Игорь Гуров - Хребет Скалистый
— А разве так можно? — усомнился Васька. — А я думал, что так только индейцы жарят, Я читал…
— В каких книжках? — заинтересовался Петяшка.
— Эх, ты! — торжествовал на этот раз Васька. — Не знаешь! У Майн Рида, у Купера.
Обмазанную глиной утку Майборода положил на землю, засыпал слоем сухой глины, а сверху развел костер.
Лаврентий Кулибаба принес кусок грудинки, ничем не отличавшейся от домашней свинины. Майборода нарезал мясо кабана на небольшие куски, сложил их в котелок, крепко посолил, положил туда два стручка красного перца и повесил над костром.
Лаврентий Кулибаба, Петяшка и вызвавшаяся им помогать Ольга сняли шкурки с хауса и птиц.
Наконец Христофор Ферапонтович объявил, что полдник готов. Подошел Жмуркин. Подсел поближе Проценко.
Сначала ели жаренку. Впрочем, ели не все. Ольга Ракитина, Жмуркин и Васька, никогда не пробовавшие кавказской пищи, взяв по ложке, долго отдувались, пили воду и второй раз лезть в котелок не отважились.
— Ну и перец! — вытирал выступившие слезы Васька. — Словно горячий примус проглотил!
К их счастью, утка была без перца, а то бы сидеть им голодными.
— Пища богов! — зажмурился от удовольствия Васька, проглотив первый кусок охотничьего блюда. — Никогда не ел ничего вкуснее.
Шкуры хауса, кабана и птиц были обработаны, свернуты в аккуратные трубки. В таком виде они будут отравлены в город, а там препараторы превратят их в чучела для музея.
Делать на Атаманском было нечего.
— Ну, Грицько, — предложил Кулибаба, — пошли на другие острова. Их тут богато. До вечера на трех-четырех побываем, Проценко несколько минут молчал, задумчиво смотря куда-то вдаль. Потом он снял очки, обвел всех взглядом добрых близоруких глаз и неожиданно сказал:
— Нет, дядя Лаврентий, мы больше никакие острова осматривать не будем. Надо отправляться в горы Скалистого хребта и искать там.
Жмуркин недоверчиво хмыкнул. Проценко обернулся к нему.
— Я все думал, почему записка адресована именно мне. И вот я догадался, о какой решетке идет речь. Решетка — это шифр. У меня дома хранится одно письмо, вернее записка Натальи Гудковой, которая написана этим шифром.
— А ключ к шифру, — оживился Жмуркин, — ключ есть?
— Есть и ключ.
Следование экспедиции по намеченному маршруту прервалось.
Новая пропажа, новая неожиданность
Проценко выдвинул ящик письменного стола, вытащил объемистую папку и начал перебирать лежащие в ней бумаги. Не найдя того, что искал, он просмотрел их снова. Затем стал перелистывать с лихорадочной поспешностью и снова торопливо выдвигать один за другим ящики стола.
— Украли! — растерянно обведя взглядом обступивших его участников экспедиции, проговорил он. — Нет ни письма, ни ключа к шифру. Украли.
— Кто мог украсть? — зло закричал Жмуркин. — Ищите. Вы сами куда-нибудь засунули! Некому красть.
Ольга что было силы сжала руку Жмуркина выше локтя:
— Нельзя так волноваться. Очевидно, украл бумаги тот самый Ванька Каин, который взял и "Трех мушкетеров".
Жмуркин что-то пробормотал, извинился, нервно закурил.
Проценко подошел к телефону и набрал номер Решетняка.
— Филипп, — сбиваясь заговорил он, — у меня новое несчастье… Я нашел решетку. Ну, то есть не решетку, а ключ к решетке. Но у меня украли шифр. А ты, видимо, прав, искать надо в горах, а не на Тамани. Но как быть?
— Откуда ты говоришь? — спокойно перебил его Решетняк.
Узнав, что экспедиция в полном Составе вернулась обратно, Решетняк минуту помолчал, обдумывая что-то, а потом предложил:
— Вот что: детей оставь дома, а вы все приезжайте ко мне. Тут на месте и решим, как быть дальше…
— Вот всегда так — как до интересного дойдет, так нашего брата по шапке! сетовал Васька, после того как взрослые уехали.
Алла и Шура разом, как по команде, вздохнули.
— А там небось что-нибудь новое, — продолжал ворчать Лелюх, — события развиваются.
Сам того не подозревая, Васька Лелюх на этот раз оказался провидцем.
В подъезде краевого управления милиции Проценко и его спутников встретила с заранее приготовленными пропусками Анечка Колесникова.
— Вас просили зайти в комнату двадцать четыре, к завхозу, — обратилась она к Жмуркину, — там нужно что-то с машиной уточнить. Перерегистрация знаков, что ли. Вы прямо сейчас зайдите. Как раз и Филипп Васильевич отлучился.
