Юрий 3банацкий - Тайна соколиного бора
…Около десяти дней простоял отряд Калачова в этом лесу. После каждой разведки Василек и его товарищи с удовольствием рассказывали, что фашисты теперь боятся ездить по шоссе в одиночку. Они передвигаются только большими силами.
Через некоторое время отряд снова двинулся на восток.
Василек все время думал о том, что скоро увидит берега родного Днепра.
Совещание
Всю ночь и все утро Тимка, Иван Павлович и комиссар принимали гостей. Вернее, принимали их командир с комиссаром, а Тимка присутствовал при этом.
Приезжали командиры других партизанских отрядов. Один из них приехал издалека — за двести километров отсюда. Тимка внимательно рассматривал приезжих, и каждый из командиров чем-нибудь нравился ему. Вот командир отряда имени Ворошилова — высокий, статный, затянутый ремнями, а конь под ним — не конь, а молния… Командир отряда имени Пархоменко — могучий, бородатый, с автоматом на груди и с пистолетом на поясе. Иван Павлович рассказывал, что этот командир воевал когда-то у самого Пархоменко.
Было еще много других. Тимка окидывал каждого оценивающим взглядом, словно боялся, как бы кто-нибудь из командиров не оказался лучше Ивана Павловича. Но вскоре он успокоился: ведь его командир все-таки лучше всех. Вот, смотри, как все уважают Ивана Павловича! Съехались именно к нему.
Тимка знал — будет важное совещание. Из разговоров он понял, что фашисты готовят наступление на партизан. Иван Павлович, как только узнал от дяди Лариона о прибытии фон-Фрейлиха, сразу отправил гонцов во все отряды и в подпольный обком. Теперь все собрались… Пусть не думают немцы, что они так легко захватят партизан! Ничего они не смогут сделать, если весь народ против захватчиков. Да еще из Москвы партизанам помогут. Иван Павлович самолеты вызывает, чтобы привезли побольше автоматов и патронов. Эх, жарко же будет, когда они прилетят! Тогда он уж обязательно увидит близко настоящий самолет. А может быть, еще и полетать удастся: это же свой, московский!.. Вот только где же здесь, в лесу, сядет этот самолет?
Обо всем этом Тимка раздумывал, прогуливаясь возле штаба, где сейчас происходило совещание. Ему очень хотелось быть там, внутри. Но он понимал, что это вряд ли возможно.
— Здоров, Тимка!
Виктор подошел так бесшумно, что Тимка даже вздрогнул и уставился на товарища испуганным взглядом. Но Виктор не заметил этого.
— Здорово, — овладев собой, ответил Тимка.
— Командир или комиссар здесь?
Тимка сразу вспомнил, что он и есть тот человек, который должен оберегать их покой.
— Здесь. А тебе что?
— У меня дело.
— Какое дело?
— Так я тебе и скажу!
— Если не скажешь, то так ты и увидишь их!
Виктор вспыхнул. Подумаешь, адъютант! Пусть попробует не пустить!
— Я и сам пойду.
— Так ты и пойдешь!
Виктор рванулся к двери штабной землянки, но Тимка схватил его за руку:
— Да ты с ума сошел! Совещание там… Понимаешь?
— Какое совещание?
Тимка, оглядевшись вокруг, прошептал:
— Чудак, не понимаешь… Все командиры съехались… Совещаются, как фашистов разбить.
— А-а-а! — медленно протянул Виктор, забыв свою обиду. И тоже зашептал: — Эх, если б и нам в бой!..
Минуту Тимка смотрел на Виктора с чувством собственного превосходства. Он хотел сказать что-то язвительное, а потом передумал и заговорил примиряюще, дружелюбно:
— А что же ты думал? Если полезут на нас немцы, придется и нам…
— Неужели полезут? — спросил Виктор, широко открыв глаза.
Тимка был доволен тем, что Виктор не сумел скрыть своего испуга. А он, Тимка, ничего не боится. Подумаешь! Не видел он фашистов, что ли?
— А что ж будем делать, когда полезут?
— Бить будем.
— А если их много?
— Подумаешь! Командиры знают, что делать. Для этого и совещаются. — И, многозначительно подмигнув Виктору, он добавил: — Партийное совещание, вот что.
Это сообщение полностью успокоило Виктора:
— А-а… Тогда так, если все партизаны вместе…
Разговор снова принимал нежелательный для Виктора
оборот. Ему не нравилось, когда Тимка подчеркивал, что он, Виктор, далек от серьезных дел отряда. И он заговорил о другом:
— А я хотел, чтобы командир или комиссар посмотрели, как работают наши пионеры.
— Есть на что смотреть!
— А что же, не на что?
— Нам сейчас не до этого.
