Моя безупречная жизнь - Вун Ивонн

– Как я могла поверить, что ты действительно с ней встречаешься!

– Она иногда бывает очень забавной, – заметил Джеймс.

– Здорово, – сказала я, выжимая лимон в стакан минералки. – Рада за тебя.

– А как твое свидание? – поинтересовался Джеймс.

– Прекрасно, – ответила я, – все хорошо.

– Неоновые цвета, – сказал он, глядя на стакан с лимонадом. – Оранжевая машина?

– Сегодня красная.

– Спектр его интересов безграничен.

И мы разошлись – каждый к своей паре. Тут Сесиль встала.

– Пришло время ежемесячных откровений, – объявила она и передала гостям блюдо с карандашами и маленькими бумажными прямоугольничками, которые показались мне дико знакомыми. – Напишите на листочке свой самый ужасный поступок в этом месяце и бросьте его вон в ту миску.

Этого не могло быть! Наша игра!

Я постучала карандашом по обтянутой джинсой коленке. Джеймс, сидя возле Саманты, размышлял, что написать. Ему вообще было чем поделиться? Разве этот человек мог сделать что-то неправильное? Люс на диванчике уже закончила писать и нашептывала что-то Логану. Он казался расстроенным? Взволнованным? Я сильно сомневалась, что он признался в своем самом плохом поступке этого месяца. Да и Люс вряд ли написала правду. И хотя я до сих пор не понимала, в чем она так сильно провинилась, что Три устроил за ней слежку, наверняка на то была серьезная причина.

К тому времени, когда я наконец бросила свою бумажку, миска заполнилась доверху.

– Готова к очередной приторной лжи? – шепнул мне Пит.

– Что ты имеешь в виду?

– Это когда ты прикрываешь большую ужасную правду маленькой сладкой ложью. Например, на интервью тебя просят рассказать о своих слабых сторонах. И ты, конечно же, не можешь признаться в своих реальных недостатках, потому что тогда тебя не возьмут на работу, поэтому несешь всякую чушь типа: «Я слишком старательная» или «Я неисправимая перфекционистка».

Сесиль взяла миску и руками перемешала записки.

– Напитки готовы, – сообщила она. – Правила все знают.

– Игра на выпивание, – снова зашептал Пит, пока Сесиль выбирала листок. – Она зачитывает признание вслух, и ты, если когда-нибудь делал что-то подобное, пьешь.

А правила-то, оказывается, поменялись с тех пор, как я играла в последний раз. Хорошо, что я написала какую-то ерунду.

Все замерли в ожидании, и Сесиль прочитала первую записку:

– «Мне удалось стащить у родителей несколько бутылок дорогого вина, а когда они обнаружили пропажу и начали меня расспрашивать, пришлось свалить все на уборщицу…» Ой, я не раз таскала у родителей алкоголь. Но никогда не обвиняла в этом прислугу… Это уж как-то слишком.

Сесиль оглядела комнату, пытаясь угадать автора, и на лице Джеймса промелькнуло отвращение.

– Если бы мы играли на деньги, я поставил бы на Рут, – зашептал Пит.

– Не думаю, – ответила я. – Во-первых, ее родители даже не заметили бы пропажи, а если бы вдруг и обнаружили, им по барабану. А во-вторых, Рут, конечно, жестокая, но не до такой степени. Я бы поставила на Мэриан.

Пит был сражен наповал и уставился на меня с таким изумлением, что я тут же пожалела о сказанном.

– Ну как? – спросила Сесиль. – Пейте, если таскали алкоголь у родителей или пытались свалить вину на прислугу. – Она наклонила стакан и сделала глоток.

Почти все гости последовали ее примеру.

Сесиль смяла прочитанный листок и швырнула в нашу сторону. Кит поймал его на лету, и это, видимо, означало, что теперь его очередь тянуть. Он вытащил бумажку из миски, прочитал и ухмыльнулся:

– Думаю, мы все догадаемся, чья это записка. «Я продавал рецептурные лекарства в школе. Когда меня поймали за этим занятием, я выторговал себе более мягкое наказание, но теперь должен заложить своих друзей. Потом я брал взятки у одноклассников за то, чтобы их имена больше не значились в черном списке. Еще я позволил своей собаке нагадить на соседскую лужайку и не убрал за ней, позаимствовал айпад у сестры и случайно разбил экран».

