Антон Иванов - Загадка театральной премьеры
Тут Дуська Смирнова воскликнула:
— А кто видел новый фильм «Ромео и Джульетта»? Там Леонардо ди Каприо такой лапочка!
— Дурак твой Леонардо ди Каприо! — отрезала Школьникова. — И фильм совершенно левый. Надо же, испохабить такую любовь!
— Много ты понимаешь в любви, — не осталась в долгу Смирнова.
— Уж как-нибудь не меньше других, — повела мощными плечами Школьникова.
— Кажется, назревают серьезные боевые действия, — шепнула Катя на ухо Тане.
Светловолосая девочка молча кивнула.
— Леонардо ди Каприо обсудите на перемене, — крайне вовремя вмешался классный руководитель. — А сейчас речь о другом. Борис Олегович просил меня сегодня вечером сообщить, сколько человек реально пойдет на спектакль. Так что вам надо до конца уроков определиться.
— Ах, Андрей Станиславович, — состроила ему глазки Школьникова. — Мы уже определились. Все пойдем.
— Я не пойду, — тут же сказал Вадик Богданов. — Решай, Школьникова, за себя, а не за других.
— Я тоже пас, — немедленно подхватил Вовка Бочкарев, которого в десятом «Б» чаще всего именовали «богдановской шестеркой».
Дуська, взглянув на Богданова, тяжело вздохнула и с явной неохотою произнесла:
— И я не пойду. Чего я там, в этом авангарде, забыла.
— Смотри своего ди Каприо с пулеметами и базуками, — процедила сквозь зубы Школьникова.
— Без тебя разберусь, что смотреть, — огрызнулась Дуська.
— Теперь начнем урок, — торопливо проговорил Андрей Станиславович.
Школьникова, сидевшая за первой партой, раскрыла конспект, одновременно стараясь, чтобы от взора любимого учителя не укрылся ее новый костюм из розовой кожи, приобретенный в бутике «Гуччи».
— Сядь нормально, Школьникова, — сказал Андрей Станиславович. — Иначе у тебя будет искривление позвоночника.
И он принялся диктовать новую тему.
Все последующие перемены Олег тщетно пытался довести до конца начатый утром разговор с Пашковым. Отделаться от друзей не удавалось. Во всяком случае настолько, чтобы не вызвать их подозрений. Лешка же, в свою очередь, категорически не желал ставить в известность никого, кроме Олега, по поводу странного происшествия, случившегося позавчера. Он боялся, как бы его не подняли на смех.
Однако Лешка сейчас, похоже, мало кого интересовал. И Компания с Большой Спасской, и остальной десятый «Б» бурно интересовались предстоящим походом в театр. Особенно этот вопрос волновал Школьникову. Ей приспичило выяснить, каким образом Беляев-старший «затесался в такую крутую тусовку»?
— Да просто эти Прошечкины — старые друзья предков, — безо всякого почтения к деятелям авангардного концептуального театра проговорил Олег. — Кстати, еще большой вопрос, как вам это понравится, — выразительно глянул он на друзей.
— Обязательно понравится, — воскликнула Школьникова. — В этом театре такая крутая публика! И цена на билеты в партер до ста баксов доходит.
— Ну и дерут! — мрачно изрек экономный Темыч.
— Молчи, микроспора, — никогда не воспринимала его всерьез Школьникова. — Раз платят, значит, стоит того. Закон рынка.
— Может, конечно, и закон, — пожал плечами Олег. — Но прошлый спектакль Прошечкиных ста долларов за билет явно не стоил. Правда, мы с предками ходили по приглашениям. Но отец и за бесплатно заснул.
— Именно потому и заснул, что бесплатно, — сказала Школьникова. — А вот если бы выложил за всех вас триста баксов, то и сам бы не спал и вам бы не позволил.
— Кто же спит за свои кровные триста баксов, — на сей раз согласился с ней Темыч.
— Нет, — покачал головой Олег, — мой предок и за триста баксов на этом спектакле заснул бы. Там актеры всю дорогу в аквариуме плавали, а другие, снаружи, за них текст произносили. В общем, жуткая чушь.
— Ну, «Ромео и Джульетту» они, положим, так не испортят, — сказала Катя. — Шекспир есть Шекспир.
— Не зарекайся, — ответил Олег. — Генрих Прошечкин способен на все. К тому же я не уверен, что там будет именно «Ромео и Джульетта».
— Слова названия, во всяком случае, оттуда, — заметил Темыч.
— Не совсем, — заспорила Катя. — В «Ромео и Джульетте» слово «повесть» в единственном числе. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!» — с драматическим пафосом продекламировала она. — А у Прошечкиных спектакль почему-то называется «Нет повестей печальнее на свете». А это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».
