Николай Поливин - Кит - рыба кусачая
Подошел допотопный катерок. Над его палубой трепетал белоснежный тент, отделанный по краям бордовой тесемкой.
На берегу, возле дощатой будочки-кассы, столпотворение.
— Я сейчас, — бросил небрежно Генка и врезался в толпу, как раскаленная игла в масло. Через пяток минут он возвратился к Киту, победно помахивая узенькой ленточкой билетов: — Туда и обратно!.. Пошли!..
Кит и опомниться не успел, как они очутились на катере. Раздался гудок, машина затарахтела, и изумрудный остров в ожерелье желтых песчаных пляжей поплыл им навстречу.
4. ОСТРОВ «ПЕРСИДСКАЯ КНЯЖНА»
Пляжем своим морянцы гордились не меньше, чем памятниками древнерусского зодчества — Успенским собором и белокаменным кремлем. Да и как не гордиться, не задаваться перед соседями-волгарями, когда великолепный морянский пляж не просто пляж, а кусочек самой истории. Во всяком случае, так утверждают старожилы Морянска. Дело в том, что островок этот возник на стрежне Волги, на том самом месте, где когда-то лихой атаман Разин утопил персидскую княжну. А произошло это так, как и поется в старинной песне: «И за борт ее бросает в набежавшую волну...»
Генка успел поведать эту занятную историю о княжне своему двоюродному брату за те десять минут, пока катерок добирался от города до пляжа. Костя в ответ не проронил ни слова, только усмехнулся многозначительно и лукаво.
— А что, не веришь, да? — закипятился Муха. — Так об этом даже в книжке написано, выпущенной в Морянском областном издательстве.
— А называется она «Морянские рыбацкие сказы и сказки», — нарочито безразлично обронил Костя. Муха смутился, но ненадолго.
— Вот и приехали! — тут же объявил он бодрым голосом. — Раз, два — прыгнули!.. Раз, два — выгнули... ноги штопорами, руки кренделями!..
Мальчики выскочили на палубу маленькой пляжной пристанишки, говорящей всем своим видом, что ей до пенсии рукой подать. Потом по широкому пружинистому трапу сбежали на песчаный берег...
Остров «Персидская княжна», если на него смотреть с высоты птичьего полета, можно принять за изумрудную овальную брошь, приколотую к серебристой груди Волги. Но, поскольку ни у Генки, ни тем более у Кита крыльев за спиной не оказалось, они увидели другое: опалово-песчаную кромку, фанерные будочки раздевалки и грибки с парусиновыми крышами да плотную стену ивняковых зарослей, переходящих в ветловый лес.
Пляж кишел купальщиками. Прямо рядом с пристанью, справа и слева от нее, на песчаном мелководье барахтались бесштанные купальщики — четырехлетние Олечки и Толички вместе со своими бомбообразными мамочками и подкрашенными бабулями.
— Здесь, — говорил Генка, забежав по колено в воду, — он стоял на носу струга, могучий и суровый, в красных сафьяновых сапожках и в алом кафтане. Руки у него были подняты над головой, а в руках... ОНА!.. Прекрасная персиянка. «Нас на бабу променял!» — кричит злой рыжий Филька. Он полулежит на корме на пушистом персидском ковре. «Бросай!» — орут хмельные казаки. «Бросай!» — подзадоривает Филька. Атаман сплевывает в воду и... все!.. И баста!.. Чернокосая красавица два раза взмахивает руками, — Генка показывает, как она ими взмахивает, — и скрывается под «набежавшею волной»! — Муха шлепается в воду.
— Балда! — хохочет Костя. — Хоть бы рубашку снял!
— Высохнет! — орет Генка на весь пляж и обдает Кита каскадом брызг. Костя отбегает от берега подальше.
— Где купаться-то будем? Здесь?
— Что ты! Пойдем подальше, там поглубже. — Генка выжимает рубашку и брюки. — Сейчас мы их на кустиках развесим.
— Ген, а ты на кого хочешь учиться? — неожиданно спрашивает Костя. В голосе его необычное почтение. — Валяй на писателя, у тебя к вранью талант ого какой!..
— А что, возьму какую-нибудь козявку, поженю ее с жучком, поссорю с паучком и прославлюсь на весь мир! Скажи, разве это плохо?
— Ну, если и плохо, то не для тебя, а для юного читателя.
— Нет-нет, ты не смейся! А если я всерьез, думаешь, не выйдет, да? Ты, наверное, считаешь, что у меня силы воли не хватит? А я ее так развил!.. Так развил, что... — Генка на минуту задумался. Потом, решительно тряхнув лобастой головой, сказал: — Нож перочинный есть? Есть, я видел. Так вот, на — режь! — и протянул Киту дрожащую ладонь. — Режь, режь, я стерплю, словечка не пророню!
— Ну что ж... — Кит достал из кармана брюк складной рыбацкий ножик. Медленно раскрыл его, попробовал сверкающее лезвие на ноготь, тяжело вздохнул и, крепко сжав Генкину руку в запястье, сказал: — Держись, Генка!.. — И со свирепой гримасой на лице занес нож над головой: — Режу!..
