоко с фермы, к примеру, на завод везешь, оно в сливки сбивается. А иногда даже в масло. Так что дорога нам ни к чему.
— Это точно, — сказал Генка. — Дорога — худшее изобретение. Сначала дорогу построят, потом, глядишь, носки каждый день менять начнут. И вся жизнь насмарку.
Водитель не ответил. Он обиделся, вернулся в кабину, завел мотор, и машина двинулась дальше. Но теперь водитель не спешил, шел медленно и самые глубокие рытвины старался объезжать. А Генка и Витька крепко держались за борта, отпинывали ногами громыхающие бидоны и вспоминали Пушкина. Это было даже весело.
— Тетка моя — фермер, — рассказывал Генка. — Или фермерша. Дети ее в город уехали, она теперь одна живет и птиц разводит. Рада нам будет — вот увидишь. Пару неделек поживем, молочка попьем настоящего, побездельничаем…
— Это хорошо, — Витька тер колено. — Я молоко люблю. И сыр. И бездельничать тоже люблю…
— Сыру полно, — хвастался Генка. — У них в колхозе даже свой сыроваренный завод есть, хоть и маленький. Там всего завались. А река!.. А озеро… Оно, знаешь, такое, типа волжского залива — метров двести в ширину. Вода прозрачная, как минералка в бутылках!
— А раки есть? — спросил Витька.
— И раков завались, — заверил Генка. — Раков как грязи. Хоть руками лови.
— Вот здорово! Будем раков варить. Они, как креветки, вкусные.
— Это точно…
Грузовик стал спускаться к небольшой извилистой речке, вода в которой была коричневая и густая по виду.
— Речка Номжа, — сообщил Генка. — В ней хариусы водятся. Хариусы чайного цвета.
— Ненадежный какой-то, — Витька указал на мостик. — Хлипкий. Не свернемся? Там даже перил нет…
Генка пожал плечами, показав этим, что свернутся они вряд ли, а что если даже и свернутся, то ничего особо страшного не произойдет.
Грузовик медленно спускался к реке. Возле мостика он остановился, выждал зачем-то минуту и лишь потом принялся перебираться на другую сторону.
— Это хорошо, что Хаван ртуть в школу притащил, — Генка ощупывал язык. — Теперь раньше, чем за две недели, не очистят. А у нас каникулы лишние образовались. Просто классно!
— Как бы на лето учебу не отодвинули… — вздохнул Витька.
— Все равно летом делать нечего, — равнодушно сказал Генка. — Лучше в школу ходить, чем на даче корячиться.
— А зачем это он? — спросил Витька. — Хаван-то… Ну, ртуть притащил?
— Контрольной убоялся, — Генка чесал живот. — Ему мать сказала, что если он контрольную не напишет — будет все лето с репетитором заниматься. А он летом на Кипр хотел. Теперь ему ни Кипра, ни летнего отдыха. А предки еще двадцать штук за очистку школы заплатили. Ибо ртуть — яд. Ртутные каникулы — что может быть лучше?
Машина стала забираться на невысокий холм.
— Между прочим, это не простой холм, — рассказывал Генка. — Его приказал насыпать один ордынский хан. Потому что у него в этой реке дочка утонула. Дочку звали Номжа, он и реку так велел назвать. Каждый воин взял по горсти земли и кинул на могилу дочки хана, и получился холм…
— Брехня, — сказал Витька. — Таких холмов везде полным-полно. И что, под каждым ханская дочь лежит?
— Не под каждым. Но под многими. А с чего тогда эти бугры берутся?
Витька не ответил. Возле холма, километрах в трех, загорелся огонек.
— Вон, видишь? — Генка указал на огонек пальцем. — Это теткина ферма. А в ста метрах от нее озеро. То есть залив. Там есть и пляж, и берег крутой. Можно нырять и вообще купаться…
— Вода еще холодная, — сказал Витька. — Можно менингит[2] заработать.
— А, хуже все равно не будет, — Генка снова плюнул за борт. — К тому же в озере вода гораздо раньше прогревается, чем в реке…
Витьке не хотелось спорить под вечер, и он промолчал. По сторонам дороги пошли поля.
— А это овес, — не унимался Генка. — Еще зеленый. Наверное, озимые.[3] А где овес — там и медведи. Можно будет их, медведей-то, караулить…
— Дурак ты, Генка, — возражал Витька. — Овес-то зеленый, медведи не придут. Да и нет тут их уже давно, вымерли. Медведи только в тайге остались, а тут их нет…
— Тут много чего есть… — загадочно отвечал Генка. — Уж я-то знаю…
Машина приближалась к огоньку под холмом, и постепенно становилось видно, что огонек горит не просто, не сам по себе, а в окне большого деревенского дома. Дом был обнесен невысоким забором, за забором возвышалось несколько высоких нескладных строений с черепичными крышами, торчал журавль колодца.
Водитель на ходу нажал на сигнал. Звук улетел к дому, почти сразу ворота его отворились, и навстречу грузовику вышла высокая женщина с керосиновым фонарем. Рядом с ней бежала большая лохматая собака.
— Это тетка, — Генка замахал женщине рукой. — Тетя Люся. Приехали…
Машина остановилась. Витька и Генка выпрыгнули из кузова на землю. Собака служебно обнюхала новых гостей, посмотрела на хозяйку и, получив подтверждение, что прибыли свои, удалилась в будку. Тетка смотрела на ребят и улыбалась.
— Здравствуй, тетя Люся, — тоже улыбнулся Генка.
— Ну, здравствуй, Геннадий Владимирович! — тетка не удержалась и обняла Генку за плечи.
Через час Витька и Генка сидели за столом, ели блины с яблочным вареньем и сметаной и пили черничный квас.
— Хозяйство у тети Люси знатное, — болтал Генка. — Есть грузовик, есть лошадь Березка, есть Буфер — это лохматая овчарка, ты его видел. Есть еще кот Чубайс, сокращенно Чуб. Вредная скотина, но он почти не показывается, боится Буфера. А еще есть утки, курицы и гуси…
Тетка вдруг погрустнела.
— А гуси у тети Люси, — продолжал Генка, — лучшие в области! Здоровенные, как поросята! Они по озеру плавают. Вот когда я на осенние каникулы приезжал, тетя даже бойцовых гусей завела. Они тогда, правда, еще гусенками были, смешные такие, шеи длинные… Сейчас, наверное, выросли совсем.
— Не выросли, Ген, — вздохнула тетка.
— Померли, что ли? — удивился Генка.
— Да нет, не померли. Утащили их. Почти всех.
— Если это ястреб, то его можно легко отпугнуть… — начал было Витька.
Тетка покачала головой.
— А кто ж тогда? — Генка отложил на тарелку половину блина. — Кто? Рысь?
