Андрей Трушкин - Повелители кладов
Один из камней привлек его внимание тем, что раствор вокруг него выглядел чуть темнее, чем между другими, точно такими же камнями. Внизу под подозрительным местом, на желтой, прокаленной солнцем глине, уже почти неразличимо, выделялась своим более насыщенным, чем земля, цветом какая-то масса — то ли песок, то ли раствор, который Бутяков и Грибков-Майский выколупнули вокруг камня.
— Ну точно, — схватился за голову Вовка, — саблю они искали. Только что-то их спугнуло.
— Да что их могло спугнуть, — не согласился Лешка, — тут рядом и не ходил никто. Кстати, а нам бы пора сматываться отсюда. А то заявится сейчас сюда какой-нибудь смотритель — вот воплей потом будет. Никос, слетай встань на шухере.
Никос захлопал своими черными ресницами. Сразу было видно, что он не понял, о чем идет речь. Поскольку Лешка к нему не оборачивался, парню пришлось признаться в плохом знании современного русского нелитературного языка:
— Я вас не понял. На что мне встать?
— Да не на что, а зачем. Ну, короче, поднимись там, посмотри, чтоб, во-первых, эти жулики вдруг случайно не вернулись, а во-вторых, может, какие туристы сюда нос сунут, или местная охрана, или кто тут у них есть.
— А, теперь я вас понял, — кивнул Никос и, цепляясь рукой за камни, вылез из ямы.
Он прошел несколько шагов до бастиона и присел на корточки в тени зубцов стены.
— А как мне подать вам знак, если кто-то будет приближаться?
— Ну пой что-нибудь эдакое…
— "Сердце красавицы склонно к измене", — предложил Лешка.
— Это как исполнять? — не понял Никос. — Я не знаю такой песни.
— Да знаешь. Вот, слушай…
Лешка насвистел несколько нот из известной мелодии, и Никос кивнул в знак того, что понял, о чем идет речь.
— Только там поется не о сердце красавицы, а о сердце знатной дамы, — решил блеснуть он своей эрудицией. — У вас неправильный перевод с французского.
— Да пой как Бог на душу положит, — не отрываясь от заинтересовавшего его камня, пробурчал Вовка.
Пока Никос оглядывал окрестности, Вовка подобрал с земли ветку, отломил от нее кусок и острым концом палочки стал счищать какую-то жидкую, еще не успевшую затвердеть массу вокруг камня.
— Что это? — разглядывал он ее с видом Левенгука, уставившегося на неведомый ему микроб.
— Похоже на клей какой-то. Типа "Момент".
— Ну-ка дай-ка я нюхну, — поднес белую каплю, нанизанную на палку, Вовка Казаков.
Некоторое время он усиленно принюхивался, а потом изрек:
— По-моему, это обыкновенная зубная паста.
— Ну-ка, ну-ка, — наклонился Лешка к камню. — Да, похоже на то. Вроде "Колгейта".
— Ишь, какие шустрики, — продолжал ковыряться палочкой вокруг камня Казаков. — Начали копать, потом их, наверное, что-то или кто-то спугнул, они заложили камень на место, брызнули туда из тюбика зубной пасты, промазали сверху пылью. В двух шагах теперь черта с два увидишь, что этот камень только что вынимали.
Вовка уже очистил от пасты один край камня и стал расшатывать его рукой, чтобы вынуть из кладки. Однако в этот момент активизировался Никос. От неожиданности, потому что какие-то люди, по виду — американские туристы, негаданно вывернули из-за бастиона, он начал петь, хотя и соблюдая ноты, но с достаточно далеким от оригинала текстом:
— Сердце графи-и-ни склонно к графи-и-ину, а не к дофи-и-ину, а только к графи-и-ину!
Чертыхаясь, Вовка и Лешка подхватывали с земли только что выковыренную ими зубную пасту и срочно заделывали стык между камнями. Поскольку паста уже перемешалась с грязью, стык получился очень натуральный. Едва Вовка и Лешка, помогая друг другу, выбрались из ямы и пошли вдоль крепостной стены, из-за угла показалась парочка пенсионеров и принялась делать панорамные снимки Средиземного моря с самой верхней точки Фортеццы.
Ребята, с неприязнью глядя на бледные ноги старика и старухи, прошли мимо них по нижней балюстраде и, удостоверившись, что свалившиеся на них свидетели не смотрят в их сторону, стали отчаянно жестикулировать. Никос, с перепугу все еще бухтевший про какие-то "графины", "апельсины", "габардины", подбежал к ним.
— Эх, — впечатал свой кулак в ладонь Лешка, — жалко, что мы не успели камень этот вынуть. Неизвестно, как далеко они продвинулись в раскопках.
— Ничего, — Никос засунул руки в карманы. — Сейчас они уйдут, и мы там все как следует обследуем.
— Не получится, — глянул на часы Лешка. — Нам в отель возвращаться пора, иначе Мурашка что-нибудь заподозрит, и тогда нам — кранты. Отправит домой без выходного пособия.