— Ай! — заорал Муха благим матом. — Ой! — заверещал он, — йод!.. Дайте скорее йод!..
— Зачем тебе? — рассмеялся Костя.
— Умираю!.. От потери крови!.. От заражения!..
— Где кровь? У кого?
— Как у кого?! — Генка открыл глаза, — а разве ты...
— Как же... — подмигнул Кит, — оттяпал полруки и глазом не моргнул! Хватит, Генка, дурачиться, давай купаться! — И Костя, сбросив рубашку и брюки на песок, в тени от ивового кустика, ринулся в воду. Генка последовал его примеру.
Муха — пловец классный, это даже Петька Петух признает. Ныряет он не хуже баклана, а плавает, как утенок. Но рядом с Китом Генка и в плавании оказался бездарным, как топор. Костя держался на воде, кажется, еще свободнее, чем на земле. А по скорости плавания он мог бы соперничать с самим дельфином. Когда Кит шел кролем, возле его груди вскипали легкие буруны. Руки и ноги рыбацкого сына работали, как маленькие винты. Купальщики, особенно девчонки, невольно засмотрелись на него. В их глазах читалось неподдельное восхищение. Генка засек это и не без зависти бросил Киту:
— Кончай фигурять, давай полежим на песочке, а то... девчонки окосеют, ишь как пялятся!..
Кит смутился:
— Ну уж... скажешь тоже!.. — но из воды вылез.
Они улеглись под тенью грибка. Песок был мягкий и горячий, и Генка зарылся в него по шею. Костя, прикрыв глаза, задремал, а может быть, сделал вид, что дремлет.
Из воды вылезли две стройные девчушки. Они были в розовых резиновых шапочках и полосатых японских купальниках. Та, что была повыше и пополней, с синими смеющимися глазами, спросила Генку:
— Мальчик, вы не скажете, катера на пляж до которого часа ходят?
— До двадцати одного, — ответила Генкина голова, хитро прищурившись, — а что, уже вечер?
— Нет, — покраснела синеглазая. Но тут же как ни в чем не бывало продолжила: — Мальчик, а вы не скажете, какой фильм идет в «Октябре»?
— Мировецкий! — Муха в восторге вскочил и замахал руками, как ветряная мельница в девятибалльный шторм. — «Великолепная семерка!..»
Девчушки зажмурились, песок летел с Генкиных рук прямо им в лица.
— Прошу прощения, — сконфузился Муха.
— Ничего... бывает, — мило улыбнулась синеглазая. — Разрешите присесть?
— Конечно!.. Садитесь. — Генка, изображая благородного хозяина, даже шаркнул ножкой. — Сюда вот, в тень. Костя, подвинься!
Кит, кротко вздохнув, подвинулся. Синеглазая опустилась рядом.
— Садись, Таня, — пригласила она смуглую подружку.
— А мы не помешаем? — нерешительно спросила та.
— Ну, вот еще! — рассмеялась синеглазая, — мальчики одни со скуки умирали. Один даже лежал, погребенный сыпучим барханом. — Она бросила выразительный взгляд на Генку.
— Это вы в точку попали, — подтвердил он. — Костя, по-моему, и сейчас еще не воскрес...
— А это уже невежливо, — синеглазая бросила озорной взгляд в сторону Кости, но тот продолжал сладко посапывать.
— Однако давайте знакомиться. — Муха, вытерев правую руку о трусы, протянул синеглазой лодочку ладони.
— Геннадий.
— Люся, — представилась та. — А это Таня. Муха и чернявая молча кивнули друг другу.
— Вот мы и знакомы, — объявил Генка.
— А ваш товарищ? — Синие глаза прищурились.
— А это не товарищ, а мой брат Костя, — Муха незаметно лягнул пяткой посапывающего Кита. Но тот даже не шелохнулся.
«Притворяется, — понял Генка. — Ну, ладно же!..»
— А вы знаете, что это за личность? — спросил Генка шепотом, но так, чтобы Кит все слышал. — Чемпион Союза по штанге. Внук знаменитого русского борца Ивана Поддубного.
Генка ожидал, что столь беспардонное вранье выведет Кита из состояния сонного покоя, но не тут-то было. Кит продолжал спать.
— А вы тоже чемпион? — с неподдельным почтением спросила Генку Таня.
— Угадали. — Генке невольно вспомнился учитель физкультуры Палка с Палкой. — Я чемпион по гимнастике.
— Скажите! — восхитилась синеглазая. — Недаром у вас и прическа чемпионская...
— Точно. — Генка самодовольно погладил свой золотистый бобрик. Муха посмотрел на себя как бы со стороны: «А что, парень я бравый, — подумал он горделиво, — глаза большие, выразительные, как говорит мама, нос идеально прямой. Брови тонкие, смоляные. Все чин чинарем»!
![Джордж Ланжелан - Муха [= Муха с белой головой / The Fly (La Mouche)]](/uploads/posts/books/65247/65247.jpg)