— Действительно, настораживает, — тихо проговорила Таня. — Неужели они снова в аквариуме будут плавать?
— Сомневаюсь, — отозвался Олег. — При всем занудстве, Генрих Прошечкин любит оригинальные решения и никогда не повторяется. Кстати, — вспомнилось мальчику, — мать про этот спектакль что-то нам с отцом говорила. Ну, да. Вроде там действительно будут Ромео и Джульетта. Только в очень современной трактовке.
— Ну, твой предок гигант! — восхитилась Школьникова. — Чтобы на такую крутую премьеру обеспечить места для всего нашего класса, да еще на полную халяву… Это надо уметь.
— Если моему предку что-нибудь придет в голову, то он своего добьется, — заверил Олег.
— Отлично! — воскликнула Женька. — Наверное, весело будет.
— Я бы на твоем месте не загадывал, — был куда осторожней Олег.
В конце учебного дня выяснилось, что практически вся группировка Богданова решила культурное мероприятие проигнорировать. Другая половина класса, включая Компанию с Большой Спасской, пожелала ознакомиться с концептуальным авангардом. Сообщив об этом Андрею Станиславовичу, ребята покинули школу.
Пашков, объяснив остальным, что ему нужна какая-то книга для реферата по истории, увязался за Олегом, у которого якобы эта книга была.
— Фу-у, — выдохнул Лешка уже в лифте. — Я думал, нам с тобой уже никогда поговорить не удастся.
— Лучше не причитай, а рассказывай, — ответил Олег.
— Ну, во-первых, братан тут же полез в магнитофон и заметил чистую кассету, — откликнулся Лешка.
— Это еще не аргумент, — покачал головой Олег.
— Так Сашок ведь не просто заметил, — продолжал Лешка. — Он меня весь остаток вечера изводил вопросами: «Зачем тебе чистая кассета? Что собирался записывать?» Ну, и все в таком же роде.
— Это уже интересней, — оживился Олег.
— А я о чем, — снова заговорил Лешка. — Чего моему братану из-за какой-то чистой ленты волноваться? Обычно его подобные мелочи не интересуют.
Тут лифт прибыл на этаж Олега. Ребята прошли в квартиру, выдержав бурное приветствие Вульфа, разделись и пошли прямиком на кухню.
— Дай бутербродик, — попросил Пашков.
— Ну, ты прямо как Женька, — засмеялся Олег.
— Ничего подобного, — возразил Пашков. — Стал бы у тебя Женька спрашивать. Он бы сам в холодильник полез.
— Можешь тоже слазить. Сделаешь сам себе бутерброд, — разрешил хозяин квартиры. — А я пока покормлю вот этого троглодита, — посмотрел он на Вульфа.
Вскоре все трое уже жевали.
— А потом Сашок, — чавкая, проговорил Пашков, — чего-то сделал у меня под кроватью.
— Не понял, — с удивлением воззрился на друга Олег.
— Вот и я тоже не понял, — многозначительно изрек Лешка. — Я на пять минут вышел из комнаты. Возвращаюсь, а братан копается у меня под кроватью. Я спрашиваю: «Чего ты там забыл?» А Сашок говорит: «У меня туда монетка закатилась». Ну, я хотел помочь ему. А он говорит: «Не надо. Монетка все равно паршивая. Убираться будем, тогда найду».
— Ну и что тут подозрительного? — пожал плечами Олег.
— Да ведь у Сашка коллекция монеток, — откликнулся Лешка. — Только он в тот вечер не доставал ее. Вот я и думаю: с чего бы монетке под кровать закатиться?
— Ну, может, он какую-нибудь новую монетку достал и принес в кармане, — предположил Олег.
— Если бы Сашок принес новую и она у него закатилась, то он бы всю комнату перевернул вверх дном, — уверенно произнес Лешка. — Он над своей коллекцией так дрожит…
— Понятно, — перебил Олег. — Зачем же он тогда под кровать к тебе лазил?
— Мне тоже это интересно, — сказал Лешка. — Я потом все под кроватью ползал. Пыли там было полно. Но ни монетки, ни чего-то другого не оказалось.
— А что, кроме монетки, ты там найти рассчитывал? — поинтересовался Олег.
— Ну, например, какой-нибудь агрегат, — предположил Лешка. — Ведь если это происки моего братана, то откуда пение должно было раздаваться. И под кровать Сашок просто так не полезет. Но там, повторяю, совсем ничего не было.
— Может, Сашок успел свое устройство изъять, пока ты из комнаты выходил? — возникло новое предположение у Олега.
— Вообще-то братан у меня такой, он может, — с уважением произнес Лешка. — Все-таки моя школа. Но я после, когда Сашок в душе плескался, учинил у него тотальный обыск.
