Наталия Кузнецова - Дело о фальшивой картине
— А ты можешь оставить его на какое-то время? — спросил Ромка Венечку, недовольный всей этой собачьей кутерьмой.
— Конечно, я же хожу в школу.
— Тогда собирайся, поедем в Измайловский парк. Там «Вестерн-сити», ковбойский городок. Олег Пономарев был, сказал — клево. На лошадях катают, пострелять можно.
— Я — за, — подскочила Катька.
— А я предлагаю ВВЦ, — возразила Лешка. — Во-первых, ближе, во-вторых, мы все там знаем, а Катька ни разу не была.
Венечка не хотел оставлять щенка надолго, а потому Лешкино предложение победило. Он накормил Дожика и посадил его в корзинку, но песик моментально выкарабкался обратно, снова сделал лужицу и весело завилял хвостиком.
— А еще вчера он не мог оттуда вылезти. Во как растет! — умилился мальчик, запихнул щенка назад и, не дожидаясь новых безобразий, тщательно запер дверь своей ныне стерильной и безупречно убранной комнаты.
— Ладно, пусть делает, что хочет. Пошли.
Катьке ВВЦ, то есть обожаемый Лешкой Всероссийский выставочный центр, понравился безумно. Девчонка восторгалась всем подряд: и знаменитым фонтаном «Дружба народов» с хороводом золотых девушек, и огромными дворцами-павильонами, и маленькими белоснежными магазинчиками, и пестрыми лотками с пирожными, мороженым и прочей снедью, а Лешка радовалась вместе с ней. Друзья прокатились на самом высоком в Европе колесе обозрения, откуда вся Москва была как на ладони, а потом решили пройтись по памятным местам, связанным с тем или иным событием в их жизни.
Венечка наглядно продемонстрировал Катьке, как однажды в прошлом году он прятался в кустах, выслеживая преступников. Катька, конечно, знала об этой истории, но теперь она еще и увидела воочию, где все это происходило. А еще все вспомнили, как прошлым летом Ромка охотился за сокровищами, и потому потащили Катьку к музею-усадьбе «Останкино» и там доказали ей оставшийся от старого дуба огромный пень, возле которого француз Жан-Жак откопал свою стеклянную банку. Катьке было известно, что содержимое той банки Ромку жутко разочаровало, а для Жан-Жака и Маргариты Павловны оно оказалось дороже любого золота и бриллиантов.
А по дороге к памятному пню Лешка затащила друзей в свой любимый павильон «Цветоводство». С ним у нее были связаны самые волнующие воспоминания. Как-то зимой, сбежав от Ромки, они с Артемом пили здесь ароматный чай с плавающими в нем лепестками какого-то экзотического растения, и как же им было хорошо вдвоем! За окном валил снег, но в павильоне было тепло, а Артем, жутко стесняясь, излагал ей краткое содержание придуманного им самим фантастического рассказа об астронавтах, залетевших на самый край Вселенной и попавших в антимир. Но об этом ни Катька, ни Ромка, и вообще никто-никто не знал, кроме них двоих. Это была их с Артемом тайна. Ничего никому не сказала Лешка и теперь и лишь с грустью посмотрела на столик, за которым они сидели тогда.
На ВВЦ друзья провели несколько часов и устали настолько, что домой еле приволокли ноги. Ромка с Катькой свалились как подкошенные на диван, а бедной Лешке надо было идти гулять с Диком. А потом ей позвонила Светка, с которой они учились в одном классе, и попросила одолжить ей «крутую» дорожную сумку для поездки на дачу к своей новой подруге. И нет чтобы прийти за ней самой! Лешка еще должна была оттащить ей эту сумку, домой, поскольку Светка была чересчур занята сборами в дорогу. Но отказать подруге Лешка не смогла.
— Я скоро, — сказала она Ромке с Катькой.
Нисколько у Светки не задержавшись, она и в самом деле тут же вернулась обратно. Однако ни Катьки, ни брата дома не оказалось, а на столе лежал раскрытый телефонный справочник «Желтые страницы».
Странно, что их нет. И куда они могли отправиться?
Лешка удивилась, но не придала этому особого значения и уселась за компьютер писать письмо Артему в Англию, чтобы рассказать ему о приезде Катьки. Как же быстро пролетели осень и зима! Последний месяц весны тоже пролетит незаметно, а лето начнется, и Артем вернется домой, то есть ждать его осталось совсем недолго, с радостью думала она.
Письмо Лешка написала большое-пребольшое, затратив на него, наверное, не меньше часа. Затем она отослала его по электронной почте и, встав из-за стола, прижалась носом к оконному стеклу, чтобы понаблюдать за краешком дороги от метро, который просматривался из их окна. Куда же, интересно, могли подеваться Катька с Ромкой?
Но тут Дик, прежде нее заслышав шаги, с лаем кинулся в прихожую, и она облегченно вздохнула: ну наконец-то, явились!
