Йенс Хольм - Тайна пустующей дачи
Я кивнул и постарался занять такую позу, чтобы он не заметил, что путы на моих руках едва держатся, и заодно закрыл пятна крови на полу под ванной.
А голоса на улице тем временем удалились, и, наконец, их стало совсем не слышно.
Я не мог скрыть разочарование. Бандит заметил это и злорадно рассмеялся.
— Ты все еще надеешься, что они найдут тебя?
Я не ответил. Надежда моя действительно стала угасать. Ведь если грабители догадались спрятать велосипед, то ничто уже не укажет, что в этом по виду нежилом доме я нахожусь взаперти.
Сквозь открытую дверь было слышно, как мальчик внизу что-то громко говорил и отдавал приказы.
— И все же на что вам этот мальчик? — снова спросил я.
— Что это ты так любопытствуешь?
— Просто не могу понять, и это меня раздражает. Грабитель снова рассмеялся. Теперь, когда он снял плащ, я увидел добротный, прекрасно сидевший на нем костюм. Конечно, в этих вещах я не очень-то разбираюсь, но был уверен, что костюм из дорогих и, скорее всего, сшит на заказ у портного. Как и бандит, встретившийся мне утром, грабитель с дубинкой производил впечатление порядочного и весьма состоятельного человека. Было ясно, что эти уголовники не относились к числу мелких жуликов, которых полиция вылавливала довольно быстро и легко.
Бандит вышел и захлопнул за собою дверь. Затем я услышал, как он повернул в замке ключ. Подождав, пока его шаги удалились, я продолжил перетирать свои путы.
И тут я вспомнил, что утром толстяк просил меня посмотреть на часы. Вот когда я понял почему. Если я впоследствии и услышу о нападении на почтовый вагон, то не должен связывать его с этим человеком и автомобилем. Ведь прежде чем открыть мне дверцу, он что-то там делал. И я догадался: он перевел часы на приборной доске на более раннее время. К тому же он узнал мое имя и адрес, чтобы в случае чего сфабриковать свое алиби. А я-то, дурак, с такой легкостью проглотил его приманку!
Сжав крепко зубы, я старался не обращать внимания на боль в запястьях.
Внезапно шнур упал на пол. Руки мои были свободны.
9
О дальнейшем развитии событий рассказал Эрик: Мы шли домой, как я уже говорил, молча, в подавленном настроении, потеряв всякие надежды. По дороге сновало много автомобилей — полицейских и частных, в основном с копенгагенскими номерами. Сонное состояние, характерное для поселка в воскресные дни, сменилось лихорадочной деятельностью. Объяснялось это тем, что ограбление поезда вызвало приток в наши края множества любопытных. Молчание прервал Очкарик.
— Интересно получается, — начал он. — Ким ведь нам рассказывал, что незнакомец, которому он помог попасть в дом, очень торопился, желая навести там порядок до приезда гостей. Помните?
— Конечно, — подтвердил я.
— Однако, не считая последнего дома, где нас встретила целая семья, все остальные дачи оказались запертыми и без единой живой души.
— Так ты считаешь, что это произошло в том доме, где мы разговаривали с пожилым мужчиной и двумя маленькими девочками? — спросила Эвелин.
Очкарик отрицательно покачал головой.
— Как раз наоборот. Это, по моему мнению, произошло в одном из домов с закрытыми ставнями.
— Вполне возможно, — согласился я. — Но каким образом…
Тут Катя внезапно остановилась и воскликнула:
— Консервные банки!
— Что за консервные банки? — спросил я, еще не понимая, о чем она говорит.
— Вы разве не помните, что около одного из домов в траве лежала пара консервных банок?
— Ну как же, — подтвердил Очкарик. — Насколько я помню, около второго дома. А при чем эти банки?
— Они были совершенно чистые и не проржавевшие, — ответила Катя.
— Ну и что?
— Вы что же, не понимаете? Если бы они пролежали такую погоду долгое время, то…
— Прекрасно, — прервал я ее. — Предположим, что кто-то оставил их там совсем недавно. Ну и что? Это еще ничего не доказывает. Может, их бросил какой-нибудь прохожий.
— Катя, ты гений! — воскликнул вдруг Очкарик. Эвелин и я еще ничего не понимали.
— Это почему же она гений? — поинтересовался я.
— Дружище! — наставительно сказал Очкарик. — ты забыл, что говорил нам лавочник: он дал Киму две консервные банки с ананасами. Если это они…
— Немедленно туда! — воскликнул я. — Как называется тот дом?
