Ежи Брошкевич - Тайна заброшенной часовни
Магистр низко опустил голову.
— Простите, — голосом совершенно раздавленного человека произнес он, — но эта скульптура очень много для меня значила. Простите.
Толстый пожал плечами, но ничего больше не сказал. И дверь за собой закрыл очень осторожно — отчаяние магистра тронуло даже его.
А магистр решил скрыть свое горе от чужих глаз. И, согнувшись в три погибели, стал протискиваться в палатку, что при его росте было делом нелегким.
Но тут проявил инициативу Пацулка. Дернув магистра за полу плаща, он протянул руку в направлении часовни.
Магистр не понял.
— В чем дело, дитя мое? — спросил он, вытирая мокрое (возможно, не только от дождя) лицо.
Но Пацулкина физиономия выражала явное нежелание что-либо объяснять. Он и так слишком много говорил в тот день. К счастью, в отличие от магистра, остальные его поняли.
— Ах, пан магистр! — воскликнула Ика. — Вы же собирались починить стену в часовне!
— Мы уже инструменты приготовили… — сказала Катажина.
— Давай быстрее, — шепнул Влодеку Брошек. — Только это может вернуть ему душевное равновесие.
— Sure, — пробормотал Влодек. И крикнул магистру: — Бегу за ящиком!
Магистр колебался. У него было очень тяжело на душе и не хотелось жить на свете. Но девочки просто-напросто взяли его в плен. Вцепившись одна в правый, другая в левый рукав, они потащили магистра к часовне. И он сдался. Он даже подумал, что, пожалуй, лучше заняться делом, чем в одиночестве предаваться отчаянию.
— Не удивляйтесь моему странному поведению, друзья, — сказал он, когда они вошли в часовню, и ребята принялись раскладывать на полу инструменты. (В ящике с инструментами — поскольку он принадлежал великому Альберту — можно было найти практически все, от примитивного молотка до инженерного циркуля и логарифмической линейки.) — Не удивляйтесь, — продолжал магистр, — дело в том, что украденная скульптура… ммм… принадлежала мне…
Все, конечно, принялись всячески выказывать удивление, издавать недоуменные восклицания и засыпали магистра вопросами. Один Пацулка, сберегая силы, сохранял невозмутимое спокойствие и дожевывал остатки бобов.
— Да, да, — пустился в объяснения магистр. — Вы удивлены, хотя на самом деле ничего удивительного тут нет. Я уже упоминал о циничных преступниках, которые охотятся за ценными произведениями искусства и грабят старые костелы, кладбища и часовни. Так вот: из газет я узнал, что в Черном Камне сделано интересное открытие, и приехал сюда охранять часовню, не надеясь на расторопность официальных лиц. Увы! — печально вздохнул он. — Злоумышленники меня опередили. Часовня была обворована до моего приезда.
— Как это? — удивились ребята. На этот раз искренне.
— А вот как, — с грустью сказал магистр. — Прибыв на место, я не обнаружил никаких бесценных творений — в часовне были всего лишь две ничего не стоящие фигурки неизвестного происхождения. Видимо, преступники подбросили их, чтобы замести следы.
Из угла, где сидел Пацулка, донеслось сердитое фырканье.
— Ты что-то сказал, дорогой? — со сладкой улыбочкой осведомилась Ика.
Пацулка ответил что-то невразумительное, но явно не слишком вежливое, однако магистр не обратил внимания на этот незначительный эпизод.
— И тогда я вспомнил, — продолжал он, — что преступники обычно возвращаются на место преступления — проверить, не упустили ли они чего. Так, по крайней мере, утверждают авторы детективных романов. И я решил убрать эти фигурки…
— Те самые, ничего не стоящие? — невинно спросила Ика, покосившись на Пацулку.
Магистр тоже поглядел в ту сторону и изумился.
— Что с этим ребенком? — спросил он.
А дело было в том, что Пацулка в ответ на Икину реплику высунул язык до самого подбородка; взгляд магистра застал его врасплох, и он не успел спрятать язык обратно. И застыл, глупо хлопая глазами.
— Пустяки, не обращайте внимания. Этот ребенок — страшный болтун, и у него часто устает язык. А это такая специальная гимнастика, — любезно объяснила Ика.
Разъяренный Пацулка спрятал язык и со стуком сдвинул челюсти.
