Юрий 3банацкий - Тайна соколиного бора
Она принялась за раненого, как опытный врач.
— Дождалась все-таки!.. Если бы вы знали, Павел Сидорович, какое это мучение — быть без своих! Школой занялась.
— Ребята рассказывали.
Он заскрежетал зубами от боли, когда Любовь Ивановна отделила тряпку, прилипшую к ране.
— Терпите, родной, терпите… — ласково говорила Любовь Ивановна.
— Ничего, — хрипел сквозь зубы раненый. — Не привыкать. Делай, Люба, свое дело… Так ты говоришь, тебя не заподозрили?
Чтобы заглушить боль, Павел Сидорович нарочно заговорил о другом.
— Староста вызывал. Хотел в полицию отправить. Но когда прочитал документы, отошел. А теперь уже совсем считают своей. Старший полицай даже свататься стал, — добавила она тише.
— Ой!
— Больно? Потерпите, потерпите, я сейчас…
— Ничего. Прозевал он невесту!
Руки ее замерли, и она вопросительно посмотрела ему в глаза:
— Неужели больше туда не возвращаться?
— Нет необходимости. Любовь Ивановна Зарецкая свою роль исполнила и отныне снова становится Любовью Ивановной Иванчук.
— Как я рада! — прошептала девушка.
— Сидоренко был?
— Присылал человека. Несколько раз… Беспокоился очень. Скоро будет здесь.
Василек догадался, о чем шла речь. Он теперь понял, что учительница была связной.
Любовь Ивановна перевязала рану и дала Павлу Сидоровичу какие-то порошки:
— Теперь будет легче.
— Спасибо! Меня не берет, а вот… товарища… — В голосе раненого зазвучали нотки скорби.
— Как там наши? Николай Петрович?
— Отрядом командует.
— А обком?
— Подпольный обком тоже там.
— Почему так долго не было никого? Как Иванов?
— Потому так долго и не было. Месяц назад пошли с Ивановым и… на засаду нарвались. Это я уж, как видишь, дошел, да около села чуть не погиб. А Боярчука убили… здесь, за лесом.
Любовь Ивановна вздохнула.
Каждый думал о своем.
Василек снял нагар со свечи, которая начала чадить и часто мигала. Тимка подпер кулаками подбородок и влюбленными глазами смотрел то на Павла Сидоровича, то на Любовь Ивановну. Он ловил каждое их слово, переживая все сказанное.
Сверху послышались шаги.
— Должно быть, Мишка, — тихо промолвил Василек, хотя сам был уверен, что это партизаны.
Предчувствие не обмануло его. В землянку ввалился весь обсыпанный снегом Иван Павлович. Он прищурился, внимательно всматриваясь в лицо учительницы.
— Не ждал, — сказал он поздоровавшись. — Вы как попали сюда, товарищ Иванчук? Не выдержали?
Любовь Ивановна пожала ему руку:
— Все в порядке, товарищ Сидоренко.
Иван Павлович заметил в углу землянки человека, лежащего на сене.
Павел Сидорович пошевелился.
— Не узнали, товарищ Сидоренко? — довольно усмехаясь, спросила Любовь Ивановна.
Иван Павлович приблизился к раненому.
— Журляк! Павел! — крикнул он.
Они по-братски расцеловались.
— Наконец-то!.. Заждались! — сказал Иван Павлович.
— Плохо встречают в твоих краях, товарищ Сидоренко.
— Ранили?
Только сейчас Иван Павлович заметил болезненную бледность Павла Сидоровича.
— А Боярчука помнишь, в облземотделе работал? Убили… Если бы не твои орлы…
— Выручили? — Иван Павлович с любовью посмотрел на мальчиков. — Они у меня действительно орлы!
Ребята, раскрасневшиеся от этой похвалы, не знали, что сказать.
…Была уже полночь, когда в землянку ворвался Мишка, весь мокрый, утомленный. Ему было и невыразимо радостно, и досада сжимала сердце. Такой неповторимый момент, исключительный случай, а его именно в это время и не было! Но чувство досады скоро прошло. Здесь все сидели, мирно разговаривая при тусклом мерцании свечи, а он ночью делал свое дело.
— Товарищ командир! Ну-ка, посмотрите, не пригодится ли вам это?
Мишка развязал сумку. Командир взял в руки плитку, похожую на кусок желтоватого мыла.
— Тол! Павел Сидорович, смотри, настоящий тол! — обратился Иван Павлович к представителю подпольного обкома. — Видел этих орлов! Ведь это же на вес золота! Ты знаешь, что ты принес, Мишка?
— Я еще могу! — гордо заявил Мишка.
— Давай побольше, сынок! После войны за тол я тебе золотом возвращу. Пуд за пуд.
— Ого! Не хватит золота, — фыркнул Тимка.
