Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство
А когда контролёр обращался к нему, то оказывалось, что Вовик является глухонемым, к вашему сведению!
Ни слова он сказать не может, ни слова он и услышать не в состоянии!
Мычит наш здоровенный заяц, дармоезд наш здоровеннейший, на весь трамвай, автобус или троллейбус, вовсю старается, чтобы его поняли: на уши показывает, язык высовывает чуть ли не на шесть с половиной сантиметров… И хотя нет такого закона, по которому глухонемым разрешается дармоездно кататься, нашего профессора, академика нашего краснощёкого все жалели — и пассажиры, и контролёры.
Катается Вовик на всех видах городского транспорта, кроме такси, конечно, иногда и вздремнет, а то и сон интересный увидит…
Но попал однажды наш глухонемой в не очень красивую историю.
В жизни, уважаемые товарищи, часто даже самые невероятнейшие, в том числе и фантастические истории начинаются очень обыденно.
Ехал Вовик в трамвае, сидел у окна и подремывал. И сквозь довольно сладкую дремоту мечтал он о том, что хорошо бы, вернее, просто замечательно, зайцем на большом-большом-пребольшом корабле под названием лайнер по морю или даже по океану поплавать… Сидел бы он на палубе в специальном полотняном кресле под названием шезлонг и смотрел бы во все глаза на ловких и умных дельфинов… А тут ещё подходит к нему дяденька под названием стюард, а в руках у него большущий подносище, а на подносище целых одиннадцать… нет, нет, не сосчитать, сколько вазочек с мороженым разных сортов… Ешь, ешь, профессор ты этакий, академик ты краснощёкий, ешь, ешь себе на своё здоровенное здоровье!
И дяденька под названием стюард говорит:
— Как тебе не стыдно, мальчишка невоспитанный?!
Вовик лениво, неторопливо открывает сначала один глаз, потом — неторопливо, лениво — второй и видит, что он в обыкновенном трамвае по родному городу едет, и стоит перед ним лысенький старичок и говорит:
— Стыд и позор тебе, позор и стыд, несознательный мальчишка!
— А что такое? — сладко зевнув, самым наиневиннейшим голосом спросил Вовик. — В чём дело?
— А что такое? А что такое? — с большим укором и очень нервно переспросил, почти передразнил старичок, и лысина его сначала покраснела, но тут же густо заалела. — А в чём дело? А в чём дело? А ты не видишь, краснощёкий ты нахал, что вот прямо перед тобой стоит женщина с ребёнком на руках? Видишь?
— Конечно, вижу, — охотно подтвердил Вовик, удобнее устраиваясь на сиденье, и вежливо повторил: — Вижу, вижу, не слепой ведь. — И он спокойненько продолжал сидеть, потому что ответил, по его мнению, на вопрос старичка исчерпывающе.
А старичок вдруг ка-а-а-ак скомандует:
— Вста-а-а-ать!
Да так он скомандовал, что Вовика будто какая-то сила с места подбросила. Он вскочил, вытянулся по стойке «смирно», не понимая, чего от него хочет старичок. И только когда тот любезно предложил женщине с ребёнком сесть на освободившееся место, Вовик и вспомнил: вроде бы кому-то надо уступать место во всех видах городского транспорта.
Едва трамвай остановился и открылись двери, около которых стоял раздосадованный и обиженный Вовик, готовый немедленно выскочить из вагона, как именно в эти двери вошёл длинный-предлинный дяденька и громогласно объявил:
— Граждане пассажиры и гражданки пассажирки, быстренько приготовим билетики для проверочки!
«Так, так… глухонемого из меня уже не получится, — суматошно соображал Вовик, и краснощёкость его ещё более усилилась, но не от стыда, а от умственного напряжения. — Надо, надо придумать что-нибудь…» И он с озабоченнейшим видом начал предельно неспешно и вполне солидно шарить по карманам, вздыхал громко и озабоченно, тяжко пыхтел, как во время тяжелой, вредной для здоровья работы.
Контролёр, длинный-предлинный дяденька, наблюдал за ним подозрительным и пронзительным взглядом, и было совершенно ясно: ещё ни одному безбилетнику обмануть его не удавалось. Он прямо-таки саркастически улыбнулся и откровенно язвительным голосом сказал:
— Штрафик в три рублика придётся платить во избежание более крупных и значительно неприятных последствий.
— Обокрали меня! — радостно крикнул Вовик и сделал ужасное выражение лица. — Мама мне рублик на мороженое дала, а я…
— А я рублик проел на мороженом и решил по старой привычке зайчиком прокатиться, — серьёзно добавил контролёр.