— Кто такая Мурашка? — не понял Никос.
— Ну это наша классная. Учительница то есть. Зовем мы ее так.
— От нее мурашки по коже бегут, потому что она бьет учеников? — со страхом глянул на своих приятелей Никос. Кто его знает — как у них там, в России, заведено. Может, у них в школе ребят за всякие провинности лупят преподавательницы почем зря. Вон ведь в Парагвае учителя надевают на урок бронежилеты и имеют право в любой опасной ситуации стрелять в ученика, вынувшего оружие. Может, и в России так?
— Да нет, кликуху она схлопотала совсем по другому поводу, — Лешка решительно развернул Никоса за плечи. — Но если мы попадемся — нам точно не поздоровится. Так что придется отложить расследование до завтра. Тем более что я уверен — ничего они еще выкопать не успели. Куда бы они тогда землю дели вынутую? Тут одним днем не обойдешься. Глину необходимо вынимать аккуратно, складывать в полиэтиленовый пакет и выносить из Фортеццы или высыпать где-нибудь здесь в укромном уголке. Если кто-нибудь увидит свежую землю, которая не успеет высохнуть на солнце, естественно, появятся вопросы.
— Да, — согласился Никос. — Ну что ж, вернемся сюда завтра.
Сам-то Никос готов был пойти в траншею один и немедленно, поскольку никакой Мурашки у него не было, а родители приходили домой поздно, и его отсутствия до темноты никто бы не заметил, но он боялся, что русские ребята могут подумать, будто он хочет их обжулить и самолично выкопать драгоценную находку. Поэтому, смирившись с тем, что придется ждать целые сутки, он зашагал вместе со своими новыми друзьями к выходу из крепости.
Кладоискатели поступили очень разумно, потому что музей под открытым небом уже закрывался, и служители пошли шарить по всем закоулкам в поисках заблудившихся туристов. Так что начни ребята сейчас выламывать камень и исследовать — что же за работу начали тут тюменские аферисты, — могли бы попасться с поличным.
— Нам теперь надо на автобусную остановку, Никос, — сказал Вовка, как только вся компания вывалила за пределы крепости.
— Здесь недалеко, — Никос зигзагом, чтобы не набирать слишком большую скорость, побежал вниз.
Ребята двинулись за ним, осторожно спускаясь по крутой булыжной мостовой, которая плавно, будто морская волна, вынесла их в закоулки старого города. Никос решительно свернул налево, потом направо, провел их мимо церквушки, увитой розовыми кустами, проскочил переулок, протиснулся в какую-то дверку в решетчатой ограде и вскоре вывел ребят к остановке, откуда шел автобус в сторону их отеля.
Ждать пришлось недолго. Вскоре к остановке подрулил длинный "Мерседес" кузнечикового цвета и распахнул двери перед троицей. Никос прошел в салон вместе с Вовкой и Лешкой и быстро по-гречески объяснил водителю, куда нужно доехать ребятам. На следующей остановке он выскочил и показал пальцем место, где он будет их ждать завтра.
— Только, Никос, — крикнул ему в окно Лешка. — Мы не знаем точно, когда приедем!
— Это неважно! — махнул тот рукой. — Я все равно тут целый день груши пинаю.
Последнюю фразочку, явно не из лексикона его семьи, Никос, судя по всему, уже поймал, общаясь со своими сверстниками из России. Вовка и Лешка засмеялись, но в конце концов решили, что расширение кругозора еще никому не вредило.
Автобус совершил такой же маневр, как когда они ехали в Рофимно, только в обратном направлении. Сначала он покрутился по узким улочкам, пугая сигналами зазевавшихся туристов и вписываясь в повороты с точностью до миллиметра. Потом, пыхтя, пошел в гору, протиснулся на оживленную автостраду и понесся прямо.
Виллы, магазинчики, придорожные кресты, отмечающие места гибели жертв автокатастроф, опять стали сливаться в одну длинную вытянутую ленту, и уже через каких-нибудь пятнадцать минут водитель притормозил у арки отеля, что-то сказал русским парням на прощание и помахал рукой.
— Хорошие люди эти греки, — пробормотал Вовка, заслоняясь рукой от пыли, поднявшейся из-за резко стартовавшего автобуса.
— Только кормят они по часам, — постучал по стеклышку своего "Полета" Лешка. — Так что давай быстро дуем в столовку, а то останемся без ужина.
Вовка и Лешка, крадучись, пробежали вдоль розовых кустов к зданию отеля и пошли к его центральному входу не по общей дорожке, где и положено было ходить нормальным туристам, а по узенькой тропиночке, проложенной, вероятно, для нужд садовника. Потом они быстро, насколько позволяли автоматически открывающиеся двери, нырнули в прохладный холл отеля, спустились по лесенке вниз и уткнулись в Мурашку, которая о чем-то оживленно беседовала со Стафисом.