— Где это ты раздобыл? — спросил Иван Павлович.
— Это ребята… Алеша… У них стояли солдаты и много такого оставили. Целый ящик. Алеша и спрятал. Хозяйки сначала думали, что мыло; попробовали белье стирать, а оно не мылится.
— Это мыло, чтоб фашистов мылить! — смеялся командир. — Нам оно нужно дозарезу. Патроны где-нибудь найдете, тоже давайте. Это все нужно, как воздух.
— Найдем! — за всех пообещал Василек.
Что было потом
Ивана Павловича, командира партизанского отряда, не было около недели.
В Соколином бору остались только четверо партизан для охраны Павла Сидоровича и Любови Ивановны.
Павел Сидорович быстро выздоравливал. Спал теперь спокойно, пробовал уже опираться на раненую ногу. В солнечные дни его выводили из землянки. Он ложился на сухое сено, приподнимался на локтях и радостно щурил глаза от солнца. Он похудел, лицо вытянулось, позеленело, щеки запали. Только красивые серые глаза стали глубже и еще больше закурчавилась борода.
Дружески усмехаясь ребятам, Павел Сидорович спрашивал:
— Как дела, Мишка?
— Ничего.
— Весь тол перетаскал? — допытывался Павел Сидорович.
— Весь.
Мишка, всегда разговорчивый и особенно любивший побеседовать с Павлом Сидоровичем, отвечал сейчас не очень охотно. Все его внимание было направлено на другое. Мишка не сводил глаз с рук молодого партизана: Леня Устюжанин мастерил мину из того самого тола, который принес Мишка из села.
Мишка всегда очень любил технику. Когда в колхозе приобрели автомашину, он целыми днями вертелся около нее и внимательно следил за тем, что делал шофер. Слышал он и про чудодейственную силу мин. Представить себе только: наскакивает на мину танк или машина — и летит в воздух!
Мины казались Мишке чем-то непостижимым и уж вовсе не произведением рук человеческих. А оказывается, очень просто: Леня сам быстро и искусно делал настоящую мину.
Он смастерил из березовой коры небольшой ящик, наполнил его плитками тола, туго перевязал проволокой. Потом вставил в ящик металлическую трубочку, которую Мишка принял было за автоматическую ручку, и объявил, что мина готова.
Мишка недоверчиво посмотрел на Леню:
— И она взорвется?
— Ого! — засмеялся тот в ответ.
Мишка опять с изумлением взглянул на Леню:
— А как вы ее… где ставите?
— Можно на дороге, можно на железнодорожном пути. Везде можно, только осторожно! Сапер ошибается один раз в жизни, — произнес партизан слова, которые когда-то говорили ему самому.
Но Мишке нравилась эта опасная профессия, и он решил во что бы то ни стало стать минером.
Леня словно прочел его мысли:
— Здесь, Мишка, надо действовать спокойно, осторожно. Нужно тебе, например, взорвать автомашину. Выходишь на дорогу. Роешь ямку там, где колеса проходят. Ставишь мину. Но вот тут-то и весь секрет: мину надо зарядить. Ошибешься — машину не подорвешь, а сам загремишь. А делается это так…
— А разминировать потом можно? — спросил Мишка.
— Все можно, только осторожно.
Леня начал рассказывать, как он, будучи еще в армии, разминировал с товарищами поля.
Мишка просиял:
— А Алешка знает такое поле. Туда никто не заходил. Зашла один раз чья-то корова — и на кусочки!
Устюжанин оживился:
— Обязательно разминируем. Это ведь клад для партизан.
— А меня научите?
— Лишь бы смекалка да желание были.
— Да я… — Мишка от волнения не знал, что сказать.
…В эти дни Василька не было дома: Иван Павлович
снова послал его в город.
Теперь Василек отправился без страха и волнения. Он набрал в сумку картошки, сушеной рыбы, даже кусок сала выпросил у матери, взял несколько пригоршней пшена и двинулся в дорогу.
Ему посчастливилось — попутные подводы подвезли его почти до самого города. На дорогах и в городе без конца встречались мешочники: это горожане, забрав из дому последние пожитки, несли их в села менять на продукты. Поэтому на Василька никто не обратил внимания. Хотя он ничем не отличался от других, но тем не менее с замиранием сердца вступил в город. Кроме подарка Сергею, у него была зашита в рукаве записка; листовки он засунул за подкладку голенища. Иван Павлович советовал не брать с собой ничего лишнего. Но не взять листовки, где говорилось о выступлении товарища Сталина в день празднования годовщины Октября, о том, что гитлеровцы провалились со своим наступлением на Москву, Василек был не в силах. Ему казалось, что, кроме него, еще никто не знает об этой необычайно важной новости. Он хотел порадовать листовками Сергея.