— В милицию таких срочно забирать надо! — крикнула с задней площадки старушка, на руках которой таращила большие чёрные наизлейшие глаза малюсенькая белая собаченция.
Собаченция пронзительно и злобно тявкнула семь раз.
— Долго ещё думать будем, гражданин зайчик? Или пойдем актик составлять на предметик оштрафования?
Вот тут-то Вовик струсил по-настоящему, но что конкретно делать, сообразить не мог, забыл, что профессор он и академик, и неожиданно для себя заныл:
— Не буду больше! Не буду-у-у-у…
— Есть предложение, — вдруг сказал лысенький старичок. — Денег у данного зайца всё равно нет. Совести, видимо, тоже. Позвольте, я заплачу за него штраф; заберу дармоезда с собой, проведу с ним серьёзную разъяснительную беседу, объясню ему суть его государственного преступления и дам абонемент на обратный путь.
Старушка с задней площадки хотела что-то крикнуть, но малюсенькая белая собаченция с большими чёрными наизлейшими, глазами опередила её и злобно тявкнула девять раз.
— Хорошо, хорошо, будем считать, что очень хорошо! — грозно согласился контролёр. — На сей раз данного зайчика прощаю. Но если он ещё хоть разик попадётся, будет отвечать перед обществом как государственный преступник.
Он отказался брать штраф у старичка, и тот с Вовиком вышел из вагона на следующей остановке.
Старичок шагал впереди, не оглядываясь, словно абсолютно уверенный, что Вовик будет топать за ним хоть целый день. А он, конечно, нет-нет да подумывал мельком: чего же, собственно, мешает ему дать стрекача? Не побежит ведь старичок за ним! Но что-то довольно крепко удерживало Вовика, чему он и сам удивлялся.
Удивляться-то он удивлялся, но шёл и шёл, невольно приглядываясь к старичку.
Вроде бы старичок как старичок, ничего особенного. Немало таких по улицам ходит. Но почему-то решил за Вовика штраф заплатить да ещё абонемент на обратную дорогу обещал… Зато и разъяснительную беседу придётся выдержать… Да ещё и припомнить может, что контролёр его государственным преступником обозвал… Прямо чудеса какие-то!
Чудеса не чудеса, но — подозрительно. Вовик даже ненадолго остановился, продолжая внимательно разглядывать старичка. Нет, нет, вроде бы ничего, ровным счётом ничего особенного в нём не было.
Нет, нет, вроде бы что-то всё-таки было…
Было в нём всё-таки что-то!
Но — что?
Чего в нём было особенного?
А то в нём было особенное, что шёл он каким-то необычным шагом и держался как-то необычайно прямо.
И что бы это означало?
Вовик догнал старичка и спросил:
— Вы кто такой, дедушка?
Старичок остановился, внимательно оглядел Вовика, тоже спросил:
— А чем, собственно, вызван твой вопрос?
— Просто интересно. Должен ведь я знать, с кем иду.
— Может быть, тебя заинтересует и то, куда мы идём? И тем более, — зачем мы идём?
— Куда идти — мне всё равно. И зачем идти — тоже всё равно. Делать-то мне нечего.
— О, это оч-чень плохо, — с неприязнью и даже с долей брезгливости воскликнул старичок. — Как это оч-чень отвратительно, когда молодому человеку нечего делать! Это и отвратительно, и возмутительно! Уму непостижимо!
— Многие ничего не делают, — недоуменно проговорил Вовик. — Тем более, сейчас каникулы.
— Многие ничего не делают?! — старичок долго и прерывисто дышал, чуть ли не задыхался от гнева. — К твоему сведению, люди в основном трудятся! И лишь ничтожнейшее количество, ку-чеч-ка, занимается тунеядством! Пре-зи-ра-ю таких, жалею и ненавижу! И каникулы, было бы тебе известно, существуют вовсе не для того, чтобы развивать в себе лень!
И старичок снова двинулся вперёд, по-прежнему не оглядываясь, снова точно уверенный, что Вовик будет идти за ним следом хоть целый день.
«Смешной старичок! — весело подумал он. — Ничего в каникулах не понимает! Просто, видать, поговорить любит!»
Но через некоторое время он ощутил беспокойство, догнал старичка и опять спросил, теперь уже с заметной тревогой:
— Да кто же вы всё-таки такой, дедушка?
Старичок остановился, медленно обернулся, очень внимательно, с явным недоверием и подозрительностью оглядел Вовика, словно только сейчас впервые увидел его, и ответил:
— Генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович к вашим услугам.
— Ге… ге… гене… генерал?!?! — еле-еле-еле-еле выговорил Вовик. — Да ну?! — вскрикнул он и застыл с широко раскрытым ртом, будто задохнулся.
