Энола Холмс и маркиз в мышеловке - Спрингер Нэнси

Мне было жаль вот так внезапно расставаться с Тьюки, не попрощавшись.

Но что поделаешь! Я должна отыскать маму.

Еще мне было жаль, что я не смогла провести больше времени с Шерлоком, пусть он бы меня и не узнал. Мне хотелось смотреть на него, слушать, восхищаться. Я искренне по нему скучала, и меня снедала тоска, словно я была божьей коровкой, которая стремилась улететь на родное небо.

Только мой великий брат не желал искать маму. Чтоб ему пусто было! Божья коровка в моей душе сложила крылышки, и сердце заныло.

Впрочем... Может, оно и к лучшему. Шерлок с Майкрофтом заставили бы маму вернуться в Фернделл-холл, а ей явно не хотелось там находиться. Когда... Не если, а когда я с ней встречусь, не буду просить ни о чем, что сделало бы ее несчастной. Я ищу маму не для того, чтобы лишить ее свободы.

Мне просто хочется, чтобы у меня была мама.

Вот и все.

Хочется поддерживать с ней связь. Видеться время от времени, пить вместе чай, разговаривать. Знать, где она и как у нее дела.

Хотя в глубине души я переживала, не случилось ли с ней что-нибудь плохое, мне больше нравилось представлять, что мама в безопасности в чудесном месте, где нет ни корсетов, ни турнюров — возможно, даже шляпок и сапожек. Там, где повсюду зелень и цветы. Забавно, что я, следуя ее примеру, сбежала не к зеленым просторам, а в этот город-помойку, где еще не успела увидеть ни дворца, ни золотых карет, ни дам в мехах и бриллиантах, зато встретила больную стригущим лишаем старуху, ползущую по тротуару.

Наверняка с мамой бы такого не произошло.

Правда же?

Оставалось только надеяться на лучшее; и мне следовало что-нибудь предпринять, пока всю полицию Лондона не поднимут на мои поиски.

На следующей остановке я торопливо выскользнула из омнибуса, прошла один квартал пешком и наняла кеб. Четырехколесный, закрытый — чтобы никто меня не увидел. И назвала кебмену адрес:

— Флит-стрит.

Кеб ехал по оживленной дороге, лавируя между телегами и экипажами, а я тем временем достала бумагу с карандашом и составила послание:

СПАСИБО МОЯ ХРИЗАНТЕМА ТЫ ЦВЕТЕШЬ? ПРОШУ ОТПРАВЬ ИРИС

Из «Тайного языка цветов» я запомнила, что ирис означает «послание». Ирисы в букете побуждают получателя задуматься над значением других цветов. Богиня Ирида, по-гречески Ирис, передавала послания между Олимпом и Землей, перелетая по радужному мосту.

К сожалению, большинство абзацев из «Тайного языка цветов» не отложилось в моей памяти. Непременно надо будет добыть копию этой книги, когда я найду жилье.

Я с горечью подумала о другой, невозместимой потере — брошюрке с шифрами, которую мама сделала своими руками, моем сокровище, которое напоминало мне о ней. Что сделал с брошюркой Резак, я, вероятно, никогда не узнаю.

(По крайней мере, так я тогда думала.)

Однако вряд ли она мне пригодится.

(Опять же: я так думала.)

Вернувшись к своему посланию, я переписала его наоборот:

СИРИЬВАРПТОУШОРП? ЬШЕТЕВ ЦЫТАМЕТНАЗИРХЯОМОБИСАПС

Потом разделила на равные части и написала зигзагом:

СРЬАПОШР? ШТВЫАЕНЗРЯМБСП

ИИВРТУОПЬЕВЦТМТАИХООИАС

Покачиваясь на сиденье в такт экипажу, я поменяла строчки местами. Это послание я собиралась поместить в колонку объявлений «Пэлл-Мэлл Газетт», свежие номера которой мама почти никогда не пропускала, а также в другие издания, которые ей нравились, в том числе «Удобное платье» и «Современную женственность». Шифр у меня в результате получился следующий: «Корень лианы ИИВРТУОПЬЕЕЦТМТАИХООИАС стебель лианы СРЬАПОШР? ШТВЫАЕНЗРЯМБСП твоя Лиана».

Я знала, что мама не удержится, увидев зашифрованное послание, и непременно попытается его разгадать.

