Наталия Кузнецова - Дело о фальшивой картине
— Но почему ты это сделала? И откуда ты вообще здесь взялась?
Катька кокетливо покрутила своим коротким носиком.
— Ну, я пришла, чтобы купить у вас одну картину: вы сказали, что она недорогая, а нам она нужна. А тут пожар. — Она вывернулась из его объятий и указала на произведение воронежского художника: — Сколько она стоит? Можно я прямо сейчас за нее заплачу?
— Бери так, — сказал Павел Петрович. — Ты сама не представляешь, что для меня сделала!
Он забрал у Ромки «Восход» и, держа его перед собой на вытянутых руках, покачал головой.
— Ну надо же, нет худа без добра.
Откуда ни возьмись, примчался все тот же парень с кофром.
— Вам что, удалось спасти картину?
Хозяин галереи радостно кивнул и указал на Катьку.
— Вот моя палочка-выручалочка. Если б не она…
— А вы откуда? — дернул парня за руку дотошный Ромка.
— Из «Новостей плюс», — охотно откликнулся фотограф. — Знаете такую газету?
— Еще бы нам не знать, — обрадовался мальчишка. — У нас там друг работает, Андрей Гридин.
— Я с ним хорошо знаком, — ответил парень, устремляясь к Катьке. Он обнял ее за плечи и подвел поближе к вывеске: — Ну-ка, девочка, стань-ка вот так. — Затем подбежал к Богачеву, выхватил у него «Восход» и сунул Катьке. — Держи-ка.
Катька прижала к себе картину, умудрившись при этом поправить челку и изобразить на лице самую ослепительную улыбку, на какую только была способна.
Фотограф отбежал, щелкнул пару раз, а потом покачал головой.
— Не так держишь.
Катька и впрямь держала картину шиворот-навыворот и сикось-накось, то есть вверх ногами и изнанкой наружу. Фотограф перевернул картину, вручил ее Катьке снова, и солнечный свет с полотна брызнул навстречу яркой вспышке его фотоаппарата.
— Так это что же, про нашу Катьку теперь в вашей газете напишут? — вновь подступился к парню Ромка.
— Разумеется, — ответил фотограф, — надеюсь, в самом ближайшем номере.
— Вот класс! Мы тебе, Катька, пришлем эту газету.
— Зачем присылать, когда она у нас в Воронеже продается? Только я не хочу, чтобы моя мама меня в ней увидела и узнала, что я на пожаре была. Придется ее у Стаса спрятать, — озабоченно проговорила Катька и достала из кармана зеркальце, чтобы посмотреть, как она будет выглядеть в этой самой газете и можно ли будет показать ее своим воронежским друзьям. Вообще-то она давным-давно собиралась полюбоваться на себя, но только теперь ей удалось это сделать. Катька увидела свое лицо, сплошь в черных и разноцветных потеках, ахнула и опрометью кинулась назад в ту самую комнату, где провела на полу не одну страшную минуту и где из крана все еще сочилась вода. Лешка помчалась за ней. Катька умылась, причесалась, мигом накрасила ресницы. При этом она причитала:
— Надо попросить, чтобы он сфотографировал меня снова! Ты представляешь, какой я буду на фотографии? Этого ужаса нельзя допустить!
Подруги выскочили наружу, но парень с кофром уже ушел.
— Что же делать? — чуть не заревела Катька, оглядывая свою грязную, мокрую одежду. — Как его вернуть? Как теперь все исправить?
Лешка взяла ее за руку.
— Вернемся домой и позвоним в редакцию. Идем скорее, чтобы ты успела переодеться до прихода наших мам.
Попрощавшись с Богачевым, друзья помчались в метро.
— Так отчего пожар-то случился? — спросил Ромка.
— Я не знаю, — ответила вконец расстроенная Катька.
— А я и спросить-то не успел, — засокрушался мальчишка. — Ну да ладно. Главное, что все уже позади. — Снова оглядев девчонку, Ромка воскликнул: — А Катька-то наша — героиня. Жанна дАрк прямо. Вернее, птица Феникс. Потому что Жанна дАрк на костре сгорела, а Катьке нашей, как и птице этой, огонь нипочем.
Домой друзья успели примчаться до прихода родителей, и Катька, быстро переодевшись, уселась звонить в редакцию газеты «Новости плюс», чтобы уговорить парня с кофром ее немедленно перефотографировать. Но никого застать в редакции ей не удалось. Предпраздничный день был коротким и для газетчиков тоже.
— Смирись и забудь. Получишься плохо — никому не покажешь газету, только и всего, — утешил девчонку Ромка. — Не думаю, что у вас в школе все подряд только ее и читают.
На другой день друзья отвезли картину в подарок Дарье Кирилловне, чем тронули ее до слез. Все остальное время пребывания Катьки в Москве они гуляли по нарядной, праздничной Москве. А потом праздники кончились, и Катька уехала в свой Воронеж, договорившись, что летом они непременно увидятся снова.
Глава IV
РОМКИНО ТВОРЕНИЕ
По правде сказать, одетым в праздничный наряд городом любовались только Лешка с Катькой, когда вдвоем, когда с родителями, а Ромка в это время оставался дома. Вооружившись кистями и красками, он творил. А когда кто-нибудь входил в его комнату, тут же отворачивал свое творение к стене и никого к нему не подпускал.
