Игорь Гуров - Хребет Скалистый
— Вот она, сердечная, Тамань — земля Тмутараканская, — растроганно произнес Проценко. — Давай, Олюша, вон к тому домику с флагом над крыльцом. Заедем в станичный совет, а тогда уже определимся по домам.
Алка выскочила из машины почти на ходу. В этой станице она родилась. Здесь она проводила два предыдущих лета, и ей не терпелось поздороваться со своими станичными друзьями.
— Тетя Лукерья! — крикнула она пожилой казачке, подошедшей к плетню посмотреть, кто приехал на таких больших и шикарных машинах. — Тетя Лукерья, здравствуйте! Петяшка где?
— Ах, та же боже ж мий! — всплеснула руками дородная Лукерья и заторопилась к машине. — Здоровенька була, девонька! Потянуло до дому? Здравствуй, Грицько! — кивнула она Проценко. — С товарищами приехал. Заходьте, заходьте.
Передав своих спутников тетке Лукерье, Проценко пошел в станичный совет. Оказалось, что сюда звонил Решетняк и председатель совета уже выделил экспедиции двух проводников. Проценко хорошо знал их обоих.
Это был Лаврентий Кулибаба, здоровенный плечистый казак с черной, чуть с проседью бородой, и щуплый вертлявый казачишка Христофор Ферапонтович Майборода, бывший партизан отряда Гудкова. Оба станичника — отменные охотники, знающие в плавнях каждую тропинку, каждый островок.
Они как раз собирались на охоту по заданию краеведческого музея; для пополнения коллекции чучел надо было добыть несколько птиц и зверей. С охотниками должен был идти и сын тетки Лукерьи — Петяшка.
Переночевав в станице, экспедиция ранним утром отправилась в плавни.
По плохо накатанной дороге, с самыми замысловатыми зигзагами, подъехали к сплошной стене камыша. Дальше пути не было.
— Машины можно оставить здесь, — распорядился молчаливый Кулибаба, — никто их не тронет. Петяшка, веди товарищей на Атаманский остров, а я пойду…
Ничего не объясняя, он скрылся в камышах.
— А куда ж тут идти? — с сомнением проговорил Лелюх. — Совершенно непроходимая трясина.
— Не бойсь, — успокоил Майборода, — Петяшка — он проведет. Я тож могу провести, но Петяшка лучше.
Петяшка уверенно шагнул вперед и скрылся в камышах.
Вытянувшись цепочкой, за ним пошли остальные члены экспедиции. Алла вела на поводке Сокола. Они не переставали удивляться тому, как их юный проводник находит дорогу в плавнях, в причудливом лабиринте болот, маленьких пресных и соленых озер.
Охоту начали с первых же шагов. Счет открыл Петяшка. Да какой счет: выстрелом, какому мог позавидовать любой снайпер, он сшиб изумительной красоты пурпурную цаплю. Через несколько минут дуплетом из обоих стволов выстрелил по стае уток Христофор Майборода. Две утки остались неподвижно лежать на воде. Третья, подранок, ударила несколько раз по водной глади крыльями и тоже затихла.
Грохнул выстрел где-то вдалеке.
— Лаврушка зверя подбил, — уверенно сказал Майборода. Он как выстрелит, так шкура есть. Вот я вам расскажу… Петяшка! Гляди! Гляди! Стреляй, милай!
Прямо у них над головой, лениво помахивая крыльями, летел большой, тяжелый пеликан. Мальчик выстрелил по пеликану в упор, прямо в его широкую белую грудь.
Больше под выстрел ничего не попадалось. Зато издалека, с той стороны, куда ушел Лаврентий Кулибаба, один за другим прогремели еще два выстрела.
Камыши становились гуще, и продираться сквозь них было все труднее.
Васька Лелюх совсем приуныл. Все брели по колено в воде.
Неожиданно камыши расступились, и участники экспедиции оказались на берегу большого чистого озера, в центре которого возвышался круглый островок, поросший большими ивами и кустарником.
— Вот и Атаманский, — объявил Петяшка. Он отыскал брод и провел своих спутников на остров.
Под одной из плакучих ив сидел Лаврентий Кули-баба. У его ног лежал небольшой кабан. Перегоняя друг друга, все бросились к нему: рассматривали свирепую морду, щупали жесткую, как проволока, щетину, удивлялись страшным клыкам.
— Вот это да! — воскликнула Ольга.
— Хорош кабанчик, — поддержал Жмуркин.
— Подсвинок-то? — довольно безразлично ответил Лаврентий. — Нет, худой. Вот к осени, тогда бы он жиру нагулял, а то сейчас бить зверя или птицу одно баловство. Подсвинок для стоящего охотника не добыча. У меня тут настоящая добыча есть.
