Алексей Биргер - Тайна знатных картежников
Ванька на секунду задумался.
— Да, конечно! — твердо сказал он.
— Ну вот! А маленькая комнатка была идеальным местом, чтобы спрятать в ней кого-нибудь или что-нибудь. Наверно, при ней есть маленький чуланчик, нечто вроде подсобки, с неприметной дверцей, которую мы, конечно, обнаружили бы, если бы догадались простукать все стены. Ты сказал, папа, что исследовал практически все уголки дома, и нигде не видел противогазов. Но если они сложены в дальнем углу темного чуланчика, в который ты заглянул мимоходом — ты вполне мог их проглядеть. И это, пожалуй, было единственное место, где ты бы их не заметил.
— А одежда призрака была тех же цветов, что одежда Пижона! торжествующе воскликнул мой брат.
Я кивнул.
— Надо полагать, что да. Теперь сопоставим все вместе. В нашем доме прячется некто. Некто, забывший запереть дверь комнатки и выключить свет, вот ты, Ванька, в неё и попал. Этот некто успевает спрятаться в чуланчике. И решает, что лучший способ избавиться от тебя, чтобы ты убрался — это напугать тебя, явившись тебе в противогазе, отражением в старом зеркале! Но он понимает, что мы, конечно, вернемся, чтобы ещё раз осмотреть комнату поэтому, снова спрятавшись в чуланчике, он не стал выключать свет и запирать дверь. Ведь иначе бы мы убедились, что за дверью кто-то есть, стали бы вертеться возле комнаты и могли бы его разоблачить — что ему совсем было не надо. Пока мы изучали след, оставленный им в пыли, и спорили, есть призрак или нет призрака, он сидел в своем чуланчике, затаясь тише мыши. Что происходит потом? Он был ближе всех к попавшей в дом «дымовухе», поэтому первым учуял её запах. Он надевает противогаз и затаптывает, сколько может, первую «вонючку». При этом мы слышим мощные мерные удары. А может, он и дополнительно колотил чем-нибудь в пол, чтобы привлечь наше внимание. Мы видели, как в воздухе пролетела вторая «вонючка» — и вторую он затоптал точно так же, как и первую. Когда ты, папа, поднялся наверх, основная работа была уже сделана, и для тебя не составило никакого труда завершить начатое «домовым» — и, перекинувшись с ним парой слов, дать ему время спрятаться.
— Все указывает на то, что не только ты, папа, но и мама тоже знала о нашем таинственном госте, которого вы хотели надежно спрятать от всего мира, даже от нас. Ведь что получается? Ты внезапно начинаешь ремонтировать лестницу, убираешь несколько ступенек и запрещаешь нам подниматься наверх якобы заботясь о нашей безопасности. Вы с мамой слишком настойчиво пытались нам внушить, что в нашем доме на самом деле живет домовой — чтобы мы, считая все выходками домового, не вздумали искать других объяснений тем или иным странностям. Для мамы такое яростное поддерживание веры в домового вообще было несколько неестественным. Затем, то, что она взялась готовить «царский котелок», постоянно жалуясь при этом, что даже такого котла нам хватит меньше, чем на неделю. Понятно, она хотела, чтобы мы с Ванькой не удивлялись, когда «котелок» кончится слишком быстро. И к тому же, скрыть присутствие лишнего едока намного легче, когда готовишь огромный котел на несколько дней, чем когда готовишь ежедневно маленькими порциями — ведь тогда бы мы наверняка обратили внимание, что исчезает то, чего мы сами не съедаем!