— «Вид на море», — напомнила Катя. Через несколько минут мы были у этой дачи. Катя казалась права. Слегка помятые консервные банки с ананасами лежали около водосточной трубы. По ней можно было без большого труда добраться до окна второго этажа. И это окно оказалось приоткрытым. Мы уставились на него, а Катя прошептала:
— Мальчики, вы не побоитесь забраться в дом?
— Конечно, нет, — также шепотом отозвался Очкарик.
— Тогда я полезу первой!
— Ну уж нет, — возразил я. — Первым пойду я. А потом последуете вы…
Но Катя не дослушала и начала карабкаться по водосточной трубе.
Когда она оказалась наверху и ухватилась одной рукой за подоконник, водосточная труба переломилась и упала вниз. Несколько секунд казалось, что девочка вот-вот сорвется, но она буквально чудом смогла удержаться, а затем исчезла в окне.
Однако сразу же высунула голову и прошептала:
— Ребята, я сейчас вернусь!
— Будь осторожней, — также шепотом ответил Очкарик. — Поскольку труба сломана, мы не сможем подняться и помочь тебе в случае чего.
Катя лишь улыбнулась и прошептала:
— Справлюсь и сама!
И она вновь исчезла. Было около половины одиннадцатого.
10
Далее рассказ продолжил Ким:
Я уселся на табурет, чтобы собраться с мыслями. С тех пор как я услышал голоса друзей около дома, прошло примерно четверть часа.
Что они сейчас делают? Может быть, прекратили разыскивать меня? И сейчас сидят на даче в ожидании моего появления? Упрекнуть их я не мог, так как этот дом показался им наверняка пустым и заброшенным, На каком основании могли они предположить, что я сижу здесь и предаюсь унынию и что, кроме меня, в доме находятся похищенный маленький мальчик, трое бандитов и три мешка, набитых деньгами?
По всей видимости, друзья обошли все бревенчатые дачи в округе и на этом успокоились.
Вдруг до меня донесся какой-то непонятный звук. Я стал прислушиваться. Затем подошел к двери. Если этот звук дошел до меня, то его должны были услышать и бандиты внизу. Но когда я приложил ухо к замочной скважине, то оказалось, что голоса их теперь звучали несколько приглушенно. Вероятно, они ушли на кухню и прихватили с собой мальчика.
Правда, я же не знал, как расположена ванная комната по отношению к другим помещениям, выходящим на галерею. Когда же я услышал из соседней комнаты звук, напоминавший легкий прыжок, то предположил, что рядом находится та самая комната для гостей, в окно которой я забрался. Но кто мог произвести такой звук? Лишь человек, пролезший по моему примеру в окно.
Может, это кто-то из ребят? Стало быть, они вернулись?
Я постучал в стену согнутым пальцем, а затем, вспомнив об азбуке Морзе, передал стуком свое имя. Проделал я это, естественно, максимально осторожно, стараясь не производить много шума. Приложив ухо к стене, не услышал никакого отзвука.
Может, все это лишь игра моего воображения?! Или кто-то из грабителей обходит комнаты? Или поднялся, чтобы закрыть окно?..
Тут я увидел, как дернулась дверная ручка, и быстро сел на табурет, сложив руки за спиной, делая вид, что они все еще связаны.
В замке повернулся ключ…
На пороге стояла Катя!
Я всегда радовался ее приходу, но никогда еще не был так рад ей, как сейчас.
— Ким! — воскликнула она тихо и прикрыла за собой дверь. — Ты связан?
Я невольно усмехнулся, когда сообразил, что машинально продолжаю держать руки за спиной. Я опустил их и встал с табурета.
— А что с твоими руками? — шепотом спросила она.
— Да ничего особенного. Пришлось лишь перетереть путы. Но как вы меня нашли?
— Мы заметили около дома две банки с ананасами. Лавочник сказал нам, что дал их тебе за работу.
Банки! А ведь я совсем о них забыл.
— А что здесь происходит? — опять прошептала Катя.
— Сейчас нет времени рассказывать, — ответил я и осторожно приоткрыл дверь. — Слушай внимательно: спускайся к ребятам. Потом я.
— Что ты хочешь сделать?
— Это я объясню вам позже. Скажи всем, чтобы хорошо замаскировались, пока я не приду.
— Водосточная труба сломалась, когда я забиралась наверх.
— Ага, вот, стало быть, что я услышал. Ты не побоишься спрыгнуть вниз?
— Немножко страшно, — призналась она. — Но я все сделаю, как надо.
— Путь свободен, — прошептал я, заглянув в холл, в котором сейчас никого не было. Освещен он был по-прежнему лишь торшером.
— Поторопись!
