Валерий Гусев - Привидение с брошкой
– Как высоко! Снимайте меня! А то сама упаду!
Лошадь почувствовала ее страх и неуверенность и начала под Элькой приплясывать. Элька стала неудержимо сползать с седла. Алешка подставил ей руку и шепнул:
– Дура! Скажи ей что-нибудь приятное.
Элька сказала:
– Ну ты, лошадь! Если сбросишь меня, я твой портрет не нарисую.
Зорька дрогнула и переступила всеми четырьмя ногами, стукнула всеми своими копытами.
– Наоборот! – крикнул Алешка. – Ты нарисуешь ее портрет, если она тебя не сбросит. Поняла, Мальвина? И не ори так, а скажи ей в ухо.
Элька послушалась и что-то прошептала Зорьке в ухо. Та согласно мотнула головой и понесла Эльку легкой рысью.
– Что ты ей сказала? – спросил потом Алешка.
– Я ей сказала, если мы хорошо поскачем, я посажу тебя в чулан с крысами. Ей понравилось.
– Соображаешь, – без обиды одобрил Алешка.
А вот с Конюхом у него отношения не складывались. Не нравился он Алешке. А чем – он и сам объяснить не мог.
– Он ненастоящий, – как-то сказал он Эльке. – Он не конюх. Он кто-то другой.
– Не наш человек? – деловито спросила Эля.
Алешка наморщил лоб, подумал, но не ответил. А вот почему?
Взрослые, между тем, были заняты своими делами, они готовились к большому лондонскому аукциону, где предстояла распродажа драгоценных камней из коллекций всяких великих и важных людей. Почему-то и папа очень интересовался этим аукционом. Вместе с Мишелем они часами листали каталоги и проспекты, обмениваясь вполголоса краткими замечаниями. Причем, если кроме них кто-нибудь вдруг оказывался в комнате, они замечаниями не обменивались.
Мадам Брошкина, звеня браслетами, металась то по комнатам замка, то в Лондон и обратно. Вместе с ней металась и симпатичная Ангелина. Гелька, как называла ее Брошкина.
Но эта Геля, или Анальгина, как называл ее Алешка, все время была какая-то грустная. Особенно когда стало известно, что перед аукционом в замок съедутся всякие мелкие и крупные торговцы камнями. Они обсудят все, что будут сами выставлять на продажу, и все, что будут покупать на аукционе. Этот сбор устраивал Мишель, как самый главный у них.
И тут Алешка кое-что узнал от Эльки.
– Я так страдаю, – сказала она, когда Алешка помог ей слезть с Зорьки.
– Попу отшибла?
– Нет. Из-за мамули. У нее, Леш, есть какая-то очень ценная штучка. И она хочет ее продать.
– Ну и пусть продает. Где проблема-то?
– Она ее очень любит. Ей жалко ее продавать.
– Ну и пусть не продает.
– Деньги нужны. А потом мамуля говорит, что эта вещица уже принесла ей одно несчастье. И может другое несчастье принести. Если она ее не продаст. Или продаст.
– Я, конечно, пардон, – сказал Алешка, – но вы, конечно, ненормальные с твоей мамулей. – Но он не привык бросать друзей в трудную минуту. – Давай мы этих гостей пуганем как следует. Нет гостей – и нет проблем.
– Давай! – оживилась Эля. – А как?
– Пушку зарядим. И как ахнем!
– Чем зарядим-то?
– Головками от спичек.
– Знаешь сколько этих спичек надо!
– Знаю, целое ведро. Но я еще подумаю.
– Подумай.
В общем, они еще чего-то там думали. И развлекались вовсю. Облазили весь замок. Надо думать, распугали всех призраков. Правда, «прынец» Эдик все-таки время от времени показывался. Раздваиваясь, исчезал и возникал в самых неподходящих местах. Даже надоел немного.
Но на его шалости и неожиданное хихиканье никто не обращал внимания, все уже к нему привыкли. Только иногда Дворецкий сердито кричал куда-то в даль галереи:
– Эдька, ты, типа того, кончай баланду травить. Или я тебя в зону… то есть в чулан закрою. На большой срок.
В ответ слышался резвый топот, затихающий где-то у лестницы. Алешка этому удивлялся: разве привидения топают?
– Они порхают бесшумно.
На что Элька отвечала:
– Кто их знает: цепями-то они звенят. Зубами клацают. Костями гремят. А чего ж им не топать?
В одно прекрасное утро, когда Грей пытался запрыгнуть на дерево, куда он загнал петуха Джона, Алешка вдруг вспомнил:
– Эль, а давай его в леопарда нарядим.
– Зачем?
– Научим по деревьям лазить. Мишель об этом мечтает.
– Ну и что? Давай лучше Мишеля научим. Смешнее будет. Собака на дереве – это противоестественно. А Мишка на суку – самое то.
– Мишку никто не испугается, поняла?
– Нет еще.
– Приедут гости. Начнут восхищаться. И шляться повсюду. Тебе это надо?
– Нет. Лучше я сама буду шляться повсюду.