Лишь Катьке перед самым отъездом он позволил мельком взглянуть на холст. Во-первых, из-за уверенности в том, что совершившая геройский поступок ради спасения чужой картины Катька должна с трепетом относиться ко всякому творчеству, а уж к его — тем более, а во-вторых, он ее пожалел. Разве можно было допустить, чтобы она уехала в свой Воронеж, так и не увидев его картины?
А потом, еще через несколько дней, когда они с Лешкой вернулись из школы, он сам подошел к сестре и молча потянул ее в свою комнату. Там он торжественно сорвал с холста старую скатерть, которой укрывал его от посторонних глаз, и, не пытаясь сдержать собственного восхищения, прошептал:
— Ну как? Клево, да? Ну скажи, разве хуже, чем у того же Малевича? Это, я тебе скажу, не супрематизм, как у него, а суперсупрематизм. А что, это идея! — воодушевился Ромка. — Я ее так, пожалуй, и назову. «Суперсупрематизм». Звучит!
С видом знатока живописи Лешка пристально вгляделась в Ромкин шедевр. На холсте были начерчены аккуратные, ровно закрашенные квадраты, полосы и линии, и, в отличие от сканированного с журнала произведения Малевича, добавлены два асимметричных овала и один круг, ярко-желтый, словно полуденное солнышко.
— Ну, чего молчишь? Классно, да? — заглянул Ромка сестре в лицо.
— А Попку своего ты почему не стал рисовать? — спросила она, чтобы оттянуть момент оценки картины.
Брат помялся и сознался:
— Попка позировать не хочет, скачет по клетке, как ненормальный. Короче, он у меня не очень получается.
— Потому что ты не умеешь передавать сходство, — догадалась Лешка.
— Ну и что? — вскинулся Ромка. — У каждого художника свое направление. Я избрал абстрактное. Авангард. Имею право.
— Конечно, имеешь, — ответила сестра. Она все еще не могла выразить свое мнение о картине. Если сравнивать с репродукцией Малевича, то Ромкино произведение, несомненно, было куда ярче и красочнее. Она так и сказала: — Яркая картина. Она украшает твою комнату. Ромка расцвел.
— Вот спасибо! Отныне я буду считать тебя своим первым критиком и даже, возможно, когда-нибудь приведу эти твои слова в своих воспоминаниях. Жаль, Катька уехала и не видит того, что видишь ты. Это ей не физиомордию свою разрисовывать!
Вспомнив о Катьке, он встрепенулся.
— А кстати, ты проверяла сегодня почту? Если пришли «Новости плюс», то их следует спрятать. Зачем маме с папой знать о том, что делала Катька на этом пожаре? Начнут потом всякий раз думать, что мы с тобой тоже во что-нибудь влипнем, вернее, где-нибудь ненароком сгорим.
— Сейчас я вниз сбегаю и проверю почтовый ящик, все равно мне с Диком гулять, — сказала Лешка.
И, вернувшись с прогулки, протянула брату газету.
— Смотри, какой класс! Не ожидала. Катькина фотография была помещена на цветной глянцевой вкладке. Симпатичная мордашка с сияющими глазами и улыбкой до ушей, несмотря на боевую индейскую раскраску, а, быть может, как раз благодаря ей, украшала номер. Хоть вырезай да лепи на стенку, как какую-нибудь кино- или рок-звезду.
Взглянув на четко пропечатанную картину, которую прижимала к своей груди Катька, Лешка невольно оглянулась на Ромкин шедевр. Сам по себе он, несомненно, был хорош, но по сравнению с работой Арининой знакомой почему-то тускнел, даже несмотря на свои яркие краски. Конечно, об этом она не стала говорить брату, тем более что сам он ничего подобного не подметил и лишь спросил:
— Лешк, мы как, припрячем всю газету от папы или только вырвем из нее эту вставку? Давай ему скажем, что на ней нужный нам снимок был, то есть и не соврем даже. Так, интересно, а что тут о нашей фотомодели пишут?
Ромка аккуратно выдрал вкладку из газеты, начал читать текст и тут же заорал:
— Лешк, да ты только позырь, что здесь написано! Нет, ты только послушай, ЧТО спасла наша Катька!
— Дай сюда, — сестра вырвала у него вкладку и прочитала вслух:
«Поистине героический поступок совершила воронежская школьница Катя Бражникова. Оказавшись в частной художественной галерее Павла Богачева во время неожиданно возникшего там пожара и рискуя собственной жизнью, она укрыла от огня картину одаренной, но доселе малоизвестной художницы Софьи Полянской. Примечательно, что в тот момент ни девочка, ни владелец галереи не знали о том, что цена спасенной картины в скором будущем многократно возрастет. Дело в том, что совсем недавно работу Полянской приобрел один из первых богачей мира Сэм Уолтон, владелец сети супермаркетов „Уол-Март“, по своим капиталам сравнимый разве что с главой компании „Майкрософт“ Биллом Гейтсом. Художница, отдающая предпочтение городским пейзажам, совершенно случайно изобразила магазин, принадлежащий Уолтону, что и привлекло внимание магната к картине, выставленной в одной из нью-йоркских галерей, а вслед за этим позволило ему оценить незаурядный талант ее автора.