Кто мог быть этим таинственным гостем? Разумеется, только граф Кутилин! Мы знали, что по единственной известной ему дороге к пристани он не возвращался — и у нас было только твое слово, папа, что он вообще покидал дом! Было два варианта: либо кто-то схватил его на обратном пути, либо он прячется в нашем доме. Вполне понятно, как и о чем ты думал, когда предложил ему «исчезнуть» — а потом втихую покинуть остров, когда он найдет семейный клад. После визита монахов и других странных событий, ты решил, когда Кутилин представился тебе и объяснил, зачем он приехал, что Кутилин где-то «засветился» — или лишнего сболтнул, или как-то ещё себя выдал — и теперь за ним идет охота, чтобы либо вытрясти из него тайну сокровищ либо поймать его после того, как он извлечет «картежные червонцы», и отобрать их! Опасаясь за жизнь Кутилина, вы с мамой решили даже нам ничего не говорить. Я думаю, визит Степанова, который, вроде бы, тоже интересовался подвалами, насторожил тебя ещё больше. Ведь было похоже на то, будто Степанов тоже что-то пронюхал о приехавшем потомке Александра Кутилина «Игрока»! И сегодня ты не ездил ни в какие бобровые колонии. Избавившись от нас, ты побыстрее вернулся домой и вы с Кутилиным спустились в подвалы. Судя по тому, что ты приехал за нами намного раньше назначенного срока, вы благополучно нашли червонцы, и теперь они лежат в дорожной сумке Кутилина! Во время поисков червонцев вы наткнулись на металлическую шкатулку с бумагами. Проглядев эти бумаги, ты понял, что они и сами являются подлинным сокровищем. С ними ты и поехал ко Степанову. Намереваясь внушить ему, что вот это и есть сокровище, за которым все охотились — если до него дошли какие-то слухи о сокровище — и в любом случае выкупить жизнь монахов в обмен на эти бумаги. Ты ведь догадался, что Степанов схватил никого другого, как парочку лже-монахов, и что он может их не пощадить, невзирая на все его уважение к тебе и к твоим просьбам. Я думаю, ты испытал огромное облегчение, когда узнал, что все, кроме Кутилина, охотятся именно за этими документами, а о «картежных червонцах» даже не подозревают. Ведь это значило, что никто не задумается, почему золото превратилось в документы, никто не собирается выслеживать Кутилина и отнимать у него семейное достояние. Никто о существовании Кутилина и ведать не ведает, и это тебе только на руку! Ты великолепно разыграл свои карты с этими автографами Геринга — и спас монахов, никому не позволив догадаться о большем…
— Да, — сказал отец. — Я боялся, что Кутилин где-то повел себя слишком неосторожно и может никогда не вернуться домой со своими червонцами, если я не помогу ему исчезнуть. Как вы понимаете, у меня были все причины бояться. Кто ж знал, что история дома так богата кладами? И в любом случае я дополнительно подстрахуюсь. Мы с Кутилиным отправимся в путь ночью, и доставлю я его не в наш город, а в соседний, в двадцати километрах, где останавливается санкт-петербургский ночной экспресс, который затем проходит наш город на полной скорости. Лишняя осторожность в данном случае не помешает.
— Не понимаю, — Ванька наморщил лоб. — Если ты так осчастливил Степанова, отдав ему эти бумаги, то почему не попросить его выделить двух-трех человек для охраны Кутилина до самого Санкт-Петербурга? Степанов ведь только рад будет выполнить твою просьбу, разве нет?
— Позвали лисицу курятник стеречь! — фыркнул я. — Ты соображаешь, о чем ты говоришь? Да Степанова может кондратий хватить, если он вдруг узнает, что у него под самым носом находится мешок золота! Конечно, он может повести себя вполне порядочно и благополучно доставить Кутилина, куда тому надо — но ты готов за это поручиться? Что если Кутилин навеки исчезнет, а и Степанов и охранники будут клясться и божиться, что доставили Кутилина до Санкт-Петербурга в целости и сохранности, там простились с ним — и куда он мог деться потом, просто не знают? Мы до конца дней будем сомневаться, виноват Степанов или нет! Меня мурашки пробирают, как подумаю, что мы могли при Степанове обвинить монахов в похищении Кутилина — и выдать всю игру! Разумеется, отец что-нибудь придумал бы, чтобы запорошить Степанову глаза, но все равно у Степанова могли остаться подозрения, что от него что-то скрывают — и кончится это могло чем угодно!
— Но ведь папа сам говорил, что доверяет Степанову! Разве нет, папа? — обратился Ванька к отцу, внимательно слушавшему наш разговор.
— Я сказал, что до определенной степени, — напомнил отец.
— Верно, до определенной степени, — сказал я. — Степанов уважает отца, это правда, но ведь ради такого количества золота он мог все уважение отбросить в сторону. Ведь ты сам часто говоришь, папа, что нельзя искушать малых сих, а кто искушает — те самые виноватые. Ведь как раз тот случай, да?
— Тот самый, — подтвердил отец.
— Степанов не мал, — сказал Ванька.
— Ошибаешься, Степанов мал, — негромко, спокойно, но при всем том очень уверенно проговорил отец. — Он мал, потому что никогда не мог устоять перед любым серьезным искушением. Последние два года он из кожи вон лезет, чтобы стать честным и порядочным предпринимателем и заниматься только законным бизнесом, но возвращается на протоптанную дорожку, едва почувствует себя оскорбленным или едва решит, что сейчас проще и выгоднее нарушить закон, чем его соблюдать. Не знаю, что уготовано ему в будущем. Сумеет он оторваться от своего сомнительного прошлого и стать уважаемым бизнесменом? Или не сегодня-завтра его арестуют — за какое-нибудь давнее дело, о котором он сам давно забыл и следствие по которому, как он воображает, зашло в тупик? Не скажешь… В любом случае, было намного благоразумнее ничего не рассказывать ему о молодом Кутилине и «картежных червонцах». Хотя, должен сказать, Степанова никак не назовешь одним из худших образчиков человеческой породы.
