Артем Кораблев - Пошищение на двойку
Но при чем тут Костин отец? Как он может быть причастен к исчезновению или похищению Глобуса? Откуда взяли эту чушь те маленькие дуры? Да и вообще, похитили ли Глобуса? Кто прав — не дай Бог Машка Румянцева или все-таки Леха Вербов, который считает, что Глобус просто где-то гуляет?..
Остановившись за голым, скинувшим летнюю листву кустом сирени, Костя пытался найти ответ на хотя бы один из этих вопросов, но чувство тревоги охватывало его все больше.
Костя вышел из прозрачных зарослей и пошел вокруг детсадовского корпуса, приютившего по странной иронии судьбы лицей для одаренных. Завернув за угол, он наткнулся на компанию десяти- и одиннадцатиклассников, полутайно смоливших тут свои сигареты.
Они тоже заметили его, обернулись, Глеб даже приветливо помахал рукой. Остальные смотрели на Костю внимательно, молча, пристально.
Старших, особенно одиннадцатиклассников, все лицеисты знали по именам. Их уважали. Ими гордились. Про них рассказывали легенды и почитали за честь провести хоть какое-то время в их компании.
— Эй, новенький! Костров! — окликнул его кто-то из них, видимо, с трудом припомнив Костину фамилию.
Костя остановился и обернулся.
— Поди сюда, — позвал его Юрка Ребров. — Ну иди, не бойся.
— Да я и не боюсь, — Костя подошел к старшеклассникам. Бояться действительно было нечего, ничего похожего на дедовщину в лицее не наблюдалось. Скорее, наоборот, все лицеисты чувствовали опеку старших товарищей. Ребята были не злые, хорошие.
— Слышь, Костров, как тебя звать? — задал вопрос Тима Зайцев.
— Костя.
— Чего там у вас в классе с Дикобразом случилось?
— С Кактусом? — переспросил для чего-то Костя, хотя прекрасно знал, что многие зовут Митю Ежова Дикобразом.
— Ну, с Кактусом, — согласился Зайцев.
— Это для вас он Кактус, а для нас Дикобраз, — пояснил Ребров и засмеялся.
— Не знаю. Пропал. В школу не ходит, — ответил Костя.
— А с твоим отцом, Виктором Викторовичем, он что, ругался? — опять спросил Зайцев.
Костя пожал плечами. На самом деле ругался. Но, на взгляд Кости, не больше чем с другими. Кактус — он и есть Кактус.
— Ну, так ругался? — повторил Зайцев.
— Ругался, но как со всеми.
— А я слышал, Кактус убить грозился Виктора Викторовича, — вмешался Егор.
— Как убить? — не понял Костя.
— А что, скажешь нет? — спросил Егор. — Мне рассказывали.
— Да он один раз только. Фигню сказал какую-то. Никто ему не поверил…
Костя понял, о чем его спрашивали старшеклассники. Про тот случай, который произошел на прошлой неделе, когда отец поставил Глобусу «два» за невыполненное домашнее задание. Тогда Митька развалился на стуле, стал насвистывать, непрерывно бросал реплики, задевающие всех, даже ногу на стол пробовал положить, но ему так неудобно было сидеть. Отец, конечно, сделал ему замечание. А когда Глобус стал отбрехиваться, разозлился и сказал, что сейчас отведет его к директору. А Глобусу только и нужно было разозлить отца, он тогда и еще подбавил. «А вы знаете, Виктор Викторович, — сказал он, — что мой папа может вас убить?» В классе наступила тогда мертвая тишина. Только отец вдруг заулыбался и ответил: «С чем я тебя и поздравляю». С чем — это понял один Глобус, потому что совсем разозлился. И ничего не ответил. Весь подобрался, лицо его стало совсем серым, он сел сгорбившись и весь остаток урока демонстративно молчал и смотрел в окно.
— Значит, все-таки что-то было? — настаивал Егор.
— Ну, ерунда это, — промямлил Костя и добавил: — Глобус есть Глобус.
— Какой Глобус? — удивился за всех Тима Зайцев.
— А это я его так называю. Бритый Кактус — лысый Глобус.
Старшеклассники засмеялись. А Юрка аж заикал от удовольствия.
— Ладно, иди, — отпустил Костю Егор.
— Мы Виктора Викторовича в обиду не дадим! — уже Косте в спину крикнул Тима Зайцев.
Разговор со старшеклассниками только подхлестнул то волнение, которое он так старательно в себе давил, стоя в сиреневых кустах. Раз уж старшеклассники расспрашивают его об отце, значит, дело действительно серьезное, подумал он.
Костя зачем-то снова зашел в лицей и отправился в кабинет информатики, надеясь отыскать отца хотя бы там. Но его не было ни в кабинете, ни в учительской, ни в коридорах. К директору Костя идти постеснялся. Наконец он наткнулся на Анну Петровну.