Привычно оттолкнув от себя коленкой пса, в комнату ввалился Ромка. Он притащил что-то громоздкое, обернутое в бумагу, и пронес эту вещь в свою комнату. А потом вышел обратно, сбегал на кухню, заглянул в комнату родителей, после чего они хором воскликнули:
— А где Катька?
— А разве она не с тобой? — удивилась Лешка. Ромка замотал головой.
— Нет. Я ушел, мне надо было, а она осталась
дома ждать тебя.
Сестре оставалось только развести руками.
— Но я пришла от Светки, а ее нет.
— Странно, — почесал нос Ромка. — Надеюсь, ее никто не украл. Хотя твой Дик бы этому помешал.
— Это уж точно, мой Дик не позволил бы ее похитить, — раздумчиво сказала Лешка. — Да и кто бы стал это делать?
Брат беспечно махнул рукой.
— Вот именно, кому она нужна! Жди, сейчас придет.
Он прошел на кухню, приподнял крышку стоящей на плите кастрюли, недовольно сморщил нос, достал из шкафа свою любимую кружку с попугаем на боку, из холодильника вытащил пепси-колу и принялся за сооружение своего любимого бутерброда, который он именовал чизбургером. Разрезав вдоль целый батон, Ромка положил на одну его половинку огромные куски сыра, колбасы и ветчины, все это обильно полил майонезом, кетчупом и горчицей и прикрыл сверху другой половинкой батона. Налив в чашку пепси-колы, он с наслаждением отпил глоток и откусил огромный кусок от своего сооружения. И только потом заметил валяющийся на полу листок бумаги. Наверное, он слетел со стола или холодильника. На листке крупными буквами было написано:
«Я в галерею и сразу назад. Катя».
— Лешк, ты это видела? — крикнул Ромка, протягивая сестре бумагу.
— Не-а. — Лешка прочитала написанное. — Странно. Как она сама туда доберется? И почему меня не подождала?
— Наверное, потому, почему и я. Завтра праздник, многие магазины будут закрыты, я это по телефону выяснил. И галерея, наверное, тоже, а ей, значит, что-то там понадобилось. Она у нас шустрая, не переживай, не заблудится. Лешк, а ты-то ела? Хочешь кусочек? — великодушно предложил Ромка, протягивая сестре свой необъятный «чизбургер».
Лешка помотала головой.
— Нет, я дождусь Катьку. И чего она там забыла? А что это ты принес? — вспомнила она о непонятном предмете, с которым ее брат явился домой.
— Что надо, не трогай! Потом покажу, — крикнул Ромка.
Но девочка, не слушая его, развернула бумагу и обнаружила под ней чистый холст на подрамнике. Удивлению ее не было предела.
— Ты что это, картину вздумал писать?
— Ага, — с набитым ртом ответил брат.
— Но ты же не любишь живопись и собираешься быть детективом! — поразилась Лешка, но Ромка был невозмутим.
— Ну и что? Одно другому не мешает. У всех великих сыщиков были хобби. Сама знаешь, что Шерлок Холмс на скрипке играл. И Эйнштейн тоже. Он хоть и не сыщиком был, а всего-навсего физиком, но голова у него работала ничуть не хуже, чем у знаменитых детективов. А Ниро Вульф вообще хризантемы разводил. Да что тебе рассказывать, ты и сама про них все читала.
Однако Лешка никак не могла взять в толк, что на сей раз затеял ее неугомонный брат.
— Но раньше-то ты собирался стать писателем!
— То совсем другое дело. Писательство — это не хобби, а профессия. Оно отнимает слишком много времени, ему надо посвящать себя целиком. А картину нарисовать — раз плюнуть. Что я, квадрат не нарисую? Или вот этот, как его, супрематизм?
Отложив свой «чизбургер», Ромка достал из сумки лист бумаги со скопированной картиной из журнала, который показала им вчера Дарья Кирилловна, и хмыкнул:
— Всего и делов-то, подумаешь там, несколько линий и прямоугольников нарисовать и разукрасить. Я и краски купил акриловые, их можно водой разводить, чтобы долго не возиться. А холст уже загрунтован, ничего с ним делать не надо. И размерчик я взял тот, что надо, международный, плакатный, девяносто на шестьдесят, то есть мою работу можно будет сразу на каком-нибудь крутом аукционе выставлять.
— Какой же ты наивняк! Думаешь, это так просто? Почему тогда другие этого не делают? Квадраты и линии не рисуют?
— Сама такая, — парировал Ромка и сморщил нос. — Может, никто не догадывается? Ну и, конечно, способности надо иметь, не без них же. И выдумку. Я же не точно так, как Матисс или Малевич, нарисую, а совсем по-другому. Если у вашего Матисса, скажем, красные рыбы в воде плавают, то у меня, может, желтые попугаи по комнате летать будут. Я ведь запросто могу своего Попку с натуры зарисовать. Но лучше, конечно, абстрактную вещь написать. Это уж совсем нечего делать.