– И мамуля твоя им покажет эту ценную драгоценность. Это тоже надо?
– Еще меньше.
– Ну вот. Мы Грея нарядим в шкуру, в эту… леопёрдовую. Он будет лежать на ветке дуба. Как гости мимо пойдут, он на них свалится. И они все разбегутся.
– А если ушибется?
– Не ушибется. Он же не на землю грохнется, а на какого-нибудь гостя.
– Тогда давай. У мамули есть классный плед. Вылитая шкура в пятнах. Сгодится?
– Еще как! Пошли.
Мамули в башне не было, куда-то уехала с Брошкиной, а пятнистый плед ее висел на спинке кресла.
Элька набросила его на плечи, закуталась:
– Похожа я на леопарда?
– Ага. Сразу на двух. Только лап маловато.
– Зови Грея. Он где-то на лужайке пасется.
Грей вошел, заранее облизываясь и стуча когтями по полу. Эля накинула на него плед. Грей понял это по-своему, прошел к камину и улегся перед ним.
– Хорошо смотрится, – Эля оценила картинку глазом художника. Что-то прикинула. – Мы вот здесь дырку для морды прорежем, а под брюхом молнию вошьем. Хорошее пальто у него получится.
– Ага, – согласился Алешка. – Камуфляж.
Грей между тем уже начал похрапывать под пледом. Под своей будущей второй шкурой. Элька достала ножницы. Алешка спохватился:
– Эль, а тебе не попадет? Мамуля любит этот плед?
– Обожает. Это подарок из Африки. Ей муж подарил.
– Твой отец, да?
– Нет. Мой отец – это другой ее муж. Он испанец. Черноглазый красавец. Я на него похожа. – Эля сдернула с Грея плед, пощелкала ножницами. – Но мамуля в нем разочаровалась. Не тот человек оказался.
– Жулик? – из вежливости спросил Алешка, которому совершенно было наплевать на черноглазых испанцев.
– Вроде нет. У мамули два хобби – иностранные мужья и драгоценные камни. – Эля вырезала в пледе дырку, просунула в нее Грееву голову. Тот даже глаза не открыл. – В самый раз, его размер. Ну вот, когда мамуля с ним познакомилась, он сказал, что работает с камнями.
– Оба хобби совпали. – Алешке вдруг стал интересен этот разговор.
– А оказалось, что он работает не с драгоценными камнями, а с кирпичами. На стройке.
– И твоя мамуля в нем разочаровалась. А до этого испанца она в ком разочаровалась?
– Я уже и не помню. А! В одном французе. Но это было давно. Она тогда еще в вашей Москве жила.
А плед между тем постепенно превращался в «камуфляж». Элька смело, точными движениями отхватывала лишнее, где-то приметывала, почти без примерки, опять что-то отрезала. Потом покопалась в шкатулке, вздохнула:
– Молнии такой нет. Придется пуговицы пришивать. Смотри, Леш, вот эти подойдут? Очень миленькие.
Пуговички в самом деле были миленькие, зеленые в желтых ободочках.
Пальто готово. Надели его на Грея, застегнули на брюхе пуговицы, подвели Грея в зеркалу. Он, увидев себя такого, не узнал, прижал уши, зарычал. Потом успокоился и гордо направился к дверям. Хотел, наверное, сэру Джону похвастаться.
– Эй! Эй! – закричал Алешка. – А ну раздевайся! Ты сначала научись по деревьям лазить.
Грея раздели и отпустили на лужайку, пастись на травке. Собрали обрезки пледа, спрятали их под кресло.
– А все-таки тебе может попасть. – Алешку это беспокоило: ведь плед из Африки, от любимого иностранца.
– У нее еще есть, точно такой, – засмеялась Эля. – Пойдем ко мне, покажу. Он, правда, не настоящий, сейчас увидишь.
В соседней комнате, где обитала Элька и где была ее «студия», она подвела Алешку к мольберту. На подрамнике находилась в работе будущая картина.
– Парадный портрет мамули, – объяснила Эля, сдергивая с портрета заляпанную красками простыню.
Портрет был еще не закончен. Он был сделан в полный рост. Но на нем еще не было, например, лица, только глаза выписаны, а остальное – легкие штрихи угольком. А фигура была написана полностью. На плечи мамули была накинута шкура леопарда. И вся эта фигура была обвешана украшениями. Примерно как мадам Брошкина. Только этой фигуре украшения шли гораздо больше: ожерелья, кулон, браслеты, кольца на тонких пальцах…
Но Алешку почему-то больше всего привлекли глаза на несуществующем еще лице. Опять они ему что-то напомнили.
– Клево? – спросила Эля, ожидая похвалы. – Мамуля будет счастлива. Она его еще не видела. Это ей подарок на день рождения.
– А как же ты рисовала? – удивился Алешка. – По памяти?
Эля рассмеялась:
– По фотографии. Я все мамулины фотки собрала, даже в молодости. И по ним эскизы делала.
– Свистишь! – небрежно выдал Алешка. – Я сам здорово рисую. С живого человека легче рисовать, чем с фотки.