— Костя, — остановила его она, — ты что тут один слоняешься? У тебя ведь уроки давно кончились.
— Вы отца моего не видали? — вместо ответа спросил Костя.
— А он уже домой пошел, — ответила Анна Петровна, одной фразой рассеяв больше половины Костиного беспокойства. — И ты иди, не волнуйся, дома он, дома.
Костя поскорее побежал домой.
Заскочив в подъезд родного дома и нажав кнопку вызова лифта, Костя, как всегда, проверил почтовый ящик. Ну, конечно: «Экстра-М» и гора рекламных бумажек, больше ничего. А это что такое?
Из кипы рекламных объявлений выскользнул длинный отрезок самого обычного листа печатной бумаги для компьютера. На нем крупными, жирными черными буквами, похоже, что на лазерном принтере, было напечатано: «YOU ARE DEAD!»
«Чья-то шуточка», — подумал Костя, скомкал бумажку вместе с рекламными воззваниями и уложил макулатуру сверху почтового ящика, оставив себе только газету с телепрограммой. Как раз подоспел лифт.
Еще только подойдя к двери квартиры, Костя услышал голоса родителей.
Они звучали нервно, взволнованно. Сквозь обитую ватином и кожзаменителем дверную перегородку трудно было разобрать слова, но Костя понял — разговор был напряженным.
Костя повернул ключ в английском замке. Дверь легко и беззвучно отворилась.
— Ну почему? Почему только тебя? — отчетливо расслышал он фразу, сказанную мамой.
— А почему ты думаешь, что только меня? — отозвался отец.
— Ну как же, ведь никого больше не допрашивали, а тебя допросили.
— Да это был не допрос.
— А что же тогда?
Костя понял, что родители не слышали, как он вошел.
— Меня просто попросили ответить на некоторые вопросы, связанные с исчезновением мальчика, — раздраженно ответил отец.
— Ну ты-то тут при чем? Почему других не попросили ответить?
— Откуда я знаю. Анну Петровну тоже расспрашивали.
— Анну Петровну понятно, она завуч. Но вот почему учительницу биологии не спросили, химика не спросили, а спросили только тебя?
— Тьфу, черт! — взорвался папа, — Да откуда я знаю?! Откуда я знаю, что эти менты себе думают? Я же не могу им в головы влезть. У них свои резоны.
— Резоны, — передразнила мама. — Вечно ты куда-нибудь влезешь. О Боже!.Я уже больше не могу!
На кухне нервно загремела посуда. Так бывало всегда, когда мама психовала. «Бам» — резко громыхнула брошенная ею кастрюля.
— Нет! Я все-таки не пойму! Не пойму, почему только тебя? Ты мне что-то не договариваешь. Давай рассказывай, что случилось?
— Ну, ничего не случилось. Ни-че-го.
— Как же ничего? Тебя допрашивают, а ты говоришь: «Ничего». Ну-ка, посмотри мне в глаза.
— Тьфу, черт. Да ничего не было. Ну все из-за ерунды, — начал сдаваться папа.
— Из-за какой ерунды? — еще больше напряглась мама.
— Ну, поставил я этому Кактусу «два».
— Какому кактусу?
— Да парня этого пропавшего так в школе кличут.
— Ну?
— Ну и… Да ерунда… Выхожу я из школы, а он стоит, меня поджидает. Встал в позу, палец в мою сторону выставил и говорит с таким вызовом, как в кино: «You are dead!» Я сразу-то и не понял, спрашиваю: «Чего, Митя?» А он уже по-русски: «Вы покойник, Виктор Викторович! Вы покойник!» Я покрутил пальцем у виска, мол, чокнулся ты, братец, и дальше пошел. И все бы окончилось. Да, как назло, это Петровна увидала. Ну завучиха наша. Выскочила откуда-то из-за угла, на этого дурака налетела и давай костить.
— И правильно, — перебила мама,
— А еще эта дура, — оставил без внимания мамину реплику папа, — из лучших чувств, конечно, рассказала об этом случае милиции, когда они утром у нас объявились. Ну и меня тоже потащили. Все выпытывали, за что он мне угрожал. Будто есть в этом какой-то там смысл.
— Правильно выпытывали.
— Да ну, ерунда! Паренек нервный, самолюбивый. Неужто на такую фигню стоит обращать внимание.
— Ох! — немного облегченно вздохнула мама. — Теперь все становится понятно. Ну что ты мне все сразу не рассказал?
— Не хотел, чтобы ты зря волновалась.
— Спасибо тебе. А я, значит, не волновалась?
— Ну, дурак, — виновато прогудел папа.
— Дурак, — согласилась мама.
— Как есть дурак, ваше благородие! — попробовал все шутить папа.
— Ох, сиди уж.
Мама опять загремела кастрюлями, но уже не так нервно и пронзительно.
— Где же Костя? — все же обеспокоенно произнесла она.