Разыскав комнату двадцать четыре, Жмуркин без стука толкнул дверь. Особенно церемониться с завхозом он не собирался.
За столом сидели Решетняк и какой-то майор. На диванчике около стены расположились два молодых человека в штатском.
— Входите, — повелительно произнес Решетняк, а когда опешивший Жмуркин сделал несколько шагов вперед, насмешливо добавил: — Что-то вы робки стали, Коршун.
Жмуркин отпрянул к двери, но только что сидевшие на диване молодые люди оказались уже позади него. Один из них сдавил запястье правой руки Жмуркина, а второй быстро и ловко выхватил плоский пистолет из заднего кармана его брюк.
— Значит, Ваньку Каина из этого пистолета прикончили?
— Я не понимаю вас, — пробормотал Жмуркин. — Кого вы называете Коршуном? Какое отношение ко мне имеет Ванька Каин?
Решетняк в упор посмотрел на него и сказал:
— Чтоб вы не думали, что я вас беру "на пушку", сюда приведут вашего друга, который рассказал уже все. Давайте, Потапов.
Один из державших Жмуркина молодых людей выглянул в коридор и крикнул:
— Введите арестованного!
Жмуркин не отрываясь смотрел на дверь.
Два конвоира пропустили впереди себя невысокого, плотного человека с коротко остриженными черными волосами, сильно тронутыми проседью.
— Слягавил, Князь! — бросился к нему с поднятыми кулаками Жмуркин.
Но Потапов успел схватить его за руки.
— Поганый болтун! — в бешенстве заорал арестованный, и его глаза налились кровью. — Подвяжи язык!
— Уведите, — кивнул Решетняк конвоирам на арестованного, которого Жмуркин назвал Князем. — Опростоволосились, Коршун. Думаю, больше вам запираться не к чему. Знакомьтесь — майор Сомов, Поведет следствие по вашему делу.
Ничего больше не добавив, Решетняк вышел и направился к себе в кабинет.
Подавленное настроение Проценко невольно передалось Ольге. Они сидели с убитым видом.
Решетняк весело посмотрел на них и спросил:
— Почему такое уныние?
Не поднимая головы, Проценко глухо ответил.
— Несчастье, Филипп. Этот мерзавец Ванька Каин, оказывается, украл вместе с "Тремя мушкетерами" одно письмо Натальи, а в нем…
Решетняк не дал ему докончить:
— Если ты говоришь о шифрованном письме и ключе к шифру, то их взял я, а не Ванька Каин.
— То есть как? — изумился Проценко.
— Сейчас, сейчас, — засмеялся подполковник. — Этакий нетерпеливый народ! Все по порядку расскажу.
— Нужно подождать Жмуркина, — остановил его Проценко, — он больше всех переживал.
— Пожалуй, Жмуркина ждать не стоит, — улыбнулся Решетняк, — я его только что арестовал. Кстати, и фамилия его не Жмуркин.
— Как? За что? Не может быть!
— Придется запастись терпением, — ответил Решетняк, — нам пока еще тоже не все ясно, но думаю, что уже сегодня многое прояснится. Я уверен, что вечером смогу вам кое-что рассказать. Приходите ко мне сюда в двадцать один ноль ноль. Сейчас же прошу извинить меня, дорогие друзья, надо принять участие в допросе Жмуркина и еще одного его приятеля…
Тайна "Трех мушкетеров"
В девять часов вечера Проценко и Ольга снова были в кабинете Решетняка.
Филипп Васильевич представил им немолодого майора милиции:
— Знакомьтесь — старший следователь Степан Степанович Сомов. Вот он нам и расскажет то, что ему известно о Жмуркине, об убийстве Ваньки Каина и о тайне "Трех мушкетеров".
Майор Сомов опустился в кресло, подождал, пока рассядутся его слушатели, и начал неторопливый рассказ.
…Вскоре после окончания войны в один из исправительных трудовых лагерей на Урале поступил новый заключенный. Фамилия его была Коршунов, звали его Максим. Осужден он был сроком на пять лет за мошенничество.
Попав в тюрьму, Коршунов не утратил своего веселого, общительного нрава. Он был дисциплинирован, хорошо работал, а по вечерам развлекал заключенных то пением, то забавными рассказами о своих мошеннических проделках, которыми начал заниматься чуть ли не с десятилетнего возраста. Но чаще всего в свободное время Максим рисовал на листке бумаги углем или карандашом портреты своих товарищей по заключению. Портреты эти в лагере имели большой успех. Многие удивлялись тому, как Коршунов — в лагере его звали «Коршун» — ловко и быстро добивается в рисунке портретного сходства.
— Чего ж вы хотите, — улыбался он, слыша возгласы одобрения, — я ведь в художественном училище занимался. Как раз бы в конце сорок первого окончил, да война помешала.