Все сразу оживились и повернулись к Питу.

– Что, никто больше такого не творил? – хмыкнул он. – Серьезно? Ни с кем не случалось? Ну, будьте здоровы.

Возможно, кто-нибудь и признался бы, упомяни Пит имена из списка, но он не стал этого делать, да и всем было, в общем-то, все равно.

Игра разгоралась, вечеринка становилась веселее, напитки лились в стаканы. Кто-то сделал музыку громче. Все по очереди рылись в миске и зачитывали признания, но их уже почти никто не слушал. Мятые бумажки валялись по всему полу.

Я болтала с Питом и, наверное, получала бы от этого удовольствие, если бы не отвлекалась поминутно на Люс и Логана, которые тихо ссорились между собой, чтобы не привлекать чужого внимания. Из-за чего они препирались? Почему Логан то и дело поглядывал на часы?

– Ну так что мне выбрать? – спросил Пит, прерывая мои мысли. Он решал, где лучше отработать дополнительные часы общественных работ – в детском обучающем центре или в буфетной. – По-моему, я могу подать хороший пример детям.

Я буквально на минуту оторвала взгляд от Люс и Логана:

– Да, это правда.

Когда я оглянулась снова, их уже и след простыл.

– Я сейчас, – сказала я. – Мне нужно зайти в туалет.

Не знаю, почему пошла их искать, – наверное, внутреннее чутье подтолкнуло. Я пробилась через толпу в коридор – единственное место, где они могли скрыться так быстро и незаметно, но там никого было. Я пошла по нему, заглядывая в приоткрытые двери, но комнаты тоже пустовали.

Коридор привел меня на застекленную террасу, через которую можно было выйти из дома. Может, они поссорились и ушли с вечеринки? Или помирились и поднялись наверх?

Я уже хотела вернуться в дом, но тут заметила за окнами бассейн. Он был окружен белыми шезлонгами и подсвечен снизу, и вода поблескивала в лунном свете. Когда я плавала здесь последний раз, за мной приехали – из-за случившегося с папой. Я помнила, как раскаленный солнцем пол обжигал мои ступни, когда я шла за домработницей на кухню, где меня уже ждала мамина ассистентка Клаудия.

Я отодвинула стеклянную дверь и вышла наружу. Воздух был теплый не по сезону, и я скинула туфли и направилась к воде. Неожиданно кто-то кашлянул за моей спиной.

Я резко обернулась.

– Извини, – произнес голос. – Не хотел тебя напугать.

В шезлонге сидел Логан, уронив лицо в ладони.

Я сразу взяла себя в руки.

– Не ожидала, что здесь кто-то есть.

Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я разглядела, что все в нем сквозило отчаянием. Логан постукивал ногой, безостановочно двигал руками. Его взгляд казался пустым, словно он вдруг скинул маску, которую носил много лет, и теперь уже не знал, каким же оно должно быть – его лицо, открытое миру.

Я понимала, что нет причин жалеть Логана, но охвативший его ужас был мне хорошо знаком, поэтому я прониклась к нему своего рода сочувствием.

– Ты в порядке? – спросила я.

Думала, сейчас Логан наденет маску обратно и улыбнется, но он не стал этого делать.

– Не совсем.

Я молчала в надежде, что он продолжит.

– Ты когда-нибудь чувствовала, что все угробила? – спросил Логан.

– Да.

– Нет, в смысле по-настоящему. Так, что уже ничего не исправить.

– Конечно. А почему я, по-твоему, стала решать чужие проблемы?

Он поднял на меня вопросительный взгляд.

– Иногда люди выбирают профессию, приближенную к тому делу, которое им не дается. Например, писатель становится писателем не потому, что хочет что-то поведать миру, а потому, что не знает, что сказать, и всю жизнь пытается сформулировать это. Я решаю чужие проблемы, потому что хочу решить свою, но не знаю как. Может быть, в конце концов мне все-таки удастся это сделать.

Видимо, я правильно выбрала тему, потому что Логан слушал очень внимательно.

– Что? – спросила я. – Что ты сделал такого, что уже не исправить?

Я понимала, что он не скажет, но все равно было интересно услышать его ответ.