Он поднял с земли тужурку. Под ней лежал пушистый, величиной с большую собаку, зверь. Его шерсть, чуть подпорченная кровью, шелковистая на ощупь, была серо-бурого цвета. На ногах и шее — темные полосы. Острые уши украшены пушистыми кисточками. Четыре черные полосы тянутся от лба к затылку. Черные кольца на хвосте.
— Болотная рысь!.. Это хаус!.. Камышовый кот!.. — Раздалось сразу несколько возгласов.
Все щупали мускулистые лапы кота, пытались по хвосту и зубам определить его возраст, рассматривали место, куда попала пуля.
Лаврентий был доволен.
— Этих камышовых котов, или по-нашему хаусов, надо бить во всякое время, говорил он, — как и волка. Каждая такая гадюка за месяц столько яиц и птиц истребит, что человек и в год не съест. А сильный, дьявол! Как кукуруза поспевает, он на поля пробирается мышей ловить. Ну, бывает, собаки кота и прихватят. Так ведь уходит, дьявол. От целой своры отобьется и уходит. Самым сильным псам животы повспарывает, глаза выцарапает и уйдет.
— А на людей нападает, дядя Лаврентий? — спросил Васька, на всякий случай отодвигаясь от мертвого кота.
— На человека? Раненый кот нападает, а так — нет. Я только один случай знаю. Да и то не с хаусом, а с лесным котом. Такие у нас на Кубани в горных лесах водятся. Он немного поменьше камышового кота, но тоже страшный: когти и зубы, как у этого. Так вот, раз в лесу кот с ветки на спину охотника кинулся и вцепился ему в шапку. На спине у охотника был привязан убитый заяц, он, видно, и привлек голодного кота.
— Ну, а охотник что?
— Да чего охотник? Известно. Схватил кота да об землю и убил.
— И сильно поранил его кот? — спросил Проценко.
— Поранил? — переспросил Кулибаба. — А вот гляди.
Он поднял кверху свою неподпоясанную рубаху. От шеи через всю спину к поясу шли полосы глубоких рубцов.
— Кхе! Кхе! — захихикал Майборода. — Лаврушка потому и невзлюбил хаусов. Бить, говорит, надо этих зверюг во всякое время.
— Не болтай! — насупился Лаврентий. — Сам знаешь, что от хаусов уткам погибель, а лесные коты, того и гляди, фазанов начисто переведут. — Он демонстративно отвернулся от Христофора Ферапонтовича и, обращаясь к Проценко, предложил: — Давайте свежевать добычу да полдничать.
— Нет, мы сначала остров осмотрим. Решетняк говорил, что здесь, на Атаманском, отряд Гудкова около месяца был, а потом, когда отряд ушел, здесь была тайная база. Оружие, патроны хранили, — сказал Проценко.
— Было, было, — подтвердил Майборода. В центре острова стояла старая, в несколько обхватов ива. В ее дупле хранились когда-то гранаты и патроны, а на вершине помещался наблюдательный пост. Разыскивали полусгнившие остатки свай, на которых стоял выстроенный партизанами склад для винтовок. Были тщательно обследованы дуплистые ивы, но нигде ничего похожего на тайник не обнаружили.
— Надо рыть землю, — предложила Ольга.
— А ты попробуй, милашка, покопай, — засмеялся Майборода.
Не понимая, почему он смеется, Ольга несколько раз ковырнула ножом мягкую, податливую почву. Небольшая ямка сразу же наполнилась водой. Ольга перешла на другое место и снова попробовала копать — опять вода. Не оставалось сомнений в том, что на Атаманском — главной базе отряда Гудкова — никакого тайника нет, — Пойдем завтракать, — нарушил тягостное молчание Кулибаба, — да и о шкурах нужно позаботиться, а то пропадут.
— Вы идите, а я еще поищу, — сказал Жмуркин и стал снова выстукивать стволы и копать землю.
Возня с охотничьими трофеями немного развлекла участников экспедиции. Только Проценко, раздосадованный первой неудачей, был хмур и, отойдя в сторону, уселся на полусгнивший ствол поваленной бурей ивы. Он думал о том, что же делать дальше. Где искать?
Ракитина и ребята обступили Кулибабу, который, ловко орудуя охотничьим ножом, снимал с кабана шкуру.
В это время, бормоча что-то себе под нос, Христофор Ферапонтович заканчивал потрошить утку.
— Ну-ка, хлопчики, эвон под ивой накопайте глины, — скомандовал он. Ребята повиновались.
— А зачем глина? — поинтересовался Васька. — Утку жарить, — пожалуй, даже с некоторым удивлением ответил Петяшка: неужели, дескать, таких простых вещей не знаешь!
По виду Васьки нетрудно было догадаться, что он ничего не понял, но спрашивать не стал, чтобы Петяшка не зазнался, Христофор Ферапонтович спустился к воде, тщательно промыл утку. Потом развел глину и, к удивлению Васьки, начал обмазывать ею чистенькую тушку птицы.
— А разве так можно? — усомнился Васька. — А я думал, что так только индейцы жарят, Я читал…