Знала я и то, что мой брат Шерлок любит читать раздел с объявлениями в ежедневных газетах и тоже обратит на него внимание.

Но он не знал, как лиана оплетает забор, и поэтому у него не было ключа к шифру.

И даже если бы Шерлок его разгадал, то не понял бы, в чем смысл послания и кто поместил его в газете.

Помню, давным-давно — казалось, прошла целая вечность, а на самом деле всего шесть недель — я ехала на велосипеде по деревенской дороге и сравнивала свои таланты с достоинствами брата — не в свою пользу.

Теперь, сидя в лондонском экипаже, я составляла новый список своих способностей. Я знала о том, о чем Шерлок Холмс даже не подозревал. Он не счел одежду моей матери важной деталью, ни турнюр (багаж), ни высокую шляпу (там, скорее всего, была спрятана внушительная сумма). Мне же был близок мир женского белья и аксессуаров. Выяснилось, что маскироваться у меня получается очень даже неплохо. Кроме того, я понимала язык цветов. Шерлок Холмс смотрел на «прекрасный пол» свысока, как на незначительный и непоследовательный, но его логическое мышление не позволяло детективу ухватить факты, очевидные для меня.

Женщины располагали целым миром тайных шифров, понимали, когда поля шляпы означают протест, носовые платочки — обман, пушистые веера — скрытую непокорность, скрывали тайное значение в сургучных печатях и расположении почтовых марок, визитных карточках; тайный мир «прекрасного пола» был настолько велик, что будь он плащом, я могла бы завернуться в него с головой. Я сумела применить корсет и как оружие, и как средство защиты. У меня была возможность посетить места, в которых не бывал Шерлок Холмс, и добиться того, что ему и не снилось.

И я собиралась ею воспользоваться.

Лондон, ноябрь, 1888

Неизвестная в черном вышла на вечерние улицы Ист-Энда. На талии — отнюдь не осиной, как это было модно — висели четки, и крупные бусины из черного дерева тихонько щелкали в такт шагам. Балахон монашки закрывал ее с ног до головы. Она несла корзинку с едой, одеялами и одеждой для бедных старух, сгрудившихся на ступенях работного дома, обессилевших женщин, которых называли дремалами, и других нуждающихся. Бедные люди любили монахиню за доброту и называли сестрой. Имени ее никто не знал — ведь она всегда молчала. Очевидно, приняла обет молчания и уединения. Или боялась выдать изысканной речью и акцентом благородное происхождение. Она всем помогала молча. Поначалу ею интересовались, но через несколько дней почти перестали замечать.

Тем временем в куда более богатом и даже богемном районе некто открывал бюро в том же готическом здании, где проводила сеансы мадам Делия Сивилла де Мак, астральная искательница, до ее — или, правильнее сказать, его — скандального ареста, самого ошеломительного события сезона. После того как он сел в тюрьму, на окне его бывшего дома появилось объявление:

Скоро открытие. Приходите на консультацию

Доктор Лесли Т. Рагостин, ученый искатель

Ученый — это всегда мужчина, причем довольно важный, занятый преподаванием в университете или работой в Британском музее. Поэтому никто из жителей достойного района не удивлялся, что великий доктор Лесли Т. Рагостин не встречался им прежде. Правда, в дом каждый день приходила секретарь — выполняла его поручения, приводила в порядок новое бюро. Это была простоватая девушка, совершенно непримечательная, но при этом работящая, как тысячи других простушек, которые трудятся за пишущими машинками и бухгалтерскими книгами, откладывая хотя бы небольшие суммы, чтобы отправить их домой. Звали ее Лиана Месхол.

Каждый день, как и положено добродетельной и скромной девушке, выживающей в Лондоне в одиночку, Лиана Месхол обедала в чайной для трудящихся девушек неподалеку от ее работы. Там, вдали от хищников мужского пола, она сидела в одиночестве и читала «Пэлл-Мэлл Газетт». В одном из номеров мисс Месхол нашла кое-что, пробудившее ее интерес, и даже вырезала заметку из газеты. Теперь она всегда носила этот клочок бумаги с собой. Вот что там было написано: «Ирис стебель-корень для Лианы ЦЕУАОНЕЕОЬОРЗНЕАОВВАСРЗВТНСЛЦНТЛКХИАТМНИЫЦЯЯОА».