— Идем, сам увидишь. Хочешь?
Одно мгновение Тимка колебался: остаться здесь или, может быть, действительно пойти? Но он уже знал по опыту, что партийные совещания продолжаются долго, а ему очень хотелось пройтись по лагерю.
Прежде всего Виктор повел Тимку на конный двор. Здесь они встретили звено пионеров-шефов. Ребята старательно чистили партизанских лошадей. Дед Макар, который стал в партизанском лагере старшим конюхом, с довольным видом наблюдал за ними и иногда весело покрикивал:
— Эй, скворчата-гусенята, кончайте вашу работу!
Виктор спросил у деда:
— Дедушка, как наши ребята — хорошо работают?
Дед Макар удивленно посмотрел на мальчика, глаза
его заулыбались, он вынул изо рта трубку:
— Ишь ты, генерал! «Работают!» Вот сам бы взял скребницу да и прошелся бы разок. А то, видишь, «хорошо ли работают»!..
— У меня другие дела, дедушка.
— Какие же у тебя дела? Ворон ловить?
— Я, дедушка, председатель пионерского отряда.
Дед Макар снова улыбнулся одними глазами:
— Ишь ты!.. Старший, значит, над ними? То-то я смотрю: отчего это они так за работу взялись?.. А это, значит, потому, что начальство увидели…
С конного двора Виктор с Тимкой зашли в оружейную мастерскую. Оружейники чинили винтовки, минометы.
Девочки и мальчики сидели над грудой патронов и старательно счищали зеленый налет. Возле каждого пионера лежала кучка патронов, таких блестящих, словно они были только сейчас получены с завода.
— А я больше всех вычистила! — встретила Виктора и Тимку одна из девочек. — У меня уже восемьдесят шесть!
— А у меня восемьдесят!
Они задержались на несколько минут, а затем пошли в санчасть. Пионеры давали концерт.
Палата партизанского госпиталя была невелика, но отличалась особенной чистотой. Стены ее были завешены шелком от парашютов. Больные лежали на нарах, застланных чистыми одеялами.
Посреди комнаты сидели два пионера: один играл на мандолине, другой — на гитаре. Раненые слушали их — кто сидя, кто лежа, опершись на локоть или просто повернувшись на бок, чтобы лучше видеть юных артистов.
К Тимке подбежала Верочка:
— Ой, Тимка, ты опоздал!.. Я стихотворения читала, даже три, и пела!
— Правда?
— Честное пионерское!..
Потом она приблизила губы к самому уху Тимки и радостно зашептала:
— Ох, и хлопали! Я даже два раза пела.
— Какую же песню, Верочка?
— О Сталине пела…
Наверное, никто в мире не был в эту минуту так счастлив, как маленькая Верочка.
— Хочешь, я еще спою?
Кто-то взял Тимку за плечо. В человеке, который радостно и вместе с тем болезненно улыбался ему, мальчик узнал Ивана Карпенко. Тимка вспомнил тот вечер, когда все они уходили за Днепр и встретили его, окровавленного, израненного. И вот сейчас ему бросились в глаза красно-синие шрамы на лице Ивана и затянутые красными жилками белки.
— Как дела, сынок?
Тимка хоть и обрадовался этой встрече, но смущенно посмотрел на раненого. Ему вспомнилось все то, что начал он постепенно забывать в отряде: смерть Саввы, расправа фашистов над колхозниками, дым и пламя над родным селом…
— Хорошо, дядя. А вы как? — поспешно спросил он.
— Ничего, зажило уже… Правый глаз еще побаливает немного, но я скоро выпишусь. Как твоя мама?
— Работает на кухне.
— А этого… Василия Ивановича нет?
При воспоминании о Васильке Тимка печально опустил голову:
— Погиб, наверно, Василек…
— Жаль хлопца! Умница был.
Тимка еще ниже опустил голову. Карпенко увидел, что его вопрос расстроил мальчика:
— Ничего не поделаешь… Сколько людей уничтожил проклятый фашист! Будет и на него погибель.
Тимка уже не слышал и не видел выступлений пионеров. Воспоминание" о Васильке больно отозвалось в его сердце. Он незаметно вышел из палаты.
Начиналась вьюга. По небу низко плыли тяжелые тучи, сильные порывы ветра наметали снежные сугробы; пригибаясь к земле, стонали деревья.
Иван Павлович провожал гостей в дорогу. Тимка подошел к командиру и услышал его слова, обращенные к командиру отряда имени Пархоменко:
— Ежедневно будем поддерживать связь. Нельзя ждать, пока фон-Фрейлих начнет наступать. Мы должны быть готовы.
Заметив Тимку, Иван Павлович приказал:
— Тимка, командиров батальонов и рот немедленно ко мне!