— Странно, — пробормотал магистр. И, подбирая нужные инструменты, закончил свой рассказ: — Итак, я снял фигурки с постаментов и взамен поставил самую ценную скульптуру из своей коллекции — я еще во время первой мировой войны спас ее от пожара и с тех пор практически никогда с нею не расставался. Вместе с остальной коллекцией я ее завещал краковскому Национальному музею. Вам следует знать, что она принадлежит к числу уникальнейших музейных экспонатов Европы. Она вышла из мастерской самого Вита Ствоша и в пересчете на деньги стоит как минимум сто тысяч злотых.
Тут всеобщее изумление достигло наивысшей точки, и, вероятно, поэтому никто не произнес ни слова. Кроме Пацулки — он был так потрясен, что заговорил.
— Рискованно! — сказал Пацулка.
— Да, — согласился магистр, и голос у него опять подозрительно задрожал. — Риск был и вправду велик. И не в деньгах тут дело… Но я не сомневался, что смогу уберечь свое сокровище. Я приготовил для преступников западню…
— Выслеживаете преступников? Может, вы сыщик? — почти весело спросила Ика.
— Нет, нет! Ничего подобного, — вздохнул магистр. — Я всего лишь ученый и собиратель произведений народного искусства. Но в нашем районе месяц назад был ограблен музей религиозной скульптуры. А я — куратор этого музея. И тогда я себе поклялся, что отыщу грабителей. Потому и приехал сюда, приготовил ловушку и…
У магистра опять оборвался голос. Он только махнул рукой и уже хотел было приняться за работу, как вдруг в голове у него мелькнула какая-то смутная догадка.
— Погодите! — сказал он. — Погодите! Ведь тогда… именно тогда, когда был ограблен наш музей, я видел неподалеку человека, который мне недавно встретился. Совсем недавно… уже здесь… в Черном Камне!
— Уж не Толстый ли это случайно? — тихо спросила Альберт.
Магистр так и подскочил.
— Да! — крикнул он. — Он самый! Кажется, он! Только выглядел он не так… ну конечно, совсем по-другому… И тем не менее это был он! Что делать? — спросил магистр у самого себя. — Что делать? Что теперь делать? — обратился он к ребятам.
Четыре головы на мгновение сблизились. Магистр этого не заметил, но Ика, Брошек, Альберт и Влодек успели молниеносно обменяться несколькими фразами. Затем Брошек шепотом спросил о чем-то Пацулку. А Пацулка (почему-то иронически усмехнувшись) кивнул. Иначе говоря, согласился с планом друзей.
Ика подошла к магистру и взяла его под руку.
— Пан магистр, — твердо сказала она. — Только без паники. Толстый еще не удрал и, похоже, не собирается удирать. Капрал Стасюрек проверил у него документы и, стало быть, знает его фамилию и адрес. Беда в том, что мы не уверены в самом капрале Стасюреке.
— Что?! — Магистр был поражен. — Как это может быть?
— Все может быть, — сурово изрекла Альберт.
— Ну, — подтвердил Пацулка.
— Из этого следует, — сказал Брошек, — что первым делом надо все хорошенько обдумать. И только потом сообщать местным властям.
— Мне, например, кажется, — сказала Ика, — что я сегодня видела, как капрал Стасюрек в Соколице разговаривал с Толстым.
— Не может быть, — прошептал магистр.
— Все может быть, — безжалостно напомнила Альберт.
— Нет! — горячо возразил магистр Потомок. — Чтобы представитель закона… Не могу поверить!
— Мне тоже, честно говоря, не хочется верить, — сказала Ика, — что представитель закона вступил в сговор с преступником. Или позволил себя подкупить. Но в детективных романах такое сплошь и рядом случается… Именно поэтому необходимо установить, не столкнулись ли мы с подобным случаем. Тем более, что, как мы решили, все может быть.
Магистр был совершенно ошарашен; в его мозгу вспыхивали страшные подозрения, а душу раздирали противоречивые чувства, и он сам не заметил, как полностью доверился «своим юным друзьям».
— Как же быть? — растерянно повторял он. — Как же теперь быть?
Брошек снисходительно улыбнулся.
— Во-первых, пан магистр, — сказал он, — вы еще кое-что собирались сделать.
— Всякую работу надо доводить до конца, — наставительно сказала Альберт.
— It’s very important. Isn’t it?[11] — добавил Влодек.
— Верно, верно, — без особого энтузиазма согласился магистр.
Но, видно, в нем все-таки затеплилась надежда на благополучный исход. Он оживился, глаза засверкали, уныло сгорбленная спина распрямилась.
— Итак, мои юные друзья, за дело! — почти весело сказал он и принялся за работу.
«Юные друзья», чтобы не мешать магистру, отступили к двери. И, конечно, замолчали. Будто языки проглотили.
В часовне воцарилась тишина, пронизанная нетерпеливым ожиданием